***
— Так, Герман, смотри, — Ромальо, стоявший напротив стола, активно жестикулировал руками, то и дело показывая Кастильо на какие-то чертежи и линии в них. — Вот тут явно криво, даже мне так кажется, так что предлагаю переделать. Герман, вооружившийся всевозможными карандашами и ручками с линейкой внимательно всматривался в собственный чертеж, пытаясь понять, что такого в нем нашел его друг, но все тщетно. Внимание мужчины все никак не могло прийти в себя: оно прыгало с одного здания на другое, и Германа это раздражало все больше и больше с каждой секундой. Однако Ромальо, настойчиво нависший над работой и то и дело твердящий Кастильо что и куда нужно, раздражал больше. Они просидели за работой около 5 часов, а потом Герман предложил перенести совещание с русскими на день пораньше, чтобы успеть сделать как можно больше. Ромальо был немало удивлен, но поспешно согласился, не желая терять день, когда Герман в таком расположении духа, попросту. И хотя на улице стояла поистине потрясающая погода: солнце жадно припекало, а птицы, казалось, устроили под окнами дома целое шоу, Герман отказывался идти на прогулку с Виолеттой, своей женой, Присциллой, или же даже с Анджи. При упоминании последнего имени Кастильо старший нервозно дернулся, чем сразу же дал Ромальо понять — говорить о своей свояченице он не желает. Ромальо даже не стал интересоваться. — Так, я пойду схожу за кофе, иначе чувствую, что засну прямо при русских, — Ромальо с деловым и довольным, как у кота, лицом поправил сползающие очки и вышел из кабинета, оставляя Германа один на один с многочисленными бумагами и цифрами и линиями на них. Мгновенно, тишина злосчастного кабинета окутала Германа. Поначалу он не моргая смотрел на собственную руку, в которой сжимал карандаш, но позже поднял взгляд от чертежей и… Впервые за день он был один. Совсем один. Вокруг было так тихо, что собственное медленное дыхание показалось ему чем-то невозможным. Он был тут один. Не было помощника, который своими нотациями и ворчанием порядком достал его, или же Ольги, которая все время размахивала своей тряпкой для пыли и что-то там себе напевала. Не было даже Виолетты с ее песнями и постоянной игрой на фортепиано, не было Присциллы с ее вечно подозрительным взглядом или Людмилы, все время смотрящейся в зеркало. Не было даже Анджи с ее непонятным ему, загадочным взглядом и такими мягкими, пахнущими карамелью, волосами. Герману понадобилось 3 минуты, чтобы в полной мере осознать это. Весь день он пытался избегать этого чувства — одиночества. Боялся остаться наедине со своими громко кричащими мыслями и оставшимися без ответа вопросами. Они будто тащили его в темноту, утягивали, заставляя весь окружающий мир потухать и окончательно гаснуть. И он боялся этого, ведь он знал, что случись что-то подобное, уже ничто и никто не спасет его от собственного сердца. А сердце его кричало. Оно выло и никак не могла замолчать. То, что произошло вчера утром, там, в кафе, то, что практически не случилось — оно мучило его. Стучало в глубине грудной клетки и все никак не останавливалось. Герман, хоть и всячески старался, но не мог заглушить его. Даже сейчас казалось, что если бы он закрыл глаза, а потом открыл их вновь — перед ним все еще сидела бы она — Анджи. Со струящимися по плечам золотистыми волосами, изумрудно-зелеными глазами и этими прекрасными, чуть опухшими от постоянных кусаний розовыми губами, которые так и приглашали мужчина странствовать по ним и изучать их с каждой секундой его жизни. Это воспоминание было словно наркотик. Оно всплывало из глубин памяти и застилало все: глаза, мысли. Представляя себе это, он уже не мог остановиться и адекватно осмыслить все. Его сердце начинало биться быстрее, в горле всплывал какой-то ком, а все вокруг исчезало. Растворялось и больше не возникало. Тоже произошло и сейчас. Тогда его губы практически сделали свое дело, и он уже было ощутил вкус желанной женщины. Но как всегда — он ошибся и поторопился. Но показалось ли ему или же она и правда практически ответила на его «мольбу о помощи»? Показалось ли, или Анджи сама, повинуясь своим чувствам и инстинктам, которые орали в ее голове, поддалась и уже было наклонилась к нему? Ему не показалось, Герман знал это. Однако она отстранилась, а позже и вовсе не смотрела ему в глаза, а пряталась за своими густыми ресницами. Мог ли он винить ее в этом? Нет. Ведь он так часто подводил ее и делал ей больно. И, казалось бы, стоит отступить и отпустить, но сердце, которое все никак не успокаивалось, не позволяло ему. Герман Кастильо знал, что вовсе не атмосфера или какое-то резко из ниоткуда возникшее влечение подтолкнуло его к этому. Он почувствовал это еще тогда, когда осознал, что-то, что он хотел сделать последние 3 года, вот-вот могло произойти. Он любил Анджи. И всегда знал это. Когда видел ее глаза свежей зелени, когда украдкой наблюдал за ее улыбкой на собственной свадьбе или же тогда, у них дома, когда она принесла тирамису, а он и вовсе забыл о торте, ведь утопал в чувствах и эмоциях, который так долго прятал и скрывал от себя же самого. Но сейчас, сидя тут, в пустом кабинете и слушая размеренное пение птиц за окном, он признал. — Я люблю ее. Лишь вымолвили сухие губы.***
Анджи стояла на кухне, бессмысленно и бесцельно постукивая ложкой по кружке с уже давно остывшим кофе. Часы показывали полдень, что означало, что Виолетта вновь опаздывала. Наверняка опять задержалась в студии, чтобы ненароком подслушать пение Леона или же поболтать с Франческой и Камиллой и вовсе забыла о том, что в очередной раз обратилась к тете за помощью по непонятному ей предмету. Ну, а времени у русоволосой было не так уж и много, нужно было еще заглянуть в студию и забежать в парочку мест по делам. Но самым важным и главным было и то, что Анджи было необходимо уйти из дома до появления его хозяина и человека, которого девушка всячески старалась не встречать. Что было порядком трудно, ведь столько мест и дел связывало Анджи с Германом Кастильо. Вот и сейчас она то и дело озиралась по сторонам, остерегаясь любого скрипа шин по асфальту или голосов за дверью. Очередное «столкновение» с Германом она не выдержит, скорее лопнет от стыда и неловкости, но не выдержит. Неожиданный звук сзади заставил девушку оглянуться. Анджи уже было начала проклинать себя за то, что не настояла на помощи Вилу в студии, но тут из-за угла появилась Ольга, полностью обвешанная пакетами из продуктового магазина. Сарамего выдохнула и посторонилась, дабы Ольга спокойно прошла на кухню. — Кошмар, Анджи, твой кофе совсем холодный! Как ты такое пьешь?! — удивилась Ольгитта, кинув лишь один взгляд на кружку, стоявшую на столе. (И как она по взгляду определила?) — Сейчас принесу тебе новый, подожди только! — засуетилась Ольга и, даже не выслушав протесты Анджи, скрылась за углом в гостиную. Тряхнув головой, Анджи повела плечами. Время было относительно ранним, но Сарамего уже чувствовала невыносимую усталость. Может, это напряженная обстановка этого дома так действует? Кто-то вновь завозился в проходе между кухней и гостиной, и Анджи повернулась, чтобы сказать Ольге, что новую кружку кофе она не перенесет, как… — Герман?! Собственный голос показался ей до невозможности хриплым. Ее глаза замерли, удивленно всматриваясь в лицо только что вошедшего в помещение мужчины. Тот, казалось, был вовсе не удивлен. Создавалось ощущение, будто он специально ждал удобного момента, чтобы подкрасться с ничего не подозревающей Анджи и застать ее врасплох. Его карие глаза внимательно рассматривали Анджи с ног до головы (как неприлично!) и при этом улыбались ей, словно его коварный план по заманиванию жертвы в ловушку успешно сработал. Ну что ж, он и правда сработал на ура. — А Вы что тут делаете?! Неожиданное обращение на «вы» удивило не только Германа, но и саму Анджи. Пожав плечами и сделав один шаг по направлению к девушке — от чего стало как-то неуютно — мужчина проговорил: — Боюсь, что живу тут. С каких пор мы вновь вернулись к «вы»? Судя по Анджи, которая мгновенно скрестила руки на груди, стоило Герману хоть на чуть-чуть приблизиться к ней, ей было некомфортно находиться тут, с ним, в этом помещении, где кроме них никого не было. К огромному сожалению для нее самой, это было заметно, и Герман это заметил. — Нет, я просто… Ты напугал меня, — наконец выдавила из себя русоволосая, стараясь держаться уверенно. На этот раз у нее получилось. — Прости, я, по правде, и сам не ожидал тебя тут встретить, — явная ложь, еще один шаг к ней. Герман вновь стоял непозволительно близко, и Анджи это понимала. — Пришла к Виолетте? — Да, — Анджи попыталась отступить назад, но уперлась спиной в угол стола. Черт. — Обещала ей помочь кое с чем. Но Виолетты дома нет, а я очень спешу, так что… От внимания Германа не укрылось то, что Анхелес старается не смотреть ему в глаза, а ее щеки едва заметно покраснели, стоило ему подойти ближе. Она попыталась отступить назад, лишь бы не находиться так близко к нему. Снова. Однако все ее попытки не увенчались успехом, а от этого ее щеки еще больше залились румянцем. Анджи была смущена. Давно он такого не видел. — Но ведь Виолетта придет в любую минуту, а ей очень нужна твоя помощь. Не хочешь задержаться ненадолго? Выпьем чаю и поговорим. При упоминании о разговоре с Германом Кастильо, глаза Анджи, подобно зеленым вихрям метнулись наверх, встречаясь с его карими глазами. Заряд прошел через тела обоих, но никто не отвел взгляда. — Нам с тобой не о чем говорить, Герман, — отрезала она, вновь отстраняясь, теперь уже в бок. — Может нам и не о чем говорить, особенно после того, что было два дня назад, — многозначительно поднял брови Кастильо старший. — Но я бы хотел задать тебе вопрос. Анджи не оставалось ничего, кроме как повиноваться и потерпеть еще пару минут. Вдруг, Виолетта и правда войдет через кухонную дверь, и Анджи будет спасена от столь неловкого и неудобного разговора? — Я слушаю, — кивнула она, смотря в сторону. — Что ты делаешь сегодня вечером? Анхелес ожидала чего угодно. Каких-либо обвинений в ее адрес, либо же извинений, либо вопроса о студии, да о чем угодно, но только не о ее планах на вечер. При том глаза Германа как-то странно сверкнули, от чего Анджи сразу же поняла — их разговор зашел совершенно не в то русло. Да этого разговора в принципе быть не должно было! — П-прости?! — в ее резком вопросе звучало скорее возмущение, чем удивление. Приглашать ее на свидание? После того, что было? — Я бы хотел угостить тебя ужином. Мне нужно кое-что сказать тебе, кое-что очень важное. Брюнет мягко улыбался ей даже несмотря на раздражение, которое все нарастало и нарастало в глазах русоволосой. Неужели его это совсем не останавливало? — Если это и правда так важно, ты мог бы сказать мне это сейчас, а не ждать до вечера, — парировала девушка. Герман почесал затылок, явно не ожидая подобного ответа. — Мне проще будет сказать тебе это не тут, а в другой обстановке, Анджи. — Я поняла, что ты хочешь сделать, Герман. Мы уже обсуждали это, забыл? Это ошибка. — Но Анджи! — опешил Герман. До него наконец начал доходить смысл ее возмущения. — Я не собираюсь вновь целовать тебя, не сейчас, я просто зову тебя… — На свидание, — закончила за него Сарамего. И зря она сказала это. Казалось, будто это слово лишь еще больше раззадорило мужчину. Целый вихрь чувств пронесся в его глубоких глазах и тут же утих. Он улыбнулся. — Можно сказать и так, — кивнул Герман. — Не можно, а так оно и есть, Герман, — Анджи словно выплевывала слова. Вся эта ситуация превратилась для нее из неловкой в непозволительную и абсурдную. Он звал ее на свидание! На что он надеялся? — Прости, но прежде, чем дать ответ тебе, у меня тоже есть вопрос. Любопытство мелькнуло в глазах мужчины. На этот раз Анджи, не долго думая, сделала шаг по направлению к нему. Теперь их отделяли лишь несколько сантиметров. — Что Присцилла говорит на все это? Слова, словно нож, резанули по мыслям Германа, за секунду отрезвляя его от минутного опьянения Анджи. И правда, как он мог забыть про собственную жену? Как?! — Мне не нравится то, что ты делаешь, Герман, — продолжала Анджи, не отходя от мужчины. — Тебе стоит прекратить, иначе… — Иначе что? — Иначе я самоустранюсь. Это все ошибка, ты знаешь это. Так не совершай ее снова. Взяв в руки сумку, до этого момента спокойно лежавшую на соседнем стуле, Анджи обошла собеседника, скрываясь за углом. Герману потребовалось целых 5 минут, чтобы осознать, что только что произошло. Сначала явный отказ Анджи и то, что она четко дала понять — она больше не любит его и не будет с ним, как бы сильно он не показывал ей свои чувства. А потом мысли о Присцилле. Он совершенно забыл о ней, пока сама Анджи не произнесла это имя. Ведь он был женат. Сомнения вновь окутали Кастильо, но на этот раз не касательно Анджи. Другой женщины.Когда же он совершил эту ужасную ошибку?