Der Blick zurück ist schwarz Und vor uns liegt die Nacht Es gibt kein Zurück Zum Glück, zum Glück Kein Zurück, kein Zurück
Оглянешься - темно, И взору предстает ночь, И нет возвратной дороги К счастью, к счастью Нет пути назад, нет пути назад
Вой сирен. Где-то вдалеке. Словно через вакуум… Свет. Много света. Скорость. Даже находясь в полубессознательном состоянии, понимаю, что меня куда-то везут. По всему телу разливается слабость. Я не чувствую конечностей. Слышу лишь собственное лихорадочное дыхание и пульс где-то в районе горла. Рассудок мутится. Слабо осознаю, что происходит вокруг. До слуха доносятся тихие голоса. Будто смазанный, неясный шум. Монотонная звуковая стена. Мысли постепенно проясняются - и рваные звуки начинают складываться в слова. Они долетают до меня, я слышу их, но понимание – лишь где-то на периферии сознания, и в итоге смысл сказанного так и не доходит до мозга… - Быстрее, мы можем его потерять! Держись, парень… Потерять? Наивные, хрен вы меня потеряете! Скорее сдохнет весь этот гребаный мир, чем я. Говорят, твари живучи. Я ведь отношусь к их числу, правда? Так что на мою смерть можете не надеяться, придурки! А еще врачи, блин, называются! Чувствую, как проваливаюсь в какую-то темноту. Нет сил сопротивляться. Я просто окунаюсь во мрак, ощущая, как конечности атрофируются, а сознание постепенно гаснет…***
- Джерард! Джерард, Вы слышите меня? - женский голос над ухом. Морщусь. Колебания звуковых волн заставляют голову раскалываться от боли. Приоткрываю глаза. Непривычно яркий свет режет, заставляя веки слезоточить. Зажмуриваюсь и делаю глубокий вдох. Я чувствую руки. И ноги тоже. Отлично, они на месте, это уже радует. - Джерард! - да отстанешь ты от меня, кретинка тупоголовая?! Мне не до тебя, не видишь?! - Да, я Вас слышу, - давлю сквозь зубы, мысленно умоляя эту корову заткнуться. - Вы попали в аварию. Вы это помните? - нет, бля, не помню! Я-то думал, что это санаторий, а это, оказывается, больница! Раздражение, словно снежный ком, нарастает в душе. - Да, помню, - деланное спокойствие. - Отлично. Водитель грузовика, в который Вы врезались, вызвал 911. Вам повезло, что Вы не успели отъехать далеко от города, иначе мы могли опоздать… - как же меня бесит это ее «Вы». Я младше ее раза в два, какое, нахрен, «Вы»?! Хотя… Ну да, это ж Я! Ухмыляюсь мыслишке. М-да, я вновь становлюсь собой. Тем самым Джерардом Уэем, презирающим всех и вся. Интересно, это встряска мозгов так подействовала или просто самолюбие проснулось? - Вы отделались легким сотрясением, но… - тут она запинается. - Что? - я улыбаюсь. Широко так, искренне. Сам не знаю, что смешного во всем этом, но сейчас даже ее голос вызывает порыв истерически расхохотаться. Интересно… Так, стоп. Взгляд натыкается на капельницу. Все ясно, я на наркозе. И это тоже почему-то кажется смешным. Тупо хихикаю, уставившись прямо в туповатое лицо медсестрички, сидящей передо мной. - Ваш брат в тяжелом состоянии. Он в коме. Дыхание сбивается. Кровь стынет в жилах, сердце пропускает удар. Комната словно сужается в размерах, стены начинают давить. Улыбка, застывшая на губах, сползает, и я хриплю онемевшими губами: - Что..? - У него очень серьезные повреждения. Разбита черепная коробка, тяжелая травма головного мозга… Я уже не слышу. У меня кружится голова, перед глазами все плывет… Словно со стороны наблюдаю, как она встряхивает меня за плечи, пытаясь привести в чувство, кричит что-то... - Дже-е-е-ер-а-а-а-а-ард… - знаете такой эффект в кино, когда все движения замедлены, люди широко открывают рот, а звуки такие растянутые? Вот сейчас я видел все именно в таком режиме. В режиме замедленной съемки. «Он в коме…» Раньше я полагал, что сломлен. Но, только услышав эти слова, почувствовал, как внутри действительно что-то ломается. Будто лопается надутый шар. Будто внутренний стержень с треском преломляется пополам. Будто сердце сдавливают ледяные тиски. Перед глазами темнеет. Я перестаю чувствовать ноги. Хорошо, что я сейчас лежу, иначе бы просто рухнул. К горлу подступает ком. А через секунду я теряю сознание.***
Вы спросите, что было дальше? Я не знаю. Не знаю, как описать состояние, в котором пребывал. А уж происходящее вокруг - тем более. Я ничего не замечал. Меня ничто не волновало. Все смазалось в одну серую массу. Вокруг меня скакали врачи, давали какие-то дурацкие лекарства, что-то кололи… Со мной пытался разговаривать психолог. Он полчаса рассказывал о том, что я ни в чем не виноват. Если до этого я мог спокойно выносить его болтовню, тупо уставившись в потолок и отпустив мысли далеко-далеко, то когда он сказал это… Во мне что-то переклинило, я схватил вазу с цветами и со всей дури швырнул в него. Злость громадным огненным шаром взорвалась где-то в районе солнечного сплетения. Я слабо помню, что орал ему тогда. - А кто, блять, виноват?! Кто?! Не я?! А кто? Отвечай, сука! - никогда еще у меня не было истерики… Никогда в жизни. Но в тот момент… Глаза застилала пелена горячих слез, меня трясло, и так хотелось убить его. Действительно убить, по-настоящему. Как он смеет говорить, что я не виноват?! Черт подери, именно из-за меня брат может отправиться на тот свет или на всю жизнь остаться инвалидом! Именно из-за меня, не из-за кого-то другого! Это сделал я! Я был за рулем этой гребаной тачки! Я сидел и думал о том, как несправедлива жизнь! Я вел машину и вспоминал проклятого блондина! Я! Я отдаю себе отчет в том, что вся ответственность лежит на мне. Я осознаю это с предельной четкостью. И это осознание сжигает меня изнутри. Как мне сказали, я пролежал в постели три дня. Господи, я думал, прошел месяц! Я сходил с ума, у меня постоянно случались истерики. Успокоительное… Я молился, чтобы мне поскорее вкололи морфин. Чтобы забыться сном. Тревожным забытьем. Забвением, полным кошмаров. Я просыпался в холодном поту. Перед глазами стояло лицо брата, и я, как заведенный, шептал: «Прости!». Я кричал, я вырывал иголки капельниц из вен, все тело сводило в судорогах… Нервная система - на грани окончательного срыва. Когда я пребывал в сознании, я думал о Майки. Когда мне вкалывали снотворное, я чувствовал, как оно растекается по венам. Чувствовал постепенное отмирание конечностей, тяжелеющие веки… Представлял, как этот наркотик бежит по артериям, смешавшись с кровью… Короткие мгновения полного спокойствия. Я не думал ни о чем, разум отключался. А потом я проваливался в сон. И не знал, что хуже: реальность или это кошмарное забвение. Во сне я снова и снова видел брата. Слышал его последний крик… А иногда я видел другого человека. И тот же лихорадочный шепот: «Прости!»… Только тогда это он шептал онемевшими губами. Я вспоминал его, и мне хотелось выть. Иногда я хотел выдернуть иглу из вены и всадить себе в сердце. Или в сонную артерию. Я мечтал перестать чувствовать. Я ощущал себя так, будто кто-то открыл во мне ящик Пандоры и все грехи разом выплеснулись на меня. Никогда в жизни не чувствовал раньше и не почувствую впоследствии себя более ничтожным. Я изнасиловал парня, которого люблю, и из-за меня же родной брат сейчас находится в коме с тяжелейшей травмой головного мозга. Меня разрывало. Меня подбрасывало на кровати, я бился в бесконечных истериках. Я чувствовал себя чудовищем. Я мечтал убить себя. Не просто совершить самоубийство, но сделать это с высшей степенью жестокости. Казалось, воздух превратился в фосген - ядовитый газ, разъедающий легкие. Медленно. Мучительно. Я желал умереть. И впервые в жизни полностью отдавал себе отчет в этом желании. Отчасти в нем, опять же, присутствовала доля эгоизма. Я мечтал избавиться от этого ужасного груза. От ноши вины. От бремени стыда. Иначе оно просто раздавит меня. Уже давит. Разрывает сердце. Постепенно, по миллиметру… Я ненавижу себя больше, чем кого-либо за всю свою ничтожную жизнь. И это ад. Когда меня пристегивают к кровати ремнями, чтобы предотвратить возможную попытку суицида, а я лежу, прикованный, вою, рыдаю, рву на себе одежду… Преисподняя. Это хождение по мукам продолжалось три дня, а потом…Потом пришел следователь. Из его короткого монолога я понял лишь то, что мне грозит исправительное учреждение. Вождение машины без прав, да еще и в несовершеннолетнем возрасте, плюс - громадная авария по моей вине, материальный и моральный ущерб водителю грузовика и физический вред здоровью другого человека. Он перечислял какие-то статьи, по которым я должен был отправиться в исправительный центр, но мне было настолько плевать, что самому не верилось. Именно в тот момент меня отпустило. В тот момент что-то сломалось. Просто щелкнуло где-то внутри - и я перестал чувствовать. Вообще. Мне стало плевать на все. Абсолютно. Все стало таким далеким, призрачным, несущественным. Ясно лишь одно: в исправительный центр я не поеду. Это единственная мысль, в которой я отдаю себе отчет. Потому что знаю: если меня запрут черт знает на сколько вот в таком вот закрытом помещении, я просто не выдержу. Меня раздавит, размозжит, убьет груз собственных эмоций. Но не сразу – постепенно. И лишь морально. Я буду чувствовать, как душа превращается в кровоточащий сгусток, пульсирующий от боли. И вот тогда начну молить о смерти. О физической. А возможности уже не будет. Разве что разбить голову о стенку. Но это маловероятно. Я как-то враз превратился из сильного и хладнокровного человека в тряпку. Я сломался. Я больше не собирался ни с чем бороться. Все, что мне было нужно, - свобода. Свобода от себя самого. От этого мира. Я хотел оказаться на краю Земли. Хотел провалиться в ад или подняться на небеса. Хотел улететь в открытый космос, освоить жизнь на Марсе. Что угодно, лишь бы подальше отсюда. Лишь бы не чувствовать больше. Никогда, никогда, никогда! Я не желаю знать самого себя. Я мечтаю переродиться, а еще лучше - не рождаться вообще. Но, так как ни одна из этих мыслей неосуществима, мне остается лишь одно – побег. Моя палата находится на первом этаже. Очень удачно, надо сказать. Ведь ничего не стоит выбраться ночью из окна. И еще… Я хочу попрощаться с братом. Меня не пускают к нему. Говорят, ему это только навредит. Странно. Что может навредить человеку, находящемуся в коме? Но я все же отказался от идеи пробраться ночью в его палату. Просто, если я увижу его безжизненные глаза, потухший огонь в них, безвольное тело… И я - всему этому причина. Я не смогу завершить начатое. Я возьму лезвие и перережу себе вены прямо там, около его койки. Я не смогу вынести этот груз. Поэтому я обойдусь без прощания. Зачем создавать лишние проблемы уборщицам? Им придется убирать мое мертвое тело, чистить палату от крови. Нет, так уж и быть, я избавлю их от этих хлопот. Я сбежал той же ночью. Я мог бы описать побег в подробностях, снова и снова изощряясь в художественных приемах и нещадно изгаляясь над языком, выдумывая всевозможные олицетворения и переносные значения. Но я не буду. У меня просто нет сил. В тот момент не было, нет и сейчас. Я не могу вспоминать эти мгновения. Неважно, стою я сейчас на крыше небоскреба, собираясь вот-вот сигануть оттуда и рассказывая все это вам - людям, зачем-то решившим выслушать мою бредовую исповедь. Возможно, я умру через мгновение. А может, я сейчас сижу перед камином с ноутбуком на коленях и бокалом шампанского в руках и пишу книгу - историю своей жизни. Все возможно, это пока неважно, ведь так? Но я не буду описывать ту ночь. Может быть, чуть позже, но не сейчас. К тому же вы наверняка неоднократно видели все это в многочисленных боевиках. Поверьте, там это смотрится более зрелищно. У меня все было банально: распахнуть окно, вылезти наружу, выбить стекло первой попавшейся тачки, завести булавкой, вытащенной из панково-пидорских штаников, - и все… Лишь скорость. Дорога. Свобода…