Эскапизм

Данте — оружие. Он, может, и родился металлом, но острые грани заточил об общество слепого подчинения, культа личности и принижения мыслей и чувств отдельного гражданина, и только поэтому Данте — восставший против системы тотальных подмен индивидуум. Не вписываясь в изначальную концепцию, Данте становится загнанным в угол зверем и в конечном итоге контратакует, ведь Данте — возрождение, ренессанс. Новая эпоха человечества после тысяч лет упадка несёт призыв к сопротивлению — обучает сопротивлению, чтобы положить конец варварству и страху. В прошлом преклоняя голову перед чужим могуществом, Данте не хочет, чтобы человечество стояло на коленях. И теперь ему нужно принять решение, потому что Данте — арбитр судного дня для демонов. Вектор меняется: теперь жизнь или смерть лежат на его острие. Одной рукой Данте сжимает сердце, другой — протягивает человечеству огонь, чтобы оно освещало расчищаемый им путь, потому что Данте — творец нового мира, растущего из уродливого скелета старого. Пройдёт не один век, прежде чем человечество вытравит демонический яд из разума, пройдёт не один век и Данте выжмет яд из себя. Его тоже вырастил этот город, но Данте — камень на камне не оставит, если потребуется. Всё можно отстроить заново. Себя можно отстроить заново. И Данте строит, вспоминая, что значит — быть человеком, что значит — сострадание, привязанность и любовь, что значит — семья. И ближе к концу пути Данте — орёл на знамёнах. У него лицо сопротивления — у него с Вергилием одно лицо на двоих, и они оба прячутся за масками: Вергилий — за благочестием, Данте — за бесчестием. И когда цель достигнута, карты раскрыты, Данте — непроизвольная детонация, спуск, приводящий в ужас. Застилаемый обидой разум не может остановиться и вынырнуть на поверхность из глубин ярости. Данте наседает на меч, стискивает рукоять до боли, слышит хруст костей и крик. Она просит его остановиться, ведь Данте — мятеж, наполняющий город и людские умы. Он несёт свободу пулями и ударами клинка — вкладывает своим образом в человеческие руки восстание. Бьющиеся в истерике медиа собирают из него девианта. Бояться вражеского оружия — естественно, потому что страх перед оружием первороден. Можно бояться старых и новых богов, тюрем, но револьвер у лба или нож у горла всегда ощущаются ярче и доносят мысли быстрее. Оружие сильнее бога, сильнее закона, сильнее человека, но оружие всегда лежит в человеческой руке. И люди перестают бояться, понимают, что мир не чёрный и белый — крепче держатся за восстание, желают возрождения, справедливого суда, создать новый мир, пойти под знаменем и сражаться. Но Данте — не оружие в руках человечества. Данте — оружие в её руках, острое и холодное. Она греет его ладонями, и металл плавится, принимая форму её пальцев. Потому что Данте — это не только тело, это разум и мнение. И он решился на всё сам. Вергилий не прав, у Данте есть место — место оружия в её руках.