Возможно

Пока Расс, Слосс, Ласт, Обжорство и Энви усердно работают над осуществлением плана Отца, а Грид прячется где-то на Юге (в этом были уверены все гомункулы, только они не знали, где именно находится Абсолютный щит), Прайд не знал, чем заняться. Он, конечно, время от времени проверял, как работают его братья и сёстры или не решил ли кто-нибудь из людей предать гомункулов, но это занимало у него далеко не всё время. Пока входить в семью Гнева в качестве сына фюрера было слишком рано. Посему единственным, чем сейчас мог заняться самый старший гомункул, - просто наблюдать за жителями Аместриса, которые совсем скоро перестанут существовать в своём привычном виде – спустя всего несколько лет они станут сырьём для огромного философского камня. И самое забавное во всём этом – никто даже не догадывается, зачем была создана эта страна. И только единицы, чьё прямое участие было просто необходимо, обладали этой информацией. Но даже им гомункулы не рассказывали абсолютно всего. Ведь даже эти люди – всего лишь очередные пешки на их пути к цели. Прайду совершенно не было жаль этих слабых, никчёмных, противных, смертных существ. Гомункулу вообще не было присуще такое чувство, как жалость. Эта всевидящая тень, у которой в груди вместо сердца был философский камень, мог испытывать только одно чувство – гордыню. Жадность, гнев, похоть, обжорство, лень и зависть были для него до сих пор неизведанными. Прайд не знал, что ощущают люди, когда в их грудных клетках подобно буре бушуют все эти грехи. Первый гомункул никогда не мог их ощущать. Ни разу за все эти несколько веков, которые он так преданно служит своему Отцу, ему не довелось ощутить что-нибудь из этого. Просто когда его создатель давал ему жизнь, он дал ему только одно единственное чувство – гордыню. И Прайд об этом совершенно не жалел. Всё было с точностью да наоборот: гомункул считал это своим достоинством. Гордыня прекрасно понимал, что делает людей такими слабыми: сочетание в их смертных и таких хрупких телах всех смертных грехов. Именно потому, что люди с самого своего первого дня на этой земле имеют возможность ощущать все грехи сразу, делает их невероятно никчёмными. Прайд видел, как люди из-за своих чувств легко расстаются со своими жизнями и как из-за смеси всех смертных грехов проигрывали многолетние кровопролитные войны. А если у существа есть только один грех, то он намного сильнее. И все гомункулы – прекрасное тому подтверждение. Даже Грид (этот предатель, который посмел поставить свои интересы на первое место, при этом полностью проигнорировав желания своего создателя) сильнее, чем любой житель Аместриса. Он, несмотря на свои убеждения и невероятно скверный характер, смог до сих пор оставаться не пойманным. Если бы на его месте был человек, то Отец бы непременно бы его уже смог найти и уничтожить. А вот Жадность… Он до сих пор прячется где-то на Юге, и никто из его братьев и сестёр не может найти отступника, не смотря на то, что Аместрис невероятно милитаризирован. Именно благодаря тому, что у этого алмазного монстра есть только один грех из семи, он до сих пор так прекрасно прячется. Пускай Гордыню и раздражало, что ни он, ни кто-либо ещё не мог найти Грида (им ведь даже известен район, где стоит искать гомункула), это было лишним подтверждением того, что люди – это низшие существа. И пожертвовать такими для высшей цели – совершенно не грех. Ведь свиней разводят только для мяса, а не для того, чтобы они управляли этим миром. Вот и с людьми всё точно так же. И Прайд хочет поскорее поймать Жадность, чтобы тот не смог появиться в самый неподходящий момент и присвоить себе всё то, чего столько добивались его собратья. Гордыня прекрасно знал: его брат на это способен. А ещё старший гомункул прекрасно понимал, что Грид вполне мог объединиться с Хоэнхаймом. Они сейчас по одну сторону баррикад. И их сотрудничество было бы вполне логичным – Мудрец с Запада смог бы отомстить Отцу, который когда-то ему помог, и заодно бы спас весь Аместрис, а Жадность с помощью последнего жителя Ксеркса смог бы избавиться от своего создателя, тем самым обезопасив себя. Для них обоих смерть Гомункула и всех его детей выгодна. Ни Хоэнхайму, ни Гриду не нужно, чтобы Отец со своими созданиями был у руля. Ведь если это будет так, то шанс на жизнь у них слишком мал. А вот когда эти двое избавятся от того, что им угрожает, то они смогут зажить спокойно, а Грид даже сможет осуществить свой невероятно абсурдный и нереальный план – получить господство над всем миром. Поэтому Гордыня прочёсывал Аместрис метр за метром, пытаясь найти кого-то из этих двоих. Чем он раньше найдёт их, тем больше шансов, что ни Хоэнхайм, ни Грид не успеют ничего натворить. И пускай Прайд смог предупредить Мудреца с Запада «смертью» супругов Рокбеллов, он всё равно не был уверен на все сто процентов, что последний житель Ксеркса станет точно тихо сидеть в своей глуши. По рассказам своего создателя Гордыня прекрасно понял, что Хоэнхайм способен абсолютно на всё. Даже на самые неожиданные и абсурдные поступки. Поэтому первый гомункул усердно искал этого «человека». Иначе он никогда со своими братьями и сёстрами не добьётся своей цели. А пока вечер постепенно переходил в ночь, гомункул начинал потихоньку мелькать чёрными тенями по городу, чтобы было легче найти необходимых ему… Созданий. Людьми их назвать нельзя. - Мальчик, а что ты здесь делаешь один? – слышится сверху мужской голос. Прайд хочет вспылить и съесть этого человека в армейской форме, который посмел отвлечь его от поиска Грида. Но гомункул быстро берёт себя в руки – он вспомнил, что не все в армии знают о том, кто он на самом деле. Да и раскрывать свою сущность сейчас не слишком выгодно. Ведь о его присутствии могут узнать те, для кого эта информация сейчас не предназначена. Улыбнувшись, как и подобает «ребёнку» его возраста, гомункул перевёл взгляд на мужчину в синей военной форме с погонами младшего лейтенанта. Кому-кому, а этому человеку лучше не знать, что сейчас на самом деле творится в Аместрисе. Обычные пешки никогда не знают, что планируют в своих головах игроки. Такие люди никогда не узнают больше, чем им следует знать. Это закон той вселенной, в которой они все живут. - Гуляю, - непринуждённо отвечает гомункул. - А где твои родители? – не успокаивается мужчина. «Какой же ты любопытный». Гордыня про себя ухмыляется тысячами зубастых ртов. Жаль только он не может на самом деле так поступить. - Здесь, недалеко! – воскликнул «мальчик». – Они ненадолго отошли! Естественно, никаких родителей не было даже на бумаге. Их только что придумал сам Прайд. Иначе бы военный ему не поверил. - Может, тебя отвести к ним? – младший лейтенант присел. Бывают же такие настырные люди, которым нужно узнать и сделать абсолютно всё. Жаль только, что такое поведение не всегда может закончиться хорошо. - Нет, спасибо, мистер, - продолжая улыбаться, ответил гомункул. - Хорошо, - тяжело согласился военный. – Но если что – обращайся. - Конечно, сэр! За эти несколько веков, которые прожил Гордыня среди этих чёртовых людей, он отменно научился играть отведённую ему роль ребёнка. Правда, в последнее время это ему порядком надоело. Уж лучше бы он получил тело взрослого, как предатель Грид!

***

Рой, пока тени каждую ночь сгущались и мелькали тысячами всевидящих глаз, продолжал думать об одном и том же: его учитель совсем недавно отошёл в мир иной. И пускай Бертрольд никого не подпускал к себе слишком близко (даже собственную дочь! Что же говорить об ученике?), Мустангу всё равно было больно и страшно. Человеку свойственно привязываться к тому, с кем он проводит много времени. А ещё для человека нормально бояться смерти. Никто из живых не хочет отправляться по ту сторону Врат и встречаться с Истиной, а потом превращаться в один огромный поток душ. А когда человек слишком близко оказывается со смертью, то ним овладевает естественный страх. И сейчас Огненный алхимик с трудом находится в доме своего ныне покойного учителя, и он, естественно, пытается успокоиться. Всё-таки смерть Бертрольда выбила его из колеи, пускай Рой и знал, что его наставник был серьёзно болен, он всё же надеялся на то, что он выздоровеет. Всё же для человека это нормально – надеяться на лучшее даже в самых плохих ситуациях. Но помимо этого на Мустанга давило ещё осознание того, что в районе недавно присоединённого Ишвара отношения между коренным населением и новой властью, как очень натянутая струна. Огненный прекрасно понимал – ещё один конфликт (даже самый незначительный) может стать последней каплей в чаше терпения. И если это произойдёт, то последствия очень легко спрогнозировать – вполне может вспыхнуть гражданская война. А если это действительно произойдёт, то в Ишвар наверняка перекинут много солдат, чтобы подавить повстанцев. Сам Рой поступил бы так. А вполне возможно, туда направят и государственных алхимиков… - Ты бы отдохнул, - голос Лизы слышится возле левого уха. Мустанг от неожиданности вздрогнул и быстро перевёл взгляд на девушку. Та стояла возле кресла, на котором удобно расположился Огненный, и в руках держала чашку с чаем, протягивая его алхимику. Натянуто и грустно улыбнувшись, майор взял горячий напиток, не отведя от Хоукай пристального взгляда угольно-чёрных глаз. - А ты не держи всё в себе, - Рой это буквально требует, а не предлагает. Лиза в один момент ещё сильнее хмурится и отводит взгляд. Мустанг свободной рукой берёт ладонь девушки и сжимает её. Он хочет поддержать Хоукай, только вот сейчас каждое движение кажется ему каким-то неправильным. - Не хочу об этом думать, - тяжело поясняет Лиза. - Прости. И только сейчас Огненный понял, насколько необдуманный поступок он совершил. Алхимик хочет повернуть время вспять, только вот он совсем не волшебник. - Всё в порядке, - выдавливает из себя девушка. А Рой сильнее сжимает её ладонь, на которой пока нет мозолей от снайперской винтовки. - Если что – я здесь, рядом, - по-армейски сухо произносит алхимик. - Знаю, Рой, - у Лизы голос непривычно тихий. – Знаю. И Огненный понимает – когда Хоукай подойдёт к грани, она обязательно обратиться к нему. А Мустангу большего и не нужно.