Подари мне улыбку

Ты всегда улыбался… Даже когда тебе больно и хочется плакать… Ты всегда смотрел на чистое и ясное небо… Даже если сил совсем не оставалось… Ты всегда был жизнерадостным… Даже когда врач огласил твой смертный приговор… Ты всегда улыбался… Даже находясь при смерти… Ты был подобен ангелу, что спустился с небес… Но в действительности ты был исчадьем ада… Это все моя вина… Если бы ни я, ты бы никогда не взял меч… Не пошел бы в Киото… Не задыхался бы кровью… Тебе не пришлось бы убивать… Соджи, прости… Прости и подари мне свою последнюю улыбку… Я унесу ее собой в могилу, что будет, там в холодных землях Хакодате… 30 мая, 1868 года. Окита Соджи сидел и с немой грустью смотрел на сад. Соджи размышлял о том, что с какой он легкостью вот так вот обрывал жизни людей, так и сейчас его жизнь могла быть оборванна невидимым врагом. Только у этого врага, почерк не настолько искусный, как у самого Соджи: не так быстро, не так легко и изящно.… Наоборот. Этот невидимый враг душил его уже на протяжении многих лет. Порой он выпускал когти и терзал его изнутри, тогда Соджи задыхался кровью. Невидимый враг убивал медленно, с каждым днем то все сильней и сильней сжимая свои костлявые руки на шее Окиты, то раздирая до крови его легкие. С каждым вздохом огонь все сильней и сильней нарастал в груди, вырываясь наружу в виде ярко-алой, с привкусом железа, крови, с ужасной болью. С каждым мгновением Соджи понимал, что его конец становится все ближе и ближе… Он ни разу никому не проиграл. А если и было, то тут же брал реванш. Даже Сайто. А этот бой был заведомо для него проигран… Последний бой, в котором ему не выжить… Он смотрел на небо и с тоской вздыхал, и морщась от боли. Воспоминания всплывали одно за другим в его памяти. Счастливые дни, когда он был в Шинсене.… И не знал, что уже вступил в проигранный бой со смертельной болезни. Туберкулез подкрался, не заметно, еле слышно. И дал знать о себе только тогда, в Икеда-я… Соджи усмехнулся сам себе: некогда лучший мечник, сильнейший в Шинсенгуми, тот, кому практически не было равных ни среди друзей, ни среди врагов, тот, кто всегда славился своей скоростью и мог одним ударом поразить шею и оба плеча… сейчас он даже держать меч был не в состоянии поднять… Он уже мертв. А мысли уносили его все дальше и дальше в прошлое… Почему то именно тот день… День, который стал для него началом конца… За спиной раздался шорох. Соджи интуитивно потянулся за мечем. - Ах, Окита-кун! Какая сегодня погода – в палату вошла сиделка: старая, добрая и очень милая женщина. Последний месяц она единственная кто навещал его. Сестра покинула Эдо, а Кондо куда-то пропал. Как и остальные Шинсенгуми. Здесь даже слухи о Шинсене не доходили до него: что с войной? Проигрываем? Выигрываем? Что с Шинсенгуми? Отряд еще есть? Жив ли Кондо? А Хиджиката? Что с Тошизо?!? Соджи попытался улыбнуться. Сегодня эта улыбка далась ему трудней, чем обычно. Сегодня им овладела непонятная тоска. - Скажите, а что с войной? – спросил он слабым голосом? - Что, что… - старушка загрустила. Она не могла сказать, что войну эту Шинсенгуми не потянуть. – Ничего. Как шла, так и идет. А вам, Окита-кун, нужно думать не о войне, а о скорейшем выздоровлении. Соджи печально улыбнулся. - А что с Кондо-саном? Он жив? - Да, скоро придет, навестить вас – и только в голове мелькнуло «убили, ровно месяц как…» - А Хиджиката-сан? - Вместе с Кондо придет, как обычно и принесет вам сладости – печальная улыбка и беглая мысль «уже не жив, но и не мертв» - Хиджиката-сан, это наш корабль. На нем мы отплывем на Хоккайдо, соберем там свою армию и ударим по СатТе с новой силой – сказал Эномото-сан, будущий президент республики Эдзо. - А.… Да, ясно – голос не живого, но не мертвого человека: сначала казнили его лучшего друга детства, а теперь еще и его возлюбленный был при смерти… А он не мог быть рядом с ним, провести с ним его последние мгновения, увидеть его последнюю улыбку и унести ее собой в холодные земли Хакодате. - Вы с нами, Хиджиката-сан? - А, да конечно… - Я тоже иду, Хиджиката-сан! – До боли знакомый голос… Голос, который шептал ему на ухо самые нежные и самые ласковые слова… Голос, который он так любил. - Как? И ты, Соджи… - вырвалось. Хиджиката посмотрел вдаль, туда, где было Эдо. Перед ним появился молодой человек, совсем ребенок, в белом кимоно и детским лицом. В глазах – ни следа грусти, такая легкость и свобода и радость: наконец-то он может дышать полной грудью, не боясь, что потом согнется от кашля. Он выглядел так, как будто не было этого туберкулеза. Только бледное лицо и на губах запекшаяся кровь. - Перед смертью у меня начался кашель, и я захлебнулся в своей крови – он улыбнулся. От этой улыбки Хиджикате стало не по себе. - Соджи, прости… - Ни чего не говорите, Тошизо-сан. - Прости и подари мне свою последнюю улыбку… Я унесу ее собой в могилу, что будет там в холодных землях Хакодате… Соджи улыбнулся. От его улыбки на душе Хиджикаты стало как-то теплей. Окита медленно подошел к своему любимому и осторожно почти прикоснулся бледной и худой рукой к его лицу. Осторожно провел тонкими пальцами по щеке, как бы смахивая скупую, мужскую слезу и медленно растворился со словами: «Я буду ждать тебя.… Там… Я буду ждать тебя хоть год, хоть два… Хоть сотню лет… Живи… И смотри на мир глазами, в котором меня не будет… Ведь я тоже хочу увидеть его…» Я скоро буду. Только жди… За полтора месяца до этого Кашель… снова кашель.… С каждым днем все сильней и сильней разрывал его грудь. Слабой рукой он дотянулся до катаны и обнажил ее на четверть. В зеркальном лезвии отразилось иссохшее, бледное лицо. Солнечный луч скользнул по лезвию и упал в глаза.… В памяти невольно всплывали воспоминания. Память огнем обжигала разум. По лицу скатилась скупая мужская слеза. В саду скользнула тень. Мягкие, еле слышные шаги. Но он слышит все. Звук заставил насторожиться. Соджи с трудом вышел. В саду на него смотрела черная кошка, с зелеными, пронзительными глазами, словно укоряя его, и говоря: «Ты убил многих… Они горят в аду, а теперь настала твоя очередь». Вот только Соджи уже пришлось познать ад одиночества: из-за войны друзья все реже и реже приходили… Из-за болезни он не мог сражаться вместе с ними. Цветы и воды оказались разделенными во тьме. - Мяууууууу. - Ах ты!!! - Мяуууууууууу Соджи схватил катану и бросился с криком «Я убью тебя!». Тело по-прежнему помнило все. Но туберкулез оставил на нем свой «автограф»: сил не хватило, и он закашлял. Земля обагрилась кровью. - Сооооджиииии! – Разгневанный голос демона за спиной – А ну быстро лег в постель!!! - Я тоже рад видеть вас, Хиджиката-сан! - улыбка. Глаза сияют. Он искренен. Даже не смотря на то, что ему осталось немного. – И вы здесь, Кондо-сан? Я… так… кха кха кха. – Соджи не хватило дыхания договорить. Невидимый враг вылез наружу и снова выпустил свои когти в его ослабшее тело. - Доктора! Доктора скорей!!! - Окита-сан, вы не должны вставать, если хотите поправиться. – Легкий удар по голове, еле ощутимый: доктор как всегда строг и груб. - Да но… - Хотел было возразить Соджи. - И не каких но! Соджи состроил обиженную гримасу, бурча под нос: «Если я буду все время лежать, то у меня грибы вырастут на голове». «Он же ребенок. – Мелькнуло в голове доктора. – Даже не верится, что он был одним из Мибуро». - Как война? – спросил Соджи после того как доктор вышел. – Как там Сайто-сан, Харада-сан, Нагакура-сан и остальные? Как там Тетц-кун? - Война идет. Все живы и здоровы. И все хотят, что бы ты поскорей вернулся в отряд. Нам тебя не хватает, Соджи. Ты всегда веселил нас. И даже когда умерли Саннан-сан и Хейске, даже тогда ты не падал духом и нам не позволял. По скорей выздоравливай. – Ответил Кондо, смотря на своего ученика с отеческой любовью. Они сидели и разговаривали обо всем на свете. Вспоминали про те времена, когда Кондо еще был учителем и он и Хиджиката – его учениками. Про то, как к ним присоединился Яманами, Хейске, Харада и Нагакура. И то как им было хорошо, когда не было ни политики, ни чертового союза СатТе, ни Шинсенгуми… Когда они просто жили в додзе. И только Хиджиката все время сидел спиной к ним. Он не мог смотреть на Соджи. Больше всего на свете ему хотелось подойти к своему возлюбленному и нежно обнять его и поцеловать. Он хотел провести эту ночь с ним. Но боялся. Боялся, что Кондо-сан узнает об их отношениях. Боялся, что в порыве страсти перестанет контролировать себя и у Соджи начнется приступ. Боялся, что он умрет. Хотя Соджи и так умрет. Он знал это и не хотел принимать. Соджи для Кондо всегда был как сын, для Хиджикаты – брат. Но в какой, то момент, незаметно для себя Тошизо стал смотреть на молодого парня не как на брата. Он всегда был рядом. Он часто засыпал в его комнате, еще тогда в Мибу. И Тоши долго любовался невинным лицом своего подчиненного, стараясь дышать тише.… Как будто боясь разбудить спящего ангела. И каждое утро просыпался под звуки его голоса. И тогда, в Икеда-я, увидев на губах Соджи кровь и услышав его кашель, замком осознал причину недавних недомоганий. Туберкулез. И в тот же момент испугался, что тот умрет. Но не как старший брат может испугаться за младшего. А как за того, кому он отдал свое сердце. Или же раньше? Хиджиката не знал. Кондо тоже знал об их чувствах. И прекрасно все понимал. - Ладно. Пойду я – сказал он, понимая, что эти двое хотели бы побыть одни. - Как, Кондо-сан, вы уже уходите? И оставите меня одного? - У меня еще много дел. И к тому же, с тобой останется Тоши. Уверен, вам есть о чем поговорить. Соджи поправляйся скорей. Война закончится, мы победим, и сегун-сама вернется к власти. Мы вернемся в Киото, и снова будем охранять город. Или останемся здесь, тогда я назначу тебя следующим шиханом додзе Шиэйкана. Но это не важно, главное поправляйся… - Эм… Кондо-сан, Хиджиката-сан – послышался голос доктора – можно вас на минутку? - Как он, доктор – в голосе Тоши слышалось беспокойство. - Вот об этом я и хотел поговорить. Оките-сану с каждым днем все хуже и хуже. Он в последнее время очень мало ест и чаше кашляет кровью. С каждым днем он все больше слабеет. Скоро он совсем не сможет есть. Ему осталось месяц или полтора. Не больше. Он может умереть завтра или даже сегодня. У него нет шансов на выздоровление: слишком поздно начал лечится. Мне жаль, но все что мы можем сделать для него, это лишь облегчить его боль, но… Приступ ярости. Крик. Гнев. Как ничтожен этот доктор, раз не может вылечить человека. - Ойойой Тоши, успокойся – Кондо попытался успокоить своего друга. – Такова наша судьба: никому из Шинсенгуми не дано выжить. И Соджи не исключение. - Но есть кое-что, что может продлить его жизнь и облегчить боль лучше, чем любые другие лекарства. Это ваше присутствие. Ему сейчас нужны друзья как никогда. Так что вы не должны уходить. - Не возможно – Хиджиката как всегда прям – Мы должны сражаться на войне, и не можем взять Соджи собой. Фронт не место для смертельно больных. И он это знает. - Доктор, знаете – Кондо осенила мысль – у меня есть идея. Когда Соджи был ребенком… – и тут же осекся: Соджи до сих пор оставался ребенком – ну то есть помоложе, он чуть не умер от кори. Тогда мы с Тоши всю ночь просидели возле него. Почему бы Тоши сейчас не посидеть рядом с ним? - Я те че нянька?!? – Замкому идея не понравилась. - Отличная идея! – а вот доктору да. - Ну а я пошел. Пока! - А ты не останешься? - Нет. Меня служба зовет. - А МЕНЯ НЕТ?!? – Лицо замкома налилось краской. - Тоши, у тя седня выходной. Проведи его с Соджи. Возможно, он завтра умрет. Будет обидно, если вы не попрощаетесь с ним. И пусть он подарит свою последнюю улыбку тебе, Тоши. - Кондо-кха-кха-сан, вы уже уходите? - Да, Соджи, мне надо уже идти. Но Тоши останется с тобой. - Кондо-сан, вы ведь еще придете навестить меня? - Да, конечно, Соджи… - Кондо вышел. По щеке скатилась слеза. «Возможно в следующий раз мы увидимся лишь в аду…» Он ушел. Соджи грустным взглядом проводил своего командира. В груди нарастала ноющая боль. Но это был не туберкулез. Они оба знали что виделись в последний раз: Соджи не сегодня, так завтра умрет, а Кондо не выжить на войне. Шинсенгуми не место в новом мире – они всего лишь пережиток прошлого, жертва, которую необходимо принести для благополучия страны. Соджи посмотрел на сад. Лепестки сакуры медленно падали. Сакура цветет каждый год, но всю ее красоту люди осознают лишь, когда она погибает. А боль все больше и больше нарастала. - Кондо-сан… Когда вы вернетесь, меня уже не будет… Прощайте… - Не говори ерунды, Соджи. Ты обязательно поправишься и снова сможешь сражаться под знаменем искренности. - Хах, Хиджиката-сан!!! Да вы просто безнадежный оптимист! - Может быть – замком усмехнулся – ты тоже)