Смерть во благо.

Теплая, липкая, алая кровь стекает по пальцам, но вместо того, чтобы чувствовать себя испачканным, я ощущаю только прилив сил. На губах все еще хранится этот привкус. Солоноватый. Слезы катились по ее щекам, угрожая никогда не кончиться, но перерезанное горло, прекратило жалобные всхлипы. Вместо этого из ее открытого рта вырвалось только противное бульканье. Так ей будет лучше, думал я, удерживая ее на руках, пока последний глоток воздуха не застрял в разрезанной гортани. В комнате стало так тихо, что первые минуты казалось, будто заложило уши. В ней не было ничего особенного: пепельно-русые волосы, собранные в тугой хвост, голубые глаза, неестественно тонкая шея. Я не мог слушать ее проблемы. Все внимание помимо воли сосредоточилось на том, как я сломаю эту хрупкую шейку одним неосторожным движением. Все вышло не так, как рисовало воображение во время нашего очередного сеанса. Так ей будет лучше, снова мелькнула мысль, когда я перебил ее и вместо привычного психологического совета сказал, что ей осталось жить три минуты. Я хотел наблюдать, как изменится ее выражение лица, когда она начнет осознавать, что я говорю правду. Улыбнулась. Подумала, что я шучу, доставая из-под лежащей на стеклянном столике папки острый скальпель. Но стоило мне подойти, как улыбка исчезла с ее лица, будто художник стер ее ластиком, решив, что комедия здесь не получится и картина будет драматичной. Начинает молить о пощаде. Разочарованно приказываю ей замолчать, но это ничего не меняет. Я надеялся, что она будет убегать, стучать по закрытой двери кабинета, зовя на помощь. Так ей будет лучше. Я делаю ей услугу. До завтра в кабинете не останется никаких следов ее пребывания, и когда Уилл снова сядет в это кресло, я буду знать, о чем он мне расскажет. Так будет лучше… Ему.