Сочельник

Джеймс, хмурясь, посмотрел на кофеварку. Он смотрел на нее, не отрываясь, уже минут десять, кофе давно успел приготовиться и чуть подостыть, хотя ароматный дымок из стоящей рядом кружки все еще поднимался. Джеймс смотрел на кофеварку, и если бы взглядом можно было убить - бедная техника была расстреляна в хлам. Автоматной очередью. Вся драма момента заключалась в том, что на календаре сияло двадцать четвертое декабря, а Стива не было дома. Точнее, утром он еще был, и даже успел повалять Солдата по постели, не переходя к чему-то серьезному, но вдоволь натискавшись и зацеловав губы до ярко-алого. А потом позвонил Фьюри и, как всегда, когда он звонил, все пошло к чертям. В итоге канун Рождества, а в перспективе скорее всего и Рождественскую ночь, Джеймс был вынужден проводить в одиночестве. Чего ему совсем, абсолютно не хотелось. Прошлое Рождество он помнил плохо, он вообще плохо помнил первые месяцы после того, как Капитан его нашел. Память возвращалась, но эта была его память, и как не хотел верить Кэп - Баки Барнс погиб в сорок пятом. Зато остался жив Джеймс, личность которого начали закладывать еще в Аззано, причем - успешно. Привязка на Стива сохранилась, это был уже какой-то безусловный рефлекс, одновременно память тела и Солдата, смутные остатки ощущений Баки и сознательная верность Зимнего; мучаясь в бреду лихорадки, в конспиративной квартире в какой-то стране третьего мира, он звал его, рвал с себя душащий жилет и вспоминал - как Баки, а вместе с ним и крохи Солдата, впервые увидел обновленного Стива, как замерло и оглушительно забилось сердце, когда балка обвалилась и между ними разлилась огненная бездна, как обнимал судорожно, боясь отпустить, когда Стив, невредимый, приземлился рядом. Год войны, которую Капитан и сержант проходили вместе, они проходили на самом деле втроем. Именно Зимний Солдат, прорываясь иногда наружу, спасал Капитана, когда дела были совсем плохи. Он действовал быстро, решительно - и зачастую жестко и даже жестоко. Баки потом боялся, что на это скажет Стив, боялся, что такой, ожесточенный, заострившийся весь, он ему будет не нужен. Солдат боялся еще сильней, потому что он то знал, что Барнс не такой, что все это - его вина, что это он выходит в мир ощетинившись ножами и смотря через прицел винтовки. Капитан успокаивал обоих, уже тогда - обоих, не зная, просто обнимал и говорил: "Спасибо, опять ты меня спасаешь". Баки неловко шутил, расслабляясь, а Солдат умиротворенно прятался обратно в глубь сознания. Но как бы то ни было, с поезда они сорвались вдвоем, вот только сержант Барнс, повеса из Бруклина, был обычным парнем. Они сорвались с высоты пяти тысяч футов - и он поверил, что это конец, сразу и безоговорочно. Личность уничтожила саму себя. Джеймс Бьюкенен Барнс умер еще в падении. Искалеченный, замерзая среди снегов, лежал Зимний Солдат. Зимний Солдат, который не успел осознать свою смертность, не успел узнать, что такое смерть, хотя и научился приносить ее другим, единственными чувствами которого были разделенная с Баки любовь к Капитану и беззаветная верность ему же. А через семьдесят лет, вбивая металлический кулак в лицо цели, внезапно прекратившей сопротивляться, он паниковал, так паниковал, тело скручивало, тело помнило, рушащийся геликарриер походил на филиал ада и такое уже было. Изнутри пришла другая мысль, цепляясь за эту - если было, если тело помнит, почему не помнит он. Вспоминалось, как спасла его эта странная цель - и это было тоже, и цель точно что-то знает, что-то, что должен знать и он. Солдат застыл, шестой уровень, ликвидация, он должен действовать согласно приказу, но...       Плевать я хотел на приказ, Стиви, это явное самоубийство, и можешь отстранить меня или вообще убрать из команды - но ты туда не пойдешь! Кулак опускается, так и не нанеся удара, цель - Стиви? - смотрит, чуть улыбается, а потом его взгляд резко уходит вправо и на и так покрытое трещинами стекло падает еще одна балка. Мир рушится стеклянными осколками, бионика не подводит, хватаясь за железный выступ, а цель - Роджерс, Стивен, да здравствует Капитан Америка! - падает вниз, спокойный и улыбающийся.       Но падать должен... я? Что-то внутри него действительно ломается, голова вспыхивает болью, точечно, виски и макушка, но взамен приходит много, так много, так нужно - и вовремя. Несмотря на вывих он вытаскивает Капитана на берег, и даже успевает уйти, забиться на одну из брошенных баз, по-быстрому вправить плечо и понять, абсолютно своим разумом, не вслушиваясь в непонятный шепот внутри, что он не хочет убивать Капитана, и эта мысль почему-то в приоритете и почему-то отдает теплом, чем-то правильным, наконец-то правильным. Вторая мысль - уже по делу: надо уходить и надо прятаться. Собственно, на этом мысли и заканчиваются, его пробивает дрожь и он сутки валяется на базе в судорогах, воя от жгучей боли в голове. Вот такого же, беспомощного и скулящего, его через три недели, всего три недели и никаких зацепок, находит Капитан. Находит Стив - Солдат вспомнил уже достаточно. Прижимает к себе и все восемь часов пытки сидит рядом, удерживая, когда дрожь становилась сильнее и поглаживая по голове. В этот раз приступ закончился раньше. Солдат не сопротивлялся, когда его подняли и повели, полное доверие, то, что так извратила ГИДРа, вернулось в исходное состояние, и за своим капитаном он пошел бы куда угодно. Куда угодно не пришлось, короткое путешествие закончилось в больнице ЩИТа, где его наскоро обследовали - хотя и хотели большего, Солдат видел, он помнил такие же взгляды врачей из ГИДРы, но Капитан стоял над ним, коршуном следя за тем, что делают доктора, и, как только уверился, что все в порядке в физическом плане, увел Зимнего домой, отбив у боевого подразделения ЩИТа желание сопроводить одним взглядом. В итоге за реабилитацию неуловимого убийцы Стив Роджерс, не отступающий не перед чем, взялся сам. И первые месяцы были самые сложные, Джеймс сейчас понимал почему - воспоминания, что возвращались, были не его. Жизнь Баки, от начала до конца, с момента, как он начал хоть что-то осознавать, вливалась в чужое, чужеродное сознание, перегрузка на нервы была страшная, и пару раз Стив ловил его с ножом руке и обреченной решимостью в глазах. Позже пришли воспоминания после плена, но это было даже приятно, это было уже не чужое, наполовину свое, и принималось легко. Блаженный месяц тишины. А потом наступила зима, выпал снег и вернулись воспоминания уже только Солдата. Начиная со снега альпийских гор. Джеймс не помнил примерно треть из той зимы, для него она слилась в один непрекращающийся кошмарный день. Наверное, это могло бы быть последнее в его жизни Рождество, с эхом крика - своего и своей жертвы: русой девушки, рыжего малыша, грузного бизнесмена - но рядом был Стив, его капитан, всегда рядом. И они выкарабкались. Вместе. И вот, год спустя, перерожденный, счастливый, без надоевшего порядком тремора рук - он сидит на кухне один, в дурацком, но жутко теплом свитере, и допивает уже неизвестно какую по счету кружку кофе. Белый помпон грустно качается, вторя мыслям Солдата, сочельник движется к своему логическому концу, операция Стива закончится не раньше завтрашнего вечера и... В замке квартиры щелкает ключ, красно-сине-белый щит привычно царапает косяк и стукается о пол, но этого не может быть. Баки не встает, он знает эти шаги, и, наверное, ему снится сон, но на кухню заходит Стив - грязный, замученный, в порванной форме, с виноватой улыбкой на лице. - Ну же, Джеймс. Я даже не опоздал, - Джеймс только после этих слов понимает, что так и застыл, как сидел, с чашкой в руках и надувшимися от эгоистичной обиды губами. Он вихрем срывается с места, застывает, окидывая Капитана придирчивым взглядом, и обнимает крепко, чувствуя, как расслабляются мышцы под широкими ладонями Стива и скручивающееся весь день напряжение медленно его отпускает. - Как ты успел? Зачем? - Не стал дожидаться координирования от Фьюри с его ЩИТом, взял джет и слетал сам. Не мог же я оставить тебя одного в Рождество. - Ты... Это опасно, зачем, без прикрытия!... - Не страшнее, чем прогуляться за линию фронта и вывести оттуда четыреста человек. - Придурок, - Солдат качает головой, отступая на шаг, ему не нравится, что Стив рискует на заданиях, тем более, когда тот рискует из-за него. Но где-то в душе разливается тепло от того, как спешил Капитан. Как он спешил к нему. - Вот уж нет, это мои слова. Сидел тут и дулся, не так ли? Иди сюда. Это будет самое лучшее Рождество, думает Джеймс, закутываясь в теплые объятия. И самое любимое.