Эрик
Несмотря на то, что спуск со здания Морг-центра довольно крутой, я вполне успешно спрыгиваю на землю, успев вовремя затормозить. Оглянувшись на трос, я думаю, что не стал бы заниматься этим просто так, для развлечения, хотя не могу не признать, что для проверки храбрости этот спуск подходит на все сто. Путь до Эрудиции занимает времени больше, чем я планировал — приходится действовать на упреждение и не попадать в поле видимости патруля. В городе, похоже, введен комендантский час — на моих глазах молодчики в черно-синей форме с непонятными нашивками арестовали двоих горожан, прохлаждающихся на улице. Хотя арестом насильственную посадку в драгстер назвать можно с натяжкой, но, как бы там ни было, мне не хочется оказаться в Эрудиции таким образом. Я заинтересован сам прийти к Сэму, добровольно. И для этого мне нужно максимум информации, которую можно выжать в моем положении. Сложнее всего оказывается пересечь центральную площадь — там у новых патрульных что-то вроде базы или опорного пункта: они жгут костры, едят консервы, передавая жестяные банки по кругу, ржут и громко переговариваются. Все бы ничего, но это очень напоминает сходки изгоев в их районе, и от этого особенно неприятно. Кто их контролирует? Они все с оружием — умеют ли они им пользоваться? Не очень длительное наблюдение показывает, что нет. Они тыкают друг в друга автоматами, все поголовно пьяны, постреливают вверх, и я совершенно не удивляюсь, когда после очередных бездарных выстрелов раздается истошный вопль — кого-то из своих они все-таки подстрелили. Стараясь держаться стен зданий, я обхожу эту сходку, проклиная про себя Сэма, изгоев и недоумевая, на что же он надеется — да, численность их велика, но они совершенно не готовы воевать. Если сейчас объединиться со всеми, кто против Коутса, как раз можно было бы… Но другие фракции Фору не верят, считая его мятежником, а Бесстрашные, наоборот, смотрят Итону в рот и не будут выступать без поддержки… Нужен диск, и как можно быстрее! Затерявшись среди чахлых деревьев около штаб-квартиры Эрудиции, я пытаюсь высмотреть хоть кого-то мне знакомого. Проходит не меньше получаса, пока я не замечаю Джойса Саммерса, рявкающего на одного из Вольников характерным зычным матерком. Дождавшись, когда он окажется ко мне ближе, я бросаю в него камешек и с усмешкой наблюдаю, как Саммерс озирается и снова матерится. — Джойси, это я, — говорю негромко. — Как обстановка? — Через два дома по левую сторону от тебя — полуразрушенная крытая парковка, — чеканит он после небольшой паузы и отходит. Ну, парковка так парковка. Значит, Джойси хочет мне что-то поведать. Появившись в оговоренном месте, Саммерс первым делом бросает мне папиросы, зная, что у меня их точно нет, и ухмыляется: — Мы уж думали ты нас бросил, лидер. — Мне с Искренними делать нечего, особенно с учетом того, как сильно Фор жаждал меня пристрелить! — отвечаю я, делая глубокую затяжку — первую за эти дни. — Да и он у них долго не задержится. — Мы надеялись, ты его приведешь, и не одного, — выходит из-за колонны Вайро, а за ним и остальной командирский состав. — Из всех нас только у тебя язык подвешен как надо. Нас там считают предателями, так? — Фор решил отступить, он не хочет драться, — пожимаю плечами. — Все остальные фракции считают его повстанцем и нарушителем спокойствия, никто не желает объединяться. Я только сегодня утром узнал, что Сэм перехватил управление, а изгои теперь его телохранители: Фор держал меня все это время в неведении. Пока я шел сюда, видел, что он не обманул — тут везде вооруженные изгои, однако голыми руками их не возьмешь. Да, их много, драться они не умеют и стрелять тоже, но пока их численность значительно превышает даже объединенные фракции — жертв не избежать… — И что же дальше? — раздраженно спрашивает Джойси. — Будем сидеть в этой блядской Эрудиции? Есть какой-то план или всех все устраивает? — Сэм заставляет нас тренировать изгоев, — глухо, едва сдерживая раздражение, цедит Вайро. — Эти ублюдочные твари ни во что нас не ставят, отыгрываются за то, что их выгнали, и Сэм следит, чтобы мы их не калечили. А они чувствуют свою безнаказанность, вот и хуевничают. И не всем Бесстрашным это нравится. Я бы даже так сказал, всем Бесстрашным это не нравится. Некоторые убежали, особенно после того, как тебя схватили в Искренности, а Макс погиб. Нас осталось очень мало. Валить отсюда надо, лидер! — Обязательно свалим, но не так быстро, парни, — качаю я головой. — Надо сначала найти кое-что очень важное для меня. Я осмотрюсь тут, поговорю с Сэмом, заверю его в своей поддержке. Вы ребята на подхвате. Что с оружием? — Оружие мы после тренировок сдаем в какую-то комнату со склянками, из которой сделали что-то вроде оружейки, — объясняет Джойс. — И если мы отказываемся тренировать изгоев, Сэм объявляет это предательством. — Нам необходимо тут задержаться, — твердо говорю я, понимая все их недовольство. — Позже я объясню вам в чем дело, но пока мне нужно тут осмотреться. Про меня Сэм говорил что-нибудь? — Ты ему нужен, лидер, — кивает Вайро. — Я слышал, Сэм даже назначил награду тому, кто приведет тебя живым. И с Каном он говорил, чтобы тебя отпустили… — И что? — хмурюсь я. Ничего себе новости, выходит, Фор скрыл от меня еще и переговоры с Каном. Надо же, как ему припекло меня пристрелить! — Что Кан сказал? — Сказал, что не хочет вмешиваться в ваши разборки, — хохотнув, разводит руками Джойс. — Что выставил всех Бесстрашных из Искренности и умывает руки. Мы уже начали готовить диверсию, чтобы тебя освободить… — Только чуть не опоздали: этим утром мне должны были пустить пулю в лоб. Ладно, мне еще нужна будет девица, что Джанин мочканула? Она где? — Девица в ячейке. Ждет суда. Сэм как-то не очень интересуется ее судьбой, ему она по-барабану, по-моему, — Джойси старательно делает безразличный вид. — Ясно. Значит, иду к Сэму. Что ж, парни, теперь моя очередь просить вас не дать мне сдохнуть! — Не вопрос, лидер, мы рядом! — ребята пожимают мне руки, я чувствую их поддержку. Когда это стало так важно для меня? — Но как тебе удалось выбраться? — прищурившись, спрашивает Саммерс. — Есть одна заноза в заднице, Джойси, и ты прекрасно ее знаешь, — теперь моя очередь усмехаться. — Она и в этот раз оказалась проворнее вас, парни! — намекаю я на неофитское сафари. Это было всего чуть больше месяца назад, а кажется, что в прошлой жизни… Вайро с Джойсом переглядываются настороженно, а мне так удачно удавалось все это время не думать об инциденте на крыше, что когда речь заходит о мелкой, раздражение снова поднимается где-то в районе груди и заставляет меня сжимать зубы до скрипа. Что она хотела доказать мне? Зачем привела на крышу этого парня, с которым у нее явно какие-то шашни, иначе вряд ли он стал бы лезть к ней с поцелуями! Перед глазами возникает длинная фигура, кидающаяся к малявке, ребра сдавливает от саднящего чувства, и сердце долбится так, что отдается болью в еще не полностью зажившем ранении. И голова пульсирует, мешает думать. Почему я не сбросил его с крыши, наглого урода, который еще и перечить мне вздумал? Стараюсь сконцентрироваться на том, что я должен сказать Сэму, чтобы избежать проверки сывороткой правды, но воображение уже услужливо подбрасывает разного рода образы, далекие от моих настоящих проблем. Вот длинные пальцы, обняв подбородок, поднимают ее лицо, и она тянется к нему, прикрыв шоколадную патоку, теплая ладошка гладит щеку… Пальцы хрустят, когда рука резко сжимается в кулак, и сведенная в раздражении челюсть уже болит. Как заставить себя не думать? А на сознание накатывает уже знакомая чернота… Я даже не помню, как оказываюсь перед кабинетом Сэма, куда меня после обыска и под дулами автоматов приводят наши же братья-Бесстрашные. — Эрик! Вот уж не думал, что увижу тебя… — Ну, давай, добавь «живым», да? Вот так сюрприз! —... так скоро! — Я слышал, ты за мою голову цену назначил, Сэм, — посмеиваюсь я, осматриваясь в кабинете Джанин. — Не за голову, я хотел выкупить тебя у Кана, — мягко поправляет меня Сэм, явно не имеющий понятия, как правильно общаться со мной, чтобы безоговорочно склонить на свою сторону. — Хотя не вполне понимаю, отчего он тебя держал, ведь он не имеет права… — Сопротивление сочло меня предателем, они хотели казнить меня, — усмехаюсь едко и максимально надменно, чтобы Сэм ни на минуту не засомневался, что я на его стороне. — Но я умею заводить нужные знакомства, поэтому выбраться было несложно. Вот только для меня стало неожиданностью, что вместо Джанин теперь ты главенствуешь! В кабинете мертвой Метьюз чувствую себя премерзко. Яркое освещение, уебищная изогнутая во все стороны мебель, какие-то трубки, стол из стекла. Грязный, раненный Бесстрашный здесь явно лишний! А вот пристально разглядывающий меня сейчас Сэм смотрится тут довольно органично. Странно, я был уверен, что он урожденный Бесстрашный, но здесь вдруг я вижу в нем черты истинного Эрудита. — Так какими судьбами, Сэм? — нарушаю явно затягивающееся молчание. — Ты сменил фракцию? — Надеюсь, ты шутишь сейчас, Эрик! — вскидывает Коутс брови в притворном удивлении. — Такие разговоры не допустимы! — Кем? Тобой? — Правящей фракцией. А я ее лидер. Незадолго до своей смерти, Джанин назначила меня своим преемником. Все по закону. Он гласит, что лидером фракции может стать любой достойный, даже не принадлежащий к этой фракции. Пытаюсь сесть удобнее на стул, напоминающий выеденное яблоко, стараясь ничем не выдавать своего удивления. Когда она успела сделать его преемником и с чего бы? У него мог быть рычаг давления на Джанин и не один. Возможно ли, чтобы он столько лет ждал, чтобы использовать его? Или Метьюз еще и с ним спала? Или он ее заставил отдать соответствующие распоряжения, вынудил, шантажировал? — Какой удобный закон, Сэм, — тяну я, преданно заглядывая ему в глаза. — Надеюсь, остальные фракции с ним согласны? — А какой у них резон не согласиться? — Сэм обходит по кругу стол и присаживается на самый край так, чтобы оказаться выше меня. Терпеть не могу смотреть на кого бы то ни было снизу вверх, а Сэм продолжает вещать, не обращая внимания на мои неудобства: — Эрудиция самая достойная фракция, у нее есть все — новейшие разработки, техника, современные и удобные помещения, — он обводит рукой кабинет. М-да, на самом деле больше напоминает аквариум. Как же сесть в этом долбанутом кресле, чтобы не съезжать и не заваливаться? — Что ты все ерзаешь, Эрик? — Стул не удобный. — Послушай меня внимательно, Эрик, — медленно проговаривает Сэм, и в его голосе мне слышится угроза. — Яма изжила себя, изжила себя система фракций. Кому она нужна? Она давно всех тяготит. Появилось много людей, подходящих к нескольким фракциям — их ошибочно объявили опасными. Мы постепенно должны стать единым обществом, без дурацкого разделения по характеристикам. Наши правители совершили ошибку, по их научению мы стали подавлять достоинства других фракций. Каждый человек должен быть храбрым и самоотверженным, умным, честным и добрым. Ты разве так не считаешь, Эрик? — Я считаю так: один, два, три, четыре… — все еще стараясь занять более удобное положение, пытаюсь схохмить. — А думать могу все, что угодно, Сэм. Вряд ли мое мнение как-то важно. — Большинство людей консервативны, держатся за свои привычки и уклад жизни годами, — не слушая меня, продолжает вещать Сэм. — И не имеют решимости что-то изменить. Иногда нужно, подобно хирургу, удалить опухоль, чтобы жить дальше. Ага, значит, роль хирурга он оставил за собой? Так, нахуй кресло. Решительно поднявшись и порадовавшись, что Джойси не отобрал у меня пачку, выбиваю сигарету и отхожу к окну. Пока Сэм вещает, я пристально осматриваю оконную раму без единого признака ручки или замка. Но ведь должно же оно как-то открываться! — Эрик! Ты что-то там увидел? — окликает меня Сэм. — Я окно открыть хотел. Еще шесть лет назад тут были ручки на рамах… — Ну, Эрудиция это время не стояла на месте. Смотри! — Сэм берет в руки небольшую коробочку и нажимает на кнопку. Стекло будто растворяется, хотя уверен, что это обман зрения. — Видишь! Эрудиты еще и не такое могут! — Я ухмыляюсь и, прикурив, сажусь на подоконник. Надеюсь, он-то не растворится? — Я весь внимание, Сэм! — Так вот, — продолжает заливать лидер всего города, — для того, чтобы что-то менять глобально, чтобы решать подобные проблемы, существуют правители, Эрик. Люди, которые могут не только организовать людей, но и удержать свою власть. Ты понимаешь, о чем я говорю? — Я, сощурив один глаз и затягиваясь глубже, чем это необходимо, киваю. Конечно. Один город. Один правитель. Хорошо, что окно растворилось — нет соблазна вмазать по нему хорошенько. Черт, грудина ноет и кашель раздирает горло… — В конечном счете для всех так будет лучше. Но ты или со мной, или против меня, третьего не дано. Решай сам, последствия ты знаешь. — Я с тобой, Сэм, — подавляя приступ кашля, киваю еще раз для убедительности. — Но ты должен понимать, что будут не согласные с тобой… — Жалкую кучку революционеров мы подавим, — явно расслабляясь, убедившись в моей лояльности, проговаривает Сэм. — Они сами изживут себя — у них нет средств к существованию, и если они захотят выжить, они либо присоединятся к нам, либо умрут. Они не представляют опасности. — Но я так понял, что Джанин… — Джанин уничтожила целую фракцию, чтобы захватить власть, она приказала напасть на Дружелюбие, — с нажимом перебивает меня Коутс. — Она совершила ужасные преступления, теперь ее нет. Я же хочу сделать людей счастливыми. Ты разве не того же хочешь? Вот как он заговорил. Джанин во всем виновата, а он исключительно за счастье, вашу ж мать! Вооружить тысячи изгоев, чтобы захватить город силой — это не тирания, это стремление к всеобщему благополучию! Я морщусь, потому что голова болит все сильнее, а в груди саднит все мучительнее. При этом надо как-то не выдать себя, предано смотреть ему в глаза и делать все, как он скажет. Иначе все зря. — Ты знаешь, мне как-то поебать на людей, — пожимаю я плечами, выбрасывая окурок в окно. — И всегда было поебать. Просто… В Бесстрашии я был лидером. А тут не понятно. Мне хотелось бы понимать свой статус при тебе. — Ты старший над командирами, — едва заметно улыбается Коутс. Кажется, пока я все говорю правильно. — Первый после меня. Тебя устраивает такой статус? — Да, вполне. Это почти то же самое, что быть лидером фракции. Спасибо, Сэм. — Мне показалось, или я слышу иронию в твоей интонации? — прищуривается он, и тут я понимаю, что нужно быть осторожнее. — Что ты, Сэм, никакой иронии. А теперь, если ты не против, я пойду отдохну. Последние недели были просто сумасшедшими. — Конечно, Эрик. Надеюсь на твою преданность. — Да, Сэм. — Стараюсь идти к выходу вальяжно и непринужденно. В дверях оборачиваюсь, чтобы кивнуть на прощание, и натыкаюсь на испытующий колючий взгляд. Ставки сделаны, карты брошены. Сыграем, Сэм? — И вот еще что. Прикажи вернуть мое оружие. Мне оно дорого как память.***
Я иду по коридору, закручивающемуся по спирали вверх, и у меня снова нестерпимо болит в груди. На меня обращены несколько пар глаз, и я стараюсь не подавать вида, сохранять спокойствие и смотреть на всех с легким презрением, несмотря на то, что внутри все клокочет. Что я вообще сейчас услышал? Что за беспросветная, феноменальная, идеопатическая хуйня?! Какое бесфракционное общество, о чем Коутс говорил?! Лапша свисает с моих ушей так, что трудно идти! Для того, чтобы принести счастье людям, им с Джанин потребовалось уничтожить целую фракцию, и он говорит, что мы теперь должны жить после этого долго, счастливо и все вместе на могилах Отреченных? Зачем городить такой ебаный огород, если система действительно себя изжила? Не надо было мутить гребанное моделирование и делать из Бесстрашных идиотских дронов! Не надо было убивать и громить Отречение и Дружелюбие, людям не надо было бы сбегать за Стену, а Сэму не надо было бы тренировать изгоев, если бы он был прав! Не надо было бы держать Эрудитов в страхе, не позволяя им самим назначить лидера, раз уж на то пошло. То, что он сделал все это руками Джанин, ничего этого не отменяет. Что же Коутс не остановил ее раньше, если был с ней не согласен? Черт! Острая боль пронзает предплечье, нехило так отрезвляя. Оказывается, я довольно давно стою на одном месте и рука кровоточит после того, как, не удержавшись, я все-таки вмазал по стене. Не нравятся мне эти провалы — мысль о том, что со мной происходят вещи, не поддающиеся контролю, заставляет испытывать дискомфорт. Осматриваю руку — кожа на костяшках опять лопнула, стена окрасилась в красный цвет, но почему-то дышать становится легче. Несмотря на это, надо бы в лазарет. То есть, в клинику, мать ее за ногу. Черт! Я, стараясь больше не делать резких движений, оглядываюсь — не стал ли кто-нибудь свидетелем моей слабости. Не хватало, чтобы Сэм принялся допытываться, чего это я крушу стены. Но, похоже, коридор в этой части штаб-квартиры совершенно пуст, как и клиника, к моему удивлению. Просто пустое помещение, гулкое и ярко освещенное. — Есть тут кто? — кричу я, осматриваясь. Куда подевались все Эрудиты? Хотя… Совсем забываю о времени — еще даже не рассвело. — Эй, док! Ты тут? — Да, я здесь, — отвечает мне тихий, уверенный голос. Очень знакомый. Из-за шкафа с лекарствами выходит довольно высокий молодой человек, бледное узкое лицо которого спокойно, а сам он держится с достоинством. Серые глаза смотрят прямо. — Что вы хотели? — Нужно обработать, — протягиваю ему руку. — Сейчас дам обезболивающее и посмотрю. — В обезболивающем нет необходимости, нужно чтобы быстро зажило, — поторапливаю я дока. — Если можешь, сделай это быстрее. — Как это случилось? — Познакомился со стеной. Она была неприступной. — Контроль помог бы в будущем избежать подобных травм. Говоря все это, он не забывает о своих обязанностях. Что-то в нем кажется мне нестерпимо знакомым, а еще очень раздражает его менторский тон. — Учить меня будешь, док? — прищуриваюсь я. — Как твое имя? — Это принципиальная информация? — Он ловко капает на раны раствор, который шипит на коже розоватой пеной. — Вам что-то скажет мое имя? — Не уверен, но хотел представится сам. Я старший командир Бесстрашных. Бывший действующий лидер. Мое имя тебе должно быть известно, мне хотелось бы знать твое. — Меня зовут Дин Финн. Конечно, я знаю, кто вы. Это моя сестренка отправила вас на больничную койку. И у вас было тяжелое ранение, которое, как я вижу, до сих пор беспокоит. — А, так вот почему голос мне кажется знакомым. Слышал его, когда приходил в себя после огнестрела. Почему же я потом его не видел больше? Мне кажется или в холодных серых глазах мелькает искра смеха. Если это ее брат, то они совершенно не похожи… Хотя, да, она росла в приемной семье. Проворные руки Дина как раз заканчивают перевязку, после этого он отходит к шкафу со склянками и появляется передо мной, уже держа в руке наполненный желтоватой жидкостью шприц. — Это поможет быстрому заживлению, — беспристрастно высказывается он и делает мне инъекцию. Быстро, профессионально, уж мне ли не знать. — Значит, это ты помог ей бежать. — Эрудит молчит и не смотрит на меня, полностью поглощенный изучением моей одежды. — Я тебя не выдам, не волнуйся. — Я знаю, вам нет резона избавляться от меня. Во всяком случае сейчас, когда вам требуется лечение и регенерация. — Дин поднимает на меня взгляд, и я понимаю, что решимости у этого человека гораздо больше, чем других его достоинств. — Я понял, что ты ей тоже помогал. Сама она не выбралась бы. — Как же «Фракция выше крови»? — провоцирую его, чтобы понять, насколько можно ему верить. — Кажется, уже нет никаких фракций, — усмехается Дин, стоя все также близко ко мне. — И ты, кажется, с этим согласен? — А ты нет? — Это мое дело. — А если я скажу, что не согласен? — на всякий случаю говорю максимально тихо, чтобы на камерах это выглядело не более, чем разговором пациента с врачом. — Это твое дело, — он кивает мне и отходит обратно к шкафу. — От меня требуется только лечить тебя, потому что ты мой пациент. Если будешь делать регенерацию регулярно, хотя бы один раз в день, то встанешь на ноги быстрее. Постоянная боль истощает. Он протягивает мне мягкий контейнер, в который вложены небольшие инъекционные капсулы. Я убираю его в карман. — Регенерация появилась недавно? — спрашиваю, пристально глядя на Дина. Он кивает, а я продолжаю допытываться: — Ты знаешь, что послужило толчком к появлению препарата? — Я работал в отделе, что занимается усовершенствованием технологий. Мы еще несколько лет назад создали сыворотку, позволяющую изменять структуру тканей на клеточном уровне, способствуя максимально быстрой регенерации, но у нас забрали нашу разработку, а отдел распустили. Однако, это не помешало мне продолжить исследования самостоятельно и даже несколько улучшить конечный результат под видом изготовления косметических средств. Эта информация кажется мне исключительно важной, но я не могу понять, почему именно. Какое-то неясное чувство тревоги сковывает — слишком много всего случилось за последнее время. Джанин и моделирование, появление такой необходимой в Бесстрашии сыворотки и ее замалчивание, Сэм и изгои… Все это как-то связано, но пока я не могу понять как. — Хорошая работа, — протягиваю доку забинтованную руку. Он сжимает ее чуть сильнее, чем нужно было бы сжать поврежденную конечность. — Если тебе будет дело до фракций… — Мне нет дела ни до чего, — перебивает он меня, так и не отпуская мою руку и причиняя боль. — Я не хочу иметь отношения к революциям и бойням. Но, если этого пафосного придурка, что сейчас заправляет, не станет, я буду рад. И буду рад, если смогу быть полезен. Дин отпускает наконец мою руку, и я киваю ему перед тем, как убраться к себе. Непростой мужик, но в этих условиях я уже рад любой поддержке.