Кофейные капризы

Временами Джим смахивал на маленького капризного сукина сына. Впрочем, если убрать “маленького”, то описание подходило ему просто идеально. Особенно, мать его, по утрам. Потому что по утрам у Джима была особая забава, имевшая краткое и невинное название “Себ, принеси мне кофе”. В голосе со сна слышалась хрипотца, на губах блуждала ленивая, всё ещё немного сонная улыбка, и Моран просто не мог отказать. А зря. Этому консультирующему следовало отказывать как можно чаще. Надо было ещё тогда, на заброшенном складе, среди мёртвых тел и луж крови, сказать “Нет”. Прямо в это самодовольно ухмыляющееся лицо. Возможно, после этого он пополнил бы собой коллекцию на полу, зато спустя несколько месяцев не носил бы кофе в постель, как распоследний дворецкий. Как будто Джим нанимал его именно для этого. А винтовка – так, украшение интерьера. Каждое утро он говорил себе не поддаваться и всё равно… Но на этом игра не заканчивалась. Пожалуй, на этом она даже и не начиналась. Фраза лишь ознаменовывала подготовительный этап. Сделать кофе – плёвое дело: включил чайник, насыпал в кружку пару ложек из банки, затем столько же сахара, всё это залил и перемешал. Стартовала игра после того, как уже севший на кровати Джим брал кружку в руки и делал первый глоток. - Моран, ты что, идиот? Не отвечай, это риторическое. Ну кто делает кофе без молока? - Я делаю. - Я заметил. - Себ, он слишком сладкий… - Себ, он слишком горький… - Моран, ты что, отравить меня хочешь? У меня аллергия на корицу, а этот кофе провонял ею по самое дно! - Себ, объясни мне, бога ради, хотя тому нахрен нужно твоё объяснение, зачем ты добавил туда молоко? - Ты назвал меня идиотом, когда я сделал кофе без него. - А теперь я называю тебя идиотом, потому что ты сделал кофе с ним. - Сделать другой? - Не надо поганить мне утро ещё больше. Маленькая нестабильная тварька. Алогичная сволочь, которая умудрялась продумывать гениальные стратегические ходы и при этом требовать кофе с молоком и без молока одновременно. У Себастьяна взрывался мозг. У Себастьяна чесались руки въебошить этой кружкой прямо по капризной, искривлённой в недовольстве физиономии. Иногда у него создавалось бредовое ощущение, что он играл в угадайку. И играл чертовски плохо, потому что всякий раз не мог подобрать правильную формулу. Сегодня Его Величество Заноза В Заднице хотело кофе с молоком или без? Две ложки сахара и ещё пять крупинок сверху или наоборот? И почему Его Величество просто не могло сказать сразу, чего хочет? А то сделай ему кофе. Какой? Почему бы не показать один раз, чтобы облегчить им обоим задачу и больше не “поганить утро”? - Этот кофе совсем остыл, пока ты вспоминал, как переставлять ноги! Апогей всего этого сумасшествия наступил, когда Джим безапелляционно заявил, что его кофе слишком горячий, и в доказательство собственных слов тут же пролил часть на кровать, сбоку от себя, чуть ниже второй подушки, прямо на место Морана. - Вон, видишь, простыни аж дымятся. Честно говоря, единственное, что видел Моран – расплывающееся по его чистому, недавно купленному постельному белью пятно. И, надо заметить, это его совсем не радовало. Не будет преувеличением сказать, что дело обстояло с точностью да наоборот. Особенно если учесть, что простыня была довольно тонкой, а следовательно, пятно обещало красиво расползтись ещё и на матрасе. Что тоже не улучшало настроения. Себастьян осторожно забрал кружку, слегка поболтал оставшееся её содержимое, разглядывая мини-волночки, набрасывающиеся на стенки посудины, понюхал, а затем, не меняясь в лице, выплеснул на живот Джима. Тот зашипел, как рассерженная кошка, взвился, вопя: “Какого чёрта, Моран?!” – когда тот равнодушно хмыкнул: - Смотри-ка, а кожа не дымится. - Я тебе сейчас шею сверну, криворукий кретин! - когда дело доходило до угроз, Джим всегда разливался соловьём. Себастьян фыркнул, толкнул его обратно на кровать и склонился, слизывая остатки кофе с живота. Кофе действительно был горячим, но не настолько, чтобы дымились простыни: в конце концов, молоко, которое он добавил в напиток, перед этим стояло в холодильнике. У Джима на коже даже ожога не должно было остаться, лишь лёгкое покраснение с небольшой болью при прикосновениях. А боль Джим любил, и Моран об этом прекрасно знал. Он слегка прикусил кожу, обвёл языком вокруг пупка, слыша, как громко задышал Джим, как начал ёрзать, шурша испачканной простынёй, вполголоса обещая Морану страшные пытки и смерть в муках. Однако исполнение своих жутких угроз Джиму пришлось отложить на неопределённый срок, потому что Себастьян, неторопливо растянув его, доводя до исступления, вынуждая насаживаться на пальцы и едва ли не скулить, вошёл и стал двигаться резко и размашисто, заставляя его вскрикивать и извиваться, подаваться навстречу, прогибаясь. В отместку за пролитый на него кофе Джим царапал спину Себастьяна и до безумия широко и довольно улыбался, когда тот рычал и склонялся, чтобы укусить его за плечо, или за шею, или за ухо. Джиму чертовски нравилось доводить Морана, потому что его неудержимо манило то звериное, что таилось в нём. Обычно его рыцарь был собран, сосредоточен, серьёзен, спокоен и много других скучных слов на “с”, но, если вывести его из равновесия, результат превосходил все самые смелые ожидания. Джим матерился, царапался, кусался, подмахивал и дрочил себе, словом, делал всё, чтобы свести Морана с ума окончательно. Самое удивительное заключалось в том, что Моран охотно на это вёлся. И сходил. Каждый раз окончательно и бесповоротно. С Джимом каждый раз – последний. Умирать и рождаться снова удавалось по несколько раз на дню. Он, впрочем, почти привык. Плечо Себастьяна, когда он лёг рядом с Джимом и тут же поморщился от неприятного ощущения мокрого пятна кофе под правой лопаткой, саднило: кое-чьи зубы впились в него так, что там даже кровь выступила. Отчаянно хотелось курить, но вместе с тем лень и приятная расслабленность совершенно не позволяли ему подняться и найти сигареты. - Себ… - Да, Джим? - Принеси мне кофе. - Неси себе свой ёбанный кофе сам.