Холодно

Гону еще никогда не было так холодно. Нет, метель на улице не имела ничего общего с тем, что чувствовал мальчик. Холодно было в душе. Сердце словно покрылось ледяной коркой, навсегда похоронив возможность что-либо чувствовать. В начале был только жгучий огонь в районе груди, который медленно, тягуче, болезненно распространялся по всему телу, сводя с ума. Хотелось просто умереть, чтобы перестать его чувствовать, чтобы не задыхаться от осознания того, что ничего нельзя вернуть или поменять. А потом - пустота. Совсем. Фрикс опустился на колени и ладонью зачерпнул пригоршню свежевыпавшего снега. Он начал таять от соприкосновения с человеческой кожей, а Гон завороженно смотрел. Снег наконец исчез, но мальчик все продолжал следить, не отрываясь, как по руке бегут талые капли. Опять холодно. На плечо легла чья-то теплая ладонь. Обернувшись, Гон увидев Леорио и Курапику. Оба друга зябко кутались в теплые куртки и обеспокоенно смотрели на Фрикса. - Гон, давай вернемся в отель. Ты простудишься,- Леорио аккуратно присел возле мальчика и накинул ему на плечи зимнюю курточку. Тот лишь упрямо помотал головой, продолжая просто сидеть на снегу. Фрикс снова повернулся и стал смотреть на камень, прямо перед ним. Мало кто знал, что именно означал этот камень, но для Гона с недавних пор он стал всем: центром мира и самой важной частью его искалеченной души. - Я должен еще побыть с Киллуа, - наконец проговорил Фрикс. - Я ему еще не все сказал. Сердце Курапики болезненно сжалось от этих слов. Он с горечью посмотрел на камень, который на самом деле был самодельным надгробием для могилы, где отныне покоился наследник семьи Золдик. Их друг. Их Киллуа. Юный Золдик погиб пару недель назад, защищая Гона от своего старшего брата. Но сам Фрикс, Леорио и Курапика узнали об этом слишком поздно. Киллуа скрыл от них, что направляется на встречу с Иллуми, и наверное Киллуа догадывался о возможном исходе, потому что всех очень удивило его нетипичное поведение. Уходя, юный убийца крепко обнял Гона и поблагодарил за все. И теперь, Гон не мог простить себе, что не удержал Киллуа, не понял, что все было не так, как обычно. - Но ведь теперь, Киллуа всегда будет с тобой, в твоем сердце, - Курапика сам не верил в то, что говорил, но он чувствовал потребность сказать что-нибудь, - а теперь давай вернемся в отель. Там хоть потеплее. - Нет, холодно... - Что? - Там холодно. Везде холодно. Я больше ничего не чувствую... - Нельзя так, Гон. Понимаю, тебе больно и плохо, но надо жить дальше, - Леорио поднялся и потянул Гона за собой. Но тот отдернул руку, - Представь, что сказал бы Киллуа! Он бы не хотел видеть тебя таким! На некоторое время в воздухе повисла тишина. Гон упрямо продолжал сидеть у камня, несмотря на непогоду. Его мысли опять завертелись вокруг Киллуа. Как он мог? Как он не понял? Почему не остановил? Почему? ПОЧЕМУ? - Киллуа... - прошептал Гон, чувствуя, как две горячие, мокрые дорожки бегут по щекам. Эти слезы были самыми горькими, самыми болезненными в его жизни, словно по щекам тек расплавленный свинец. Горячо. Соленые капли жгли не только щеки, но и душу. Жгли замерзшее сердце, будто стремясь растопить его против воли хозяина, заставить снова жить. Гон плакал впервые после смерти Киллуа. Плакал, тоскуя по другу и понимая, что теперь он должен идти вперед без него...