Можно я вырву твоё сердце?

-Мелисса Мейн! По телу пробежал холодок. Я нервно сглотнула и попыталась сделать шаг, по направлению к сцене. Ноги налились свинцом и отчаянно тянулись к земле. Сердце бешено заколотилось в ожидании боли и отчаяния. Я искоса взглянула на родителей и нянюшку. Выражение лица матери было холодно и неприступно как всегда. Её губы были всё так же искривлены в ледяной ухмылке, которая выражала лишь одно. Презрение. Презрение, что её дочь общается с бедняками. Презрение, что её дочь выбрали на Игры. Презрение, что Мелисса Мейн - её дочь. Я перевела взгляд на отца. Тот всё время поправлял галстук, на его лице выступили капельки пота. Его глаза постоянно менялись. Он то метал ими молнии, то смотрел на присутствующих с презрением, а то и вообще - с нежностью. Было видно. Ему тоже стыдно, что выбрали меня. Единственную дочь мэра. Радость жителей городка, которая хорошо училась, помогала беднякам. Стоящая сзади Нани, тихонько плакала в платочек. Я с ужасом подумала, что же будут теперь делать с ней. Моя мать недолюбливает няню. Как только я выйду за порог, она найдет ей обвинение, навалит работой, а то и прикажет высечь. Но пока я разглядывала своих родственников, сзади меня схватили и сжали за запястья чьи-то холодные, безжизненные руки. Я повернула голову. Передо мной тот самый охранник. Его лицо было таким же бледным и мертвецким, как и его руки. Я позволила увести себя и вот, я уже стою на сцене, около Эффи Бряк. Я посмотрела на неё. Её лицо было покрыто глубокими морщинами и прыщиками. На носу красовались черные точки, а над бровью выросла бородавка, которую еле скрывала тонна тонального крема и пудры. На её глазах читалась усталость и ненависть ко всему. Стоило ей открыть рот, я поняла, почему она выглядит так жалко. Из её рта жутко тянуло алкоголем и похмельем. Зубы отливали грязно-желтым оттенком, руки тряслись, а когда она говорила, у неё заплетался язык. Из-под яркого салатового парика выбивались седые редкие кудри. -Это определенно от её брака - подумала я. По дистрикту давненько ползали слухи, что Эффи обвенчалась с Хейтмичем Эбернети и они позволили себе домик на краю пустующей Деревни Победителей, которая за ненадобностью, превратилась в один из богатых районов Дистрикта. Пока Эффи что-то говорила, я обернулась. Сзади меня на стуле сидела девушка лет тридцати-сорока. Её волосы были заплетены в мягкую и красивую косу, которая ниспадала на плечо. В её глазах читалось усталость и презрение. Она, прикрыв рот ладошкой, тихонько зевнула. Эффи наконец кончила свою краткую речь. -А теперь ма-а-альчики! Она процокала ко второму шару и, пошарив в нем рукой, вытащила бумажку. -Жан Мерсель! Жан? Он? Он не продержится на этих играх и дня, хотя мне ли судить, я сама пробуду там недолго. Жан - мой одноклассник. Он из Шлака, самого грязного и бедного района Дистрикта. Я наблюдаю, как он поднимается по лестнице. У Жана волосы цвета пепельной пшеницы и глубокие зеленые глаза. Он высок и широкоплеч. После школы Жан собирается идти на шахтера. Он очень добрый и милосердный. Это ему и помешает продержатся на играх. Боюсь, что Жану будет жалко убить даже маленькую белочку. Как и мне. Он поднялся и подошел к Эффи. На нем оборванные джинсы, рубашка в клетку из плотной ткани, но изъеденная молью и ботинки. Наверно отцовские. Тем временем, Эффи снова толкает речь. -А ментором этой парочки будет.. Китнисс Эвердин! Китнисс, встань. Миссис Эвердин встала, кратко помахала рукой в сторону зрителей и снова села. Эффи, замявшись, отправила нас в сторону миротворцев. Они взяли нас за руки, но не так сильно, более мягко. Нас провели в комнаты ожидания. Я ждала. Минута, две, три. Ко мне никто не зашел. В конце концов, двери широко распахнулись. В проеме показалась Нани. Сзади кричала мать, чтоб её не запускали. Она вырвалась из рук миротворцев и захлопнула дверь. Она медленно повернулась. Её голубые глаза были полны слез. Она всхлипнула и побежала ко мне. Я встала с диванчика. Нани зарыдала. -Как? Почему ты? Кто меня будет защищать? Твоя мать уже приказала меня выпороть, по приходу домой. Она зарыдала ещё больше. Я приобняла её. Нани.. Она такая маленькая, худенькая. Я понимала, что как только я уеду на Игры, то мать за любую провинность будет её пороть. У меня начали наворачиваются слезы. Нет. Мне нельзя плакать. Нельзя. Успею ещё. Двери распахнулись кучка миротворцев вытащили мою няню из комнаты. Она, рыдая, уже не пыталась вырваться. Она сорвала что-то с волос и кинула мне. Маленькая круглая вещица упала у моих ног. Внутри была выкована цифра 14, обрамленная цветами. Я приколола брошь к платью. Дверь раскрылась и миротворцы подозвали меня. Я подошла к ним и они повели меня на станцию. Я села в поезд. Из окон моего купе была видна центральная часть станции. Где-то там стоит моя Нани. Моя мама. Отец, затеявший всё это. Где-то там ещё 13 дистрикт. За его оградой серые выжженные и необработанные поля. Где-то там граница Панема. Возможно там море, другие материки. За такие мысли, в школе меня бы убили. Учителя не любят такие мысли. В прошлом году были убиты близнецы - брат и сестра. Они высказывали предположения, что находится за границами. Они приставали к учителям, строили догадки. Директору это надоело и Жанну с Жаком нашли мертвыми на следующий день. И ведь учителю ничего не сказали. Поезд тронулся. Станция смазалась и исчезла с глаз. Я присела на крошечном диванчике. В моем расположении был целый вагон. Меры расщедрились не на шутку. Я отвернулась от окошка и задернула его занавесками. Они с противным скрипом проехались по балке, на которой они были закреплены. С сегодняшнего дня моя жизнь изменилась. Она больше не станет прежней. Я не вернусь домой. Игры заберут у меня всё Вернее - уже отобрали.