Hate

- Заткнуть свой гитара, глупый Токи! Прекратить мучать инстур... инстра… Ты всем мешать! – с привычным флегматизмом и какой-то дикой отчужденностью произнес Свизгаар, плюхнувшись на диван и ни на секунду не отрывая глаз от своего любимого и ненаглядного Gibson’а. Токи в очередной раз был оскорблен до глубины души: нет, ну это ж надо! Который раз за эту неделю этот кретин Сквигельф унижает его! Это, конечно, было далеко не в новинку ритм-гитаристу, но в последнее время согруппник что-то уж слишком зачастил, настолько, что Вортуз, кажется, где-то в глубине души и впрямь засомневался в своих музыкальных способностях. Во всяком случае, нужно было что-то ответить на это, не признавать же себя слабым! По спине пробежал неприятный холодок, и парень, скривив светлые губы, выдал: - Да что ты понимать, тупоголовый Сквизгаар! И вообще, дэто ты прекратить мучать свой гитара! - Не повторять за мной! - Дэто ты не повторять за мной! И так каждый день, и вовсе не по разу! Сквигельф за годы знакомства с Вортузом прекрасно выучил и усвоил, как его можно вывести из себя. Что же, можно сказать, что этим знанием он пользовался с завидной регулярностью, но последнюю неделю действительно превосходил сам себя. Причем, музыкант вполне видел, как Токи переносит всю эту ругань; видел, что с каждым язвительным замечанием он дрожит от злости всё крупнее; видел, что другу (другу ли теперь?) уже просто нечего ответить на оскорбления – он знал не настолько много обидных слов. Остальные музыканты относились к этому как к данному: есть два гитариста, есть соперничество между ними, чего еще непонятно? Они наблюдали за этими перепалками скорее с интересом, чем с сочувствием. Вот и сейчас, пока два гитариста увлеченно выясняли отношения в общей гостиной Мордхауса, оставшиеся «нетронутыми» музыканты всего лишь лениво занимались своими делами: Мёрдерфейс что-то набирал на дэтфоне, Нейтан с Пиклзом же просто о чем-то тихо разговаривали. И гитаристы, выражаясь донельзя грубо, сейчас принадлежали исключительно друг другу. Токи был уже на грани – пальцы сами сжимались в кулаки, футболка уже насквозь пропиталась его потом, а где-то под ребрами заныла мучительная обида. Нет, а кто дал право этому гадкому Сквигельфу так говорить с товарищем?! Да, пускай, он – бог гитары, а его игра восхищала стольких людей, включая, кстати, и самого Вортуза, но это же не повод вот так по-скотски вести себя! Парень молча, стиснув зубы, дослушал последнюю самодовольную реплику соло-гитариста, а затем поднял на него бледно-голубые, полные злости глаза и буквально выплюнул: - Я ненавидеть тебя, Сквизгаар! Ненавидеть! Музыканты удивленно подняли взгляды на ругающихся. Конечно, все знали, что в порыве гнева малыш Токи может выдать вполне себе брутальный речевой оборот, но вот такого он еще никогда не говорил. Да и выглядел он так, будто готов буквально взорваться в любую секунду – кровь прилила к щекам, пальцы сжались в кулаки, нижняя губа отчего-то предательски подрагивала. Сквизгаар же смотрелся, как минимум, обескураженным. Он прекрасно видел, что сейчас Крошка Вортуз серьезен, как никогда, и вовсе не шутит. В таком состоянии просто невозможно шутить – слишком много эмоций приходилось на одну-единственную мысль. Сквигельф даже оторвался от своей гитары, настолько ситуация была нетипичной, с какой стороны на нее не посмотри. Но соло-гитарист только хрипло усмехнулся. - Крошка Токи узнать новый взрослый слово? – кривая ухмылка исказила красивое лицо. – А Крошка узнать у старший, что оно значит? Пиклз коротко выругался сквозь зубы, квадратными глазами наблюдая за происходящим. Секундой позже Вортуз, издав какой-то неясный полукрик-полурёв, какому бы позавидовал даже Нейтан, подхватил гитару и зашагал в сторону своей комнаты. И всё. И больше разъяренный, как никогда, музыкант не произнес ни слова. В гостиной повисла напряженная тишина. Это был тот самый редкий случай, когда у дэтклоковцев не было даже ругательств, чтобы хоть как-то прокомментировать случившееся. Даже у Мёрдерфейса, кажется, закончились подходящие выражения. Первым очнулся, как ни странно, ударник: - Охрене-е-есть, - просто протянул Пиклз и этим, сам того не замечая, вывел из отчуждения всех остальных. - И что это, мать твою, было?! – прорычал Эксплоужен, нарочито медленно поворачивая голову в сторону непроизвольно вздрогнувшего гитариста. - Ничего новый, - стараясь выглядеть спокойным, как удав, по-змеиному же прошипел швед. – Тупой дилдо идти в свой комната и грустить там. Вопросы? Басист и барабанщик с ужасом смотрели, как медленно краснеет от злости обычно бледное лицо вокалиста, им казалось, что еще чуть-чуть, и он просто начнет метать глазами искрами, настолько мужчина был сердит. Именно сейчас он представлял собой настоящий эталон металлической Ненависти с большой буквы, от какой по спине за несколько секунд пробегали табуны и табуны мурашек. И если бы Сквизгаар додумался хотя бы на мгновенье поднять взгляд на Эксплоужена, он бы, как минимум, ужаснулся. Но гитарист был полностью поглощен собственными мыслями и любимым инструментом, и всё остальное его сейчас, вероятно, мало заботило. А зря, как оказалось. - Это конец, - прошептал относительно миролюбивый Пиклз и, на удивление Уильяма, даже закрыл глаза на секунду. Драммер успел лишь сосчитать до трех, как фронтмен тотчас же сорвался со своего места и одичавшим зверем набросился на Сквигельфа. Всё произошло донельзя стремительно, и вот уже Нейтан крепко держит за майку вырывающегося и пронзительно орущего соло-гитариста, отмахиваясь от тщетно пытающихся удержать его музыкантов. И всё это сопровождалось самыми, что ни на есть, неприличными и не поддающимися печати выражениями. Но непосредственно Эксплоужен и прекратил потасовку, ужасающе прогремев: - Заткнулись все! – только теперь мужчина мог перевести дух. В кулаке он так и сжимал черную майку Сквизгаара, но тот отчего-то не противился. Видимо, принял решение, что так будет разумнее, Нейтан-то посильнее его будет, в любом случае. А вокалист, тем временем, начал свою всеобъемлющую речь: - Слушай сюда, шведский кретин! Меня уже в доску задрала ваша с Вортузом ругань! Слышишь? В доску! - Я не быть виноват, что он не уметь играть на свой бедный гитара! – Сквигельф демонстративно отвернулся. - Да мне наплевать! – гаркнул Эксплоужен. – Мне наплевать, что у вас там за хрень постоянно творится! Наплевать! Но к вечеру, - мужчина притянул музыканта еще ближе к себе и заговорил совсем тихим, удивительно вкрадчивым голосом: - К вечеру вы должны помириться. И меня не колышет, каким образом. - Мириться с дэтот тупоголовый выродок?! – честно не понял швед, но уже секундой позже решительно выдал: – Нет! - Я тебе покажу «нет»! – почти выплюнул Нейтан, как-то брезгливо оттолкнув от себя Сквизгаара. Тот тут же вцепился в гриф гитары и отпрыгнул подальше от разъяренного друга. – К вечеру не помиритесь, обоим покажу! Кое-что Сквиз всё-таки понял – искать компромисс сейчас бесполезно. Что ему оставалось? Разве что смириться. *** Сквизгаар далеко не сразу понял, что Токи ему нравится. Нравится не как друг и не как женщина, а просто… просто нравится и всё тут. И это слово донельзя подходило молодому гитаристу, такому милому, хорошему и беззащитному. А как еще можно охарактеризовать двадцатипятилетнего парня, который до сих пор не может уснуть без любимого мишки, обожает сладости, хотя это совсем не метал, и клеит в свободное время модели кораблей. Даже кровать у него одноместная. «Вот мальчишка!» - иногда посмеивался про себя Сквигельф. Он осознал эту свою симпатию, кстати, в далеко нетрезвом состоянии. И сам от себя тогда шарахнулся – нет, ну как такое вообще возможно-то?! Чтобы он, главный альфа-самец группы и по совместительству мира, оставивший после себя целый вагон наследников по всему миру, внезапно обратил свое драгоценное внимание на парня, а тем более – на Токи, на этого бездарного, смазливого недо-музыканта! Быть того не могло, так казалось шведу. Но нет, отчего-то весь этот бред оказался чистейшей правдой. Сквизгаар вполне понимал, что обижает своими речами Вортуза и осознавал, что из-за его разлада с собственными мыслями никто пострадать не должен и, по логике вещей, крошка Токи – в первую очередь. Сквигельфу в последнее время это прозвище ритм-гитариста стало доставлять почти физическое удовольствие, что уж говорить о том, какие эмоции приносила реакция на него самой двадцатипятилетней «крошки». Ах, как он хмурился, как краснел, как забавно было за всем этим наблюдать! Бог гитары едва успевал прятать легкую улыбку за завесой тепло-золотистых волос, а то ведь придумают себе еще чего-нибудь не того. А как раз сейчас швед сидел у себя в комнате, с нежностью перебирая струны любимого инструмента, и готовился идти к Вортузу. И шел он вовсе не потому, что в кои-то веки поимел не только красивых девочек, но и совесть, а просто из надобности уладить все склоки до вечера, а то Нейтан, которого в данный момент пытался образумить Пиклз, будет рвать и метать. И Сквигельф знал, что достанется в первую очередь ему. Почему? Во-первых, он был, собственно, виноватым, а во-вторых, Эксплоужен привык заботиться о Токи, хотя и всячески отрицал это, ведь забота друг о друге – это совсем не металл. Но, тем не менее, что было, то было, и это явно не способствовало магическому спасению Сквизгаара. Еще немного потеребив струны, теперь уже просто от нервов, а не из-за необходимости, мужчина поднялся с кровати и решительно зашагал к выходу. Естественно, что он направлялся, пожалуй, в самое безобидное и милое место во всем Мордхаусе – в спальню Токи. На самом деле, у него было хорошо. Именно по-человечески хорошо, по-домашнему уютно, чего, пожалуй, нельзя было сказать о спальнях остальных музыкантов. Приятное, хотя и до ужаса ребяческое место, оно не никак напрягало, скорее наоборот, расслабляло. Но Сквигельф шел туда, как на каторгу – повесив нос и едва волоча ноги. Он просто не знал, что придется говорить Вортузу, наверняка сидящему на своей кровати, закинув ногу на ногу, и смотрящему на всё вокруг так требовательно и сурово, что фантазия отказывалась рисовать такую картину. Нет, это было вовсе не страшно, Токи просто не умел быть страшным. Но только как перед ним извиняться? Наконец, мужчина всё-таки добрался до комнаты. Логично, что с виду ничего не изменилось – та же самая деревянная дверь, те же тонкие стены. Швед, решив перестраховаться, прислушался. Из спальни доносились какие-то не очень ясные звуки. У Сквизгаара было предположение об их происхождении, но он решил, что так быть определенно не может, ведь они с Токи ругаются постоянно, и этот раз никакой не особенный, просто у Вортуза, вероятно, не хватило нервов. Сквигельф, встав почти вплотную к двери, постучался дважды и еще один раз для верности. А то хозяин комнаты вполне может и не услышать его. Звуки немедленно стихли. Послышалась непонятная возня, и донесся отчего-то хриплый голос Токи: - Кто там есть? Он спотыкался на каждой согласной, его язык заплетался и упрямо не слушался хозяина. Сначала шведу пришла в голову мысль, что Токи пьян, но он тут же отбросил ее – Вортуз ведь не выходил из спальни, так как же он мог напиться? Вторая мысль, практически моментально сменившая первую, была дико неприятна Сквизгаару, и он решил даже не задумываться об этом. - Это быть я, - просто ответил Сквигельф, сжимая худые пальцы в кулаки и ожидая грядущего. В комнате что-то громко и выразительно хлюпнуло, и Токи, явно пересиливая себя, выдал: - Уходить отсюда! – сбивчивое дыхание швед слышал и, кажется, даже ощущал и сквозь стены. – Ты уже унизить меня, как хотеть! Мужчина нахмурился. Он ведь всерьез не задумывался, почему Вортуз тогда так отреагировал. Более того, ему и в голову не приходило, что после такой рядовой перепалки можно всерьез обидеться, да еще и так, как это умеет ритм-гитарист. То есть, со всей страстью, всей душой, и не ради того, чтобы пожалели, а потому, что так больше продолжаться не может. Примерно так же, как это делают маленькие дети. Можно ли обижать детей? Конечно же, нельзя. И Вортуза, получается, тоже нельзя. Сквиз всерьез удивился собственным мыслям, ведь в них он жалел Токи. Можно ли жалеть металлиста? Вздохнув, Сквигельф начал: - Не дуться на меня, - голос самовлюбленного гитариста сейчас звучал на удивление некрепко, будто он действительно раскаивался. Хотя, почему же «будто»? – Я хотеть извиняться. Пускать меня, Токи? Пускать? За дверью не раздалось никаких новых звуков, только что-то, отдаленно похожее на всхлип. Почему-то по спине Сквизгаара пробежал неприятный холодок – неужели?.. - Я сломать замок, - совсем негромко, но швед услышал. Он немедленно со всей силы толкнул дверь и шагнул в проем. То, что он там увидел, плохо вязалось с образом брутального металлиста, которого норвежец тоже старался придерживаться, хотя и не очень успешно, а местами и вовсе ужасно. На полу сидел, скрестив ноги по-турецки и спрятав лицо в ладони, растрепанный и помятый Токи. Рядом с ним валялась разбитая и сплюснутая модель самолета, которую он, как и все остальные, так долго и упорно клеил, не жалея никаких сил, и смятый в ком синий носовой платок. Сквигельф пригляделся: светло-розовые губы были искусаны, изъедены, отчего неестественно покраснели. На секунду Вортуз убрал руки, но только для того, чтобы убедиться, что друг (друг ли теперь?) прикрыл дверь. Другие незваные гости сейчас были бы совсем некстати. - Токи… Ты плакать, - не спросил, просто отметил факт. На самом деле, никого ведь давно было не удивить рыдающим ритм-гитаристом, но чтобы он так сильно расстраивался из-за самой обычной перепалки? Швед ровным счетом ничего не понимал. Что же получается? Что он каждый раз так больно ранится о его слова, кинутые чаще по привычке, чем от злости или из чувства справедливости. Мужчина нахмурился. – Почему? Вортуз наспех утер глаза тыльной стороной ладони, коротко всхлипнул и хмуро посмотрел на гостя. - А ты как думать… идиот, - он шмыгнул носом и крепко зажмурился, словно из-за этого Сквигельф бы магическим образом исчез из комнаты. Но это не сработало – швед, как стоял прямо перед ним, сидящим почти на коленях, так и остался стоять, не сдвинувшись ни на сантиметр. Норвежец уже несколько раз пожалел о том, что пустил сюда Сквизгаара. Нет, конечно, он бы в любом случае зашел, Токи ведь сломал замок еще после ссоры, в порыве гнева едва не вырвав из двери ручку, но давать ему разрешение на вход было определенно лишним. «Ну, теперь-то я ему всё выскажу!» - решил про себя ритм-гитарист и резко распахнул глаза. – Ты вечно унижать меня, но мой гитара звучать лучше, чем ты говорить! Ты всё всегда говорить так обидно! – к горлу опять подступил скользкий и горячий ком, горячие слезы предательски жгли глаза, и норвежцу ничего не оставалось, кроме как снова отвернуться и крепко, почти до крови закусить губу. Сквигельф боязливо сглотнул. Неужели это действительно было так обидно? Больше всего ему сейчас хотелось дать ритм-гитаристу звонкую оплеуху и крепким, волевым голосом приказать больше никогда не плакать (и из-за Сквизгаара – особенно), а за невыполнение приказа пообещать суровую расплату. Но план был заведомо провальным, потому что таким образом можно было привести в чувство кого угодно, но только не Токи. Швед осторожно опустился на пол рядом с Вортузом и нащупал справа от себя скомканный платок. Плечи норвежца несильно подрагивали, выдавая его с потрохами, хотя не сильно-то он прятался, каштановые взъерошенные волосы лезли в глаза и в рот, и казалось, что он никогда не успокоится. Сквигельф, для начала удостоверившись, что дверь прикрыта, и никто их не увидит, аккуратно убрал непослушные спутанные пряди за ухо парню. Пожалуй, в любой другой ситуации он бы ни за что не стал этого делать, но так сложилось. Токи, еще раз всхлипнув, непонимающе уставился на мужчину. - Я не хотеть тебя обижать, - Сквизгаар мягко провел загрубевшими от постоянной игры подушечками пальцев по щеке гитариста, отчего тот непонятно вздрогнул. – И не хотеть, чтобы ты на меня злиться, крошка Токи. Хотеть, чтобы ты прощать. Пожалуй, мужчина и сам удивился оттого, что знает столько добрых слов. А еще больше его поразило то, что он может сказать их Токи. Юноша как следует проморгался, порой громко и выразительно шмыгая носом, и сощурился. В любой другой момент он бы нашел прекрасный едкий ответ на это, но только не сейчас. - Я не есть крошка, - почти обиженно отозвался он. Сквигельф едва сдержал улыбку – кажется, получается. Швед осторожно обнял Вортуза и притянул к себе. Парень вовсе не сопротивлялся – то ли понял, что бесполезно, то ли просто не хотел. Сквизгаар улыбнулся краем губ и аккуратно погладил Токи по взъерошенной макушке, как матери гладят маленьких сыновей. На какой-то миг вокруг них воцаряется абсолютная тишина, не прерываемая даже сбивчивым дыханием Токи или легким шелестом волос, просто тишина. Но мгновение заканчивается быстро, когда Сквигельф, окончательно осмелев, аккуратно прикасается губами к виску норвежца. Но тот не отпрянул, а только прикрыл глаза, всего лишь негусто покраснев. - Сквизгаар, - почему-то дрожащим голосом позвал юноша. – А ты тоже ненавидеть меня? - Конечно, - вздохнул он, нехотя оторвавшись от Токи. – Потому что не ненавидеть – дэто не метал. - Да, - просто согласился Вортуз, зачем-то покрепче прижавшись к Сквигельфу. – Дэто совсем не метал.