Капитан "Солнечного"

Острие шпаги впилось в грудь, и Левассеру показалось, будто внутри взорвался кровавый шар. Силы куда-то подевались, он согнулся и упал в полосу прибоя. И волны поволокли его, перекатывая, захлестывая. Странно было то, что он был еще жив. Рот наполнялся кровью и Левассер едва успевал ее выкашливать. Время растянулось, как в кошмарном сне. Он видел полуслепыми от воды глазами темные силуэты, уходящие вдаль. Сил хватило только на то, чтобы выползти на берег. Он упал щекой на горячий песок и закрыл глаза. Аромат моря смутно будил желание жить, сражаться. Перед глазами капитана проносились видения из прошлого, рейды, сражения, страстные женские ласки. Высокий женский голос пел нежную балладу о воине, завершившем свой путь. Странным волнением отзывались в душе слова, они вырвали его из забытья, заставили быстрее забиться сердце: Ты обрел покой, но жаждет бури твоя душа. Отдохнув, ты с порога дома сделаешь новый шаг. В долгий путь ты отправишься, в новый свет, Потому что душе бродяжьей покоя нет. Левассер открыл глаза, пытаясь рассмотреть тонкий силуэт, идущий к нему. Песня смолкла. — Ты сможешь встать? — произнес тот же голос, что пел балладу. Левассер попытался и упал на песок, сотрясаясь в кровавом кашле. Нежная ладонь коснулась его груди, поглаживая. Постепенно дышать стало легче, мягкое прикосновение словно выдавливало из тела боль и панический страх. — Попробуй теперь, — вторая рука, не по-женски сильная, протиснулась под спину и подняла Левассера, усаживая его. Подкатила тошнота, но теперь было легко подавить ее. — Кто ты? — пробормотал он, борясь с желанием снова закашляться. — Это так важно сейчас? — улыбнулась незнакомка, глядя на него раскосыми зелеными, как море, глазами. Лицо ее было странным: то казалось совсем юным, словно у девочки-подростка, а то вдруг на него смотрела старуха. — Пойдем, — сказала она, помогая Левассеру встать и обняв за талию. — Надо уйти отсюда до того, как солнце зайдет. Он не спрашивал, зачем. Его вдруг охватило то состояние безразличия, какое бывает иной раз у потерпевших кораблекрушение, когда они осознают, что остались живы. Он тащился, опираясь о хрупкие плечи незнакомки. И солнце коснулось горизонта, когда они, одолев скальную гряду, очутились возле небольшого белого домика. Это было странно, Левассер не помнил здесь подобных строений. Над головой, крича, пронеслась чайка, и капитан дернулся, едва не повалив даму и не свалившись сам. Некоторое время он стоял, пошатываясь и пытаясь вдохнуть. — Идем, передохнешь внутри, — незнакомка с беспокойством смотрела в темнеющее небо. Левассер подчинился, уже ничего не понимая. Он чувствовал себя совсем измученным, опустошенным, проделав путь от побережья к этому домику из белого камня. И переступив его порог, он кое-как доплелся до стоявшей в углу лежанки, застланной потертой циновкой, и почти рухнул на нее, заходясь судорожным кашлем. — Приляг, — хозяйка домика помогла ему перевернуться и снова принялась поглаживать по груди, — отдохни. Я приготовлю для тебя питье. — Прости, — с трудом произнес Левассер, — ничем пока не могу тебя порадовать, крошка. — Всему свое время, Оливиэль, — голос женщины прозвучал мягко, но сочувствия в нем не было, скорее досада. — Тебе многое предстоит сделать. Но прежде ты должен поправиться. Левассер вздрогнул. Уже давным-давно никто не называл его этим именем, детским именем ангела, каким он был когда-то. Но скинутый с небес ангел превращается в дьявола, и Левассеру пришлось сбросить крылья и вырастить рога и хвост. Как давно он был Оливиэлем! И к его удивлению, воспоминания о тех днях отозвались в давно искореженной душе пирата пронзительной тоской и нежностью. — Кто ты? — прошептал он, глядя в зеленые глаза женщины, назвавшей его детским ангельским именем. Она провела ладонью по его щеке. — Ты можешь звать меня Мариной. Это имя мне нравится. — Но это не твое имя, — сказал он, слабо улыбаясь. — У меня много имен, Оливиэль, — она тоже улыбнулась, — столько, что и не счесть. А теперь ляг и постарайся уснуть. Мне легче будет лечить тебя, пока ты спишь. Ему снились странные города и незнакомые, чуждые моря, населенные чудовищами и диковинными рыбами. Он слышал далекое пение, голос на незнакомом языке пел грустную песню. Он нее хотелось выть и стенать, проклиная судьбу. Но Левассер всегда был упрямцем. И несмотря на безрассудную отвагу и мужество, любил жизнь. «Посмотри, Оливиэль, это летучие рыбы!» …Он снова стоял на палубе «Центавра» вместе с няней и восторженно смеялся полету сверкающих красавиц. А голос звал его: «Оливиэль, Оливиэль, посмотри, как красиво!» …И снова он задыхался в пороховом дыму, из последних сил отражая атаку рослого пирата. И снова был пленником на корабле того, кто стал его учителем и злым гением… — Проснись, Оливиэль, — ласковый голос звал его откуда-то издалека, — проснись, ты нужен мне! Он открыл глаза, вздохнув и не чувствуя боли. Медленно провел ладонью по груди, сонно улыбнувшись и глядя на Марину, сидевшую на краю ложа. Потом удивленно огляделся. Место было незнакомым. Он не помнил, чтобы раньше бывал тут. — Где я? — пробормотал он, садясь. Потряс головой, запустил тонкие пальцы в растрепанную шевелюру, взглянул на женщину, сидящую рядом. — Кто я? Она улыбнулась, убирая пряди волос с его лба. — Тебя зовут Оливиэль. И ты — мой лучший капитан. Она взяла его за руку и помогла выйти из дома. Идти было легко, и сила переполняла его. Они поднялись по тропинке, змеящейся среди скал, и остановились на вершине, глядя на стоящий на якоре прекрасный корабль. — Он называется «Солнечный», — сказала Марина, — и отныне он твой. Как твоим теперь стал и враг, жестокий и сильный. Давно ждала я того, кто сможет противостоять ему, и вот появился ты. — Что за враг? — спросил Оливиэль, любуясь своим новым кораблем. Марина коснулась его плеча и стала спускаться вниз, к берегу. — Призванный из тьмы, он — темный посланник морских богов. Люди сложили много легенд о нем, но ни одна не является правдой. «Летучий голландец» — это сама тьма и смерть. Он приходит чтобы отнимать жизни и души, насыщая тех, кто давно должен был уйти в забвение. Она замолчала, глядя в нежно шелестящие волны. Оливиэль пошел к кораблю, нимало не удивляясь тому, что киль его едва касается воды. — Лишь живой человек может управлять «Солнечным», — донесся до него голос Марины, — так же, как кораблем мертвых может править только мертвец. Оливиэль вошел в воду и прижался лицом к борту корабля, чувствуя тепло и свет, исходящие от него. Словно тень, в памяти промелькнули смутные образы затянутой пороховым дымом палубы и умирающих бойцов. И растворились в солнечном свете. А потом он очутился на палубе и его окружили матросы, рослые и сильные парни с чистыми глазами, какие бывают лишь у ангелов и детей. И он отдал приказ сниматься с якоря. Впереди его ждал долгий путь и много приключений.