50 дней до ее самоубийства

Лучи солнца пробиваются сквозь не плотно закрытые занавески и падают мне на лицо. Вы даже не представляете, как приятно просыпаться на мягкой кровати, а не на больничной кушетке. Чувствую приятный запах какой-то еды. Он исходит из кухни. Я поднимаюсь. На спинке кровати лежат джинсы и футболка. Надеваю их. Дохожу до двери кухни. Аманда стоит у плиты. При первом взгляде на неё, сразу же становится понятно, что они с Алом родственники. Правда у неё волосы на несколько тонов темнее чем у него, цвета тёмного шоколада, так сказать. И карие глаза, а при близком рассмотрение видны золотистые вкрапления. В остальном они с Алом очень похожи. Прямой нос, пухлые губы, а на подбородке ямочка. — Доброе утро, Аманда. — Доброе. Есть будете? — Да. Через пару минут, девушка поставила передо мной оладьи с протертой черникой. — Приятного аппетита. — Спасибо. И тебе. Аманда неуверенно прикусила губу. Ее явно что-то беспокоило. Ну это понятно. Брат притащил в ее дом сбежавшего из психбольцы, а потом ушел, оставив ее одну с этим психом. — Пит, простите за вопрос, а вы взяли из больницы какие-нибудь препараты... успокоительное, например. — Боишься, что я придушу тебя? — Мм...честно говоря, да. Я не хочу причинять ей боли, но как ее в этом убедить? — Я сейчас вернусь. Выхожу с кухни и иду в свою комнату. Там из под матраса достаю свои рисунки. Когда я возвращаюсь в кухню, девушка все также сидит за столом. Вся ее поза выражает напряжённость. — Аманда, ты знаешь, за что меня упекли в психушку? — Вы хотели убить Сойку, но, как говорят, вас отравили осмором. — Охмор, не осмор. Это яд ос-убийц. Кладу свои рисунки перед ней. Сверху оказывается рисунок Китнисс. Аманда вопросительно поднимает брови. — Все это, — показываю на рисунки, — я нарисовал уже после революции. Все рисунки как-либо связаны с Сойкой. Меня уже давно не посещают мысли об убийстве Китнисс. Да, какая-то часть меня все ещё ее ненавидит. Да, какая-то часть меня все ещё поражена охмором. Но я научился контролировать свой гнев. — всю свою речь я говорил спокойным, ровным тоном. Последнее же сказал совсем мягким тоном, и даже с небольшой улыбкой. — Если это тебя успокоит, то с самого начала я был опасен только для Китнисс. — Ясно, давайте дальше завтракать. Несколько минут мы едим в молчании, но потом меня посетила идея. — Аманда, ты умеешь красить волосы? — Да, но зачем вам? — Меня возможно ищут по всему Панему. Так покрасишь? — Да. *** — "Чёрный бриллиант"?! Кто придумывает эти названия? — Зато она без аммиака. — Без чего? — Ну это такой химикат... — Ладно, не суть. Давай за дело. Чуть больше получаса я ходил по квартире, с чем-то похожим на пакет на голове. Когда Аманда сняла пакет с моей головы и провела ещё какие-то махинации, мои волосы приобрели чёрный цвет. — Вау! — Нравится? — Я пока не понял. Но это определённо необычно. В это время в квартиру заходит Альберт. — Аманда, что ты с ним сделала? — Я сам попросил. Для конспирации. Ты узнал то, что я просил? — Да, но вы уверены в этом? Мы можем придумать план получше. — Я не уверен, но у нас нет больше времени думать. Девятнадцать дней прошло с тех пор, как она написала письмо. Ей остался всего месяц, а я даже ещё не придумал, как буду убеждать ее остаться. *** После моих слов, Ал больше не возражает, но по его лицу было видно, что этот план ему не нравится. Ближе к вечеру мы выехали из дома Аманды в сторону выезда из города. На мне надеты тёмно-синие джинсы и чёрная ветровка. Со времён революции наряды в Капитолии стали менее яркие и более удобные. В половине седьмого мы уже выехали из столицы и свернули в поле. Отсюда наш путь становится пешим. Где-то через пятнадцать минут мы подходим к железной дороге. — Здесь поезд ещё не набирает полную скорость, и в тоже время это место достаточно далеко от перрона, чтоб нас никто не заметил, — поясняет Альберт. — Спасибо за все, что ты сделал, Ал. — Не за что. Постарайтесь, чтобы вас не поймали. Через несколько минут слышим гудки поезда. Прячемся за высокую траву так, чтобы машинист нас не заметил. Чья-то маленькая ручка касается моего плеча. Это Аманда. — Простите, что думала о вас плохо. Теперь я вижу. Вы любите ее. Ее фраза застает меня врасплох. Открываю рот, но не успеваю ничего ответить, потому что мимо нас пролетает поезд, и Ал толкает меня в спину. — Вперёд! Бегу, что есть сил. Хватаюсь за перекладину, около дверного проёма и влетаю в вагон. Приземлившись, больно ударяюсь о холодный пол. Вагон наполовину пуст. Только в углу лежит куча гравия. Стелю на неё свою ветровку и ложусь сверху. Из дверного проёма виден ярко-оранжевый закат. Откуда-то из закоулков моего сознания появляются мысли о том, что когда-то это был мой любимый цвет. " — Представляешь, ты рисковала жизнью ради меня на арене... а я до сих пор не знаю, какой твой любимый цвет. Ее губы тронула улыбка. И по моему телу разлилось тепло. Я смог вызвать у нее улыбку, даже такую маленькую, после того, что нам пришлось пережить. — Зелёный. А твой? — Оранжевый. — Да? Как парик у нашей Эффи? — Дразнит она меня. Тут уже моя очередь улыбаться. — Нет, более нежный оттенок. Скорее, как небо на закате. "