Клятва на крови

Бофур накануне слегка перепил. Тут, пожалуй, стоит отметить, что для того, чтобы хорошенько напоить гнома, требуется немало кружек самого крепкого пива: подгорный народ очень стоек к воздействиям любого спиртного. Так что в ночь праздника личный переводчик узбада действительно одолел немало выпивки. Не было ничего удивительного в том, что с утра его настигла расплата за веселье. — О-хо-хо, — пробормотал мориец, слегка пошевелившись. Ощущение было такое, словно часть головы вот-вот отделится от тела и плюхнется на пол. — Что, уже утро? Проклятье, почему так ярко светит солнце? Он все же разлепил ресницы и заморгал, соображая, где находится. На взгляд бывшего шахтера, вчера неплохо погуляли, раз уж даже воспоминания слегка стерлись. Слева послышался очень жалобный стон. Кажется, ночью гном спал не один. Он приободрился: сейчас можно будет попросить немного вина... Впрочем, откинув одеяло, Бофур обнаружил там не юную рабыню или, на худой конец, кого-нибудь из приятелей по походу, а всего лишь очень несчастного страдающего хоббита. — Ого! Ты чего это, дружок? — он озабоченно потрогал пылающий лоб полурослика. — Простудился, что ли? Как некстати, Торин вряд ли станет задерживаться тут ради тебя одного! Он все же сумел подняться и добрался до двери, чтобы кликнуть рабов и приказать им принести вина и позвать лекаря. Но тут дверь приоткрылась сама. На пороге стоял Торин, с интересом взглянувший на то, что происходило в комнате. — Как продвигается соблазнение моего жениха? — поинтересовался он, как-то непонятно усмехаясь. — Вижу, он явно утомлен? — Ему плохо, — виновато вздохнул мориец. — Прости, узбад, недоглядел я за ним, бедняга заболел. У него лоб горячий и губы вон как обметало... Торин подошел к постели и быстро окинул взглядом съежившегося полурослика. Тот лежал, обнимая подаренное яйцо и прижимаясь к нему как к родному. Когда узбад попытался разжать его руки, чтобы отобрать яйцо, Бильбо перевернулся, обнимая свое сокровище руками и ногами. — Непохоже на болезнь, — бросил король, выпрямившись. — Он ведь вчера много пил, не так ли? Что ж, я пришлю к вам его рабынь, пусть позаботятся о господине. К полудню мы должны быть уже в пути — никак не позже! Задерживаться здесь я не хочу, иначе местные жители поднимут бунт. Сражаться с людьми мне хочется меньше всего. И еще, Бофур, у меня будет к тебе одна важная просьба... Он тихо объяснил свое требование. Мориец вздохнул. — Да я стараюсь, узбад. Только он вырос в другом народе, и мы ему кажемся малость... ну, диковатыми. Я уверен, что, если ему такое предложить, бедняга точно сбежит. — Не думаю, — на лице короля не читалось никаких эмоций. — Ты ему нравишься, он не будет против обучения. Главное, помни, зачем ты это делаешь. Он ушел, действительно прислав к хоббиту и Бофуру рабынь с вином и легкими закусками. Бильбо запах еды быстро привел в себя: хоббит все же оставался хоббитом в любых условиях, даже оторванный от дома. Приподнявшись, он удивленно посмотрел на согревавшее его своим теплом яйцо и потер лицо руками. — Ощущение, будто я съел коровью лепешку, — пожаловался он. — Дайте воды! — Вода не поможет, езбад, — мориец со знанием дела протянул ему бокал. — Возьми. Вино разбавленное, так что ты не захмелеешь опять, а вот от головной боли поможет. Я уже полечился, теперь твоя очередь. Выпив и немного полежав, устало отдуваясь, Бильбо признал, что жизнь налаживается. Комната перестала качаться перед глазами, а каждое слово друга больше не ввинчивалось в мозг подобно раскаленной игле. — О, да, так лучше, — протянул мистер Бэггинс, осторожно опуская ноги на пол и уговаривая себя встать. — Это что же, я вчера заснул прямо тут, с тобой в обнимку? Ой, стыд-то какой! Надеюсь, я тебя не сильно беспокоил во сне? А то я ворочаюсь... — Ничуть, — улыбнулся гном. — Я сам спал, как бревно. Хм, Бильбо, мне нужно поговорить с тобой. Дождавшись, пока друг приведет себя в порядок, мориец подвинул к нему блюдо с фруктами и сообщил: — Торин доволен твоими успехами, но считает, что ты можешь добиться большего. Тебе следует обучаться кхуздулу с моей помощью и чаще общаться с остальными, чтобы быстро все запомнить. Только вот... понимаешь, узбад велел посвятить тебя в наши обычаи, а некоторые из них довольно жестоки по вашим меркам. — Боишься, что я стану считать вас еще большими дикарями, чем раньше? — проницательно сощурился хоббит. — Вряд ли это возможно. Не бойся, Бофур. Я не юная барышня, чтобы падать в обморок от одних рассказов о том, как вы приносите жертвы своим богам. Я не люблю насилие, это верно, но, коль скоро дорога домой теперь заказана, буду привыкать к жизни среди вашего народа. Тем более что тут есть такие славные гномы, как ты, — значит, не все так безнадежно, да? — А из тебя со временем получится отличный политик, езбад, — тихо признал мориец. — Что ж, раз ты не против, мы продолжим наши уроки сегодня же. Бильбо подошел к делу ответственно. Гномы по-прежнему вызывали у него неприязнь, но узнать о них побольше точно было не лишним. Он с интересом слушал рассказы друга, перемежающиеся запоминанием новых слов и фраз. Армия покинула Бри и двинулась дальше по просторам Дикого края. Во время марша гномы по большей части либо молчали, либо обменивались короткими наблюдениями об увиденном. Глотать дорожную пыль охотников было мало. Время от времени кто-нибудь затягивал песню, звонкую, как удары молота о наковальню, — или, наоборот, тяжелую и протяжную, звучащую так, словно она шла из-под земли. Бильбо слушал и запоминал слова, невольно стараясь распознать знакомые. У него всегда были способности к языкам — например, те книги на синдарине, что попадали к нему в руки, он мог читать вполне сносно. Кхуздул был языком куда более тяжелым для изучения, но все же дело постепенно продвигалось. Вскоре Бофур начал рассказывать ему об обычаях гномов. Многие из их поступков действительно поражали своей жестокостью, порой неоправданной. — ...и когда мы вошли в тот городок, узбад приказал казнить семью лорда, что так долго ему сопротивлялся. Его младший сын был еще ребенком, но ему тоже отрубили голову. Торин сказал, что оставлять за спиной врага, даже маленького, может только дурак. Мертвые уже никому не навредят — а в Чертогах рядом с отцом мальчику будет лучше, чем сиротой здесь. — Неприятная история, — вздохнул Бильбо. — Но она лучше той, где ты рассказывал о том, как Торин казнил вожака орков. Он правда распорол ему живот и заставил измерять шагами собственные кишки? — Боюсь, что да, — кивнул тот. — Почти вся наша военная добыча так или иначе замешана на крови. Когда-то мы были относительно мирным народом и больше занимались торговлей и изготовлением драгоценностей, но мир изменился. Если не ударишь первым, тебе вцепятся в глотку. Я видел много разных городов, езбад, и везде было одно и то же. Ночью, стоило хоббиту уснуть, ему приснилась казнь, которую Торин велел применить к одному из преступников, что осмелился предать узбада. То, что передававший сведения врагам шпион был одним из расы гномов, не остановило короля. Он приказал снять с осужденного рубаху и лично переломил ему грудину таким сильным ударом, что сломанные ребра проткнули кожу и высунулись из спины. Торин назвал это «крыльями орла» — название прижилось. Гномы вообще знали очень много способов допроса, пыток и казней. Однако это было только одной стороной их жизни. Спустя неделю похода Бильбо впервые услышал, как великий вождь играет на арфе. Тем вечером гномы остановились возле края большого болота. Вдалеке виднелась возвышенность с полуразрушенной башней — Бофур говорил, что она называется Заветрь. Хоббит как раз читал одну из подаренных другом книг, где излагались самые древние гномьи легенды. Он уже одолел сотворение народа кхазад и основные верования, теперь предстояло заучить наизусть все деяния Дурина Бессмертного, основателя рода его жениха. И вдруг легкий ветерок донес до ушей полурослика дивные звуки. Струны арфы пели и плакали, оживляя вечер, и гномы оставляли на время свои дела, с улыбкой прислушиваясь к чудесным звукам. А затем к звучанию арфы прибавился и голос, поющий медленную, грустную песню. Бильбо слушал очень внимательно, даже отложил книгу. Из палатки он не выходил, но явно понял, кто так прекрасно играет и поет. Бофур понимающе ухмылялся: он и сам неплохо играл на флейте, да и голос у него был красивый, так что оценить порыв узбада он мог в полной мере. Когда голос Торина стих, Бильбо, будто очнувшись, неопределенно помотал головой. — Ишь ты! — уважительно протянул он. — Слушай, Бофур, у меня к тебе будет одна очень большая просьба. Ты ведь мой учитель в том, что касается гномьего языка, ну и защитник заодно, так? — А что, на тебя нападают неграмотные клопы? — хмыкнул мориец. — Не вижу иных причин, по которым тебе может понадобиться учитель и охранник. — Я хочу, чтобы ты меня научил, как защититься от Торина, — пояснил хоббит. — Нет, не подумай, что я собираюсь причинить вред вашему королю, — торопливо добавил он, увидев, как помрачнел гном. — Просто хочу, чтобы он не делал мне каждый раз больно. Я еще не так хорошо знаю ваш язык, чтобы объяснить ему, что мне не нравится грубость. И мне надо, чтобы ты рассказал, как доставить ему удовольствие и сделать так, чтобы понравилось нам обоим. — О, вот как, — протянул мориец, как-то странно поглядывая на хоббита. — Бильбо, мне не хотелось бы обучать тебя любовной науке. Узбад просил меня о том же некоторое время назад, как ни странно, но я не уверен в том, что смогу сдержаться. Ты славный парень, и я не стану отрицать, что хотел бы принести тебе радость — ну и сам не отказался бы ее получить. Но ты принадлежишь королю, и я не хочу думать о тебе. — Мне приятно, что ты так заботишься о сохранении моей добродетели, — засмеялся полурослик. — Не бойся ничего. Мы ограничимся обучением, и друга ты не потеряешь. Ты ведь знаешь, что нужно таким, как вы, гномы. Научи меня! Я буду благодарен. Бофур улыбнулся. Хоббит даже забыл про чтение, хотя обычно ему нравилось письменное слово. Он в волнении поднялся на колени и выжидательно стиснул руками край покрывала, которое прикрывало его ноги. — Хорошо, мой езбад, — согласился мориец. — Только подожди, пока все заснут. Такие вещи не одобряются у нас, даже если происходят с дозволения узбада. Они молча ждали, мориец аккуратно чистил оружие, а Бильбо сидел, подтянув колени к подбородку и глядя на мечущиеся за пологом палатки тени. Наконец снаружи все стихло. Торин мог прийти в эту ночь и пожелать его, поэтому они выждали для надежности еще час, — но, видно, у узбада были более важные дела или же ему просто прискучил боящийся боли жених. — Ну что ж, если ты еще не передумал, давай попробуем, — предложил Бофур. Судя по его лицу, морийца тоже одолевали сомнения. Но все они рассеялись, когда Бильбо осторожно присел рядом с ним. — Не раздевайся, езбад, не надо, — остановил его руки гном. — Садись здесь, ближе, и слушай меня. Удовольствие может быть разным, но если ты не хочешь остаться всего лишь еще одним рабом в постели узбада, то нужно стать исключением, единственным для него. — И что для этого нужно? — заинтересовался хоббит. У него загорелись глаза, ему явно стало интересно. — Любовь, мой господин, — просто объяснил мориец. — Покажи, что он не безразличен тебе. Когда ты пытался его убить, то проявил интерес и внимание, пусть даже такое, — помнишь, чем все это кончилось? Ты говорил, что испытал нечто сродни удовлетворению. Представь, как будет хорошо вам в любви. — Но ведь он-то меня не любит, — горько усмехнулся полурослик. — Если б любил, не причинял бы боль. — И все же он выбрал именно тебя, — Бофур коснулся его щеки, медленно провел пальцем по гладкой коже. — Не гнома, не какого-нибудь раба-человека и даже не эльфа, а тебя. Значит, это неспроста. Любовь начинается с взгляда, мой езбад, и с поцелуя. Он наклонился вперед, поглаживая кончиками пальцев заостренные уши полурослика. Бильбо замер, впитывая ощущения. Тревога почти прошла, ей на смену пришел покой и комфорт. Надежность... тепло... Бофур не выказывал враждебности, он не переворачивал его на живот и не причинял боли. — Видишь? — прошептал он. — Тебе нравится ласка, так ответь тем же. Узбад не знает, чего ты хочешь, — как же он поймет, что тебе плохо с ним? Бильбо прикрыл глаза. Губы морийца были в каком-то дюйме от его собственных, но поцелуй запаздывал. Вместо этого гном бережно гладил его плечи, потом спустился к груди, провел руками по животу... Бильбо охватила истома, он ощутил нарастающее желание и прерывисто вздохнул. — Я запомню, — пробормотал он. Мориец был совсем близко, его теплое дыхание горячило кожу. Первое прикосновение губ вышло осторожным, будто они спрашивали друг друга, можно ли, — а потом Бильбо, уже не стесняясь, сел на колени к другу, пропуская между губ его язык. — Научи, — бормотал он, пока крепкие руки морийца удерживали его бедра и направляли движения, — научи меня! — Торин хочет, чтобы ты любил его, езбад, даже если делает вид, что это не так, — Бофур дышал тяжело, выговаривая слова в промежутках между поцелуями. — Дай ему любовь, как даешь ее мне сейчас... Сделай его своим, веди его к удовольствию, чтобы он думал только о тебе одном! — Да, — простонал Бильбо, хватаясь за его плечи и потираясь о твердый живот. — Я понял... Сделать... моим! Они целовались исступленно, задыхаясь, чувствуя одинаковый голод — не друг по другу, а просто по ласкам и любви, пусть даже такой, временной. — Не бойся пробовать, господин, — шепнул Бофур, чуть приспуская штаны хоббита и коснувшись его отвердевшей плоти. — Нет неправильной любви, если она настоящая. Бильбо улыбнулся. А потом освободил из одежды член гнома и сжал его в руке. Они обнялись, прижавшись друг к другу, и двигались в такт, отдавая другому всю печаль и поддерживая своим теплом. Бофур вздрогнул, касаясь губами уха хоббита, лаская его так нежно и настойчиво, что Бильбо почти изнемогал под этими прикосновениями. Гном излился первым, благодарно погладив спину друга руками, а потом уложил дергающегося полурослика спиной на шкуры, взяв в рот кончик его члена и лаская отяжелевшие яички. — Запомнил? — уточнил он, когда хоббит забился под ним, а затем обмяк, тяжко вздыхая. — Про любовь — да, — хмыкнул Бильбо, лукаво глянув на него. — Спасибо тебе. Я попробую сделать так, чтобы Торину было хорошо со мной.