Плоды цветения

В зарослях дикой малины играли маленькие медвежата, неуклюже ломая ветки и треском пугая ланей, что паслись неподалёку. По залитому солнцем зелёному ковру, усыпанному одуванчиками, как обычно прыгали зайцы, играя со стрекозами, а хитрые лисы прятались в кустах, выжидая подходящий момент. Соловьиные трели, которым аккомпанировали цикады, завершали райскую гармонию, которая царила бы и дальше, не появись, внезапно, человек. Черноволосый юноша, в последнее время ставший частым гостем Леса, вбежал на поляну, распугав животных, и сам удивился их нахождению здесь – только сейчас он понял, что до сих пор не видел в Лесу ни одного зверя, лишь птиц и бабочек. Замешкавшись, он зацепился ногой за витиеватый корень и рухнул в траву, подняв в воздух пару дюжин разноцветных мотыльков. Стало обидно: он спешит сюда, бежит со всех ног, потому что сердце разрывается от боли и тоски, а Лес вздумал над ним посмеяться. Отплевавшись от пушка одуванчиков, юноша дополз до ближайшей липы, в которой жужжали пчёлы, и горько заплакал, закрыв лицо руками. - Лиам… Гость Леса подскочил с места, услышав своё имя в шелесте деревьев. Он не был уверен, что слышит голос живого существа – звук нечеловеческого происхождения, похожий на шёпот. Его звали Виллиам, и только брат, ласково, называл его этим детским именем до сих пор. Брат… Юноша поднял взор к высоким кронам, но, не услышав ничего, кроме привычных звуков дикой природы, вновь опустился на прежнее место, и сел, обняв колени. Его распирало ощущение, заново обретённого любимого имени, которое не слышал уже третий месяц. Не знал юный искатель приключений, сколько прошло времени, но очнулся от того, что нечто влажное и тёплое щекотало босые ступни. Протерев глаза, он увидел большого ежа, который тыкался носом в его ноги, а на спине его лежало несколько веточек малины, земляники и два райских яблока. Сам ёж явно ожидал ответа, и смотрел на него чёрными глазами-бусинами, забавно фыркая. Нерешительно протянув руку к пыхтящему колючему комочку, парень глянул по сторонам, после чего быстро схватил одно яблоко, а затем второе. Но ёж не ушёл, пока со спины его не забрали все принесенные угощения. Спустя миг, с липы соскочила белка и вприпрыжку приблизившись, положила перед Лиамом грецкий орех. Улыбка незаметно растянула губы, и, утерев не подобающие мужчине слёзы, он принялся за трапезу. Тут же и камни нашлись, которыми было легко колоть орехи, которые продолжала носить белка, а в траве обнаружилось несколько кустиков черники, которой Лиам с удовольствием полакомился. После «обеда» он захотел пить и отправился к роднику, но когда увидел в отражении свои синие от ягод губы, заулыбался ещё шире. Напился он сразу, но вода была сладкой, как если бы в неё добавили сахара, и он прилёг рядом с тоненьким ручейком, так, чтобы иногда касаться языком сладкой воды. В этой части леса было жарко. Обрызгав себя родниковой водой, Лиам стянул рубашку и вновь опустился на траву, которая приятно охлаждала спину. Она была мягкой, как перина, не было ни одной сухой веточки или комка земли, который приносил бы неудобство. Сон наступил незаметно, и в итоге захватил сознание целиком. Уже с закрытыми глазами Лиам погладил траву и тихо произнёс: «Спасибо тебе, Лес». Шёпот, неразборчивый, но успокаивающий, поцелуи на шее, ладонь, скользящая по груди – Лиам чувствует всё это сквозь сон, но веки как свинцом налились, не позволяя видеть. Губы, мягкие, подвижные, покрывают поцелуями ключицы и плечи. Когда же ласка становится настойчивее, и на животе отчётливо чувствуются пальцы, юноша пытается схватить эти руки, что так бесцеремонно играют с его телом. Вот же они, ещё совсем чуть-чуть… Тут его и настигла ещё большая неожиданность – собственные запястья оказались обездвижены, ровно как и щиколотки, однако, едва почувствовав его сопротивление, что-то стало мягко смыкáться на кончиках пальцев, напоминая поцелуи, но при этом не имея ничего общего с касанием губ. Паника нарастала изнутри, однако, спустя несколько минут необычных манипуляций, Лиам сам уже не знал, от чего всё тело покрыто мурашками – от страха, или от наслаждения, которое дарили невидимые губы и руки. К тому времени что-то проворно расправилось с его штанами, спустив по колено, и перешло к действиям, откровенно направленным на возбуждение плотского желания. Вскоре, юноша уже ничего не соображал, и ему было неважно, что по ощущению, его телом занята более, чем одна персона. Ласка охватывала почти каждый участок кожи, чего один человек, или другое существо, не мог бы сделать. Именно в этот момент, когда сознание сдавало позиции, уступая под натиском дикого желания тела, гостю Леса и было подарено зрение – тяжесть, словно слёзы, скатилась с ресниц, и то, что открылось затуманенному удовольствием взору, лишило остатков здравого рассудка: Его ласкали цветы. Да-да, цветы. Сотни, тысячи лепестков и бутонов, миллионы тычинок и несчётное количество листьев и травинок одновременно ласкали человека, крепко связанного стеблями вьюнков, пока кроваво-красные маки своими полупрозрачными лепестками ласкали его щёки, удерживая в дрёме. Колокольчики, едва заметно колышась, приникли к соскам, а листья мяты помогали им, охлаждая пылающую кожу. Но больше остальных старался огромный цветок лилии, лепестками обхвативший самый возбуждённый орган, дразня его, твёрдым пестиком задевая чувствительную плоть. Вдобавок ко всему этому, цветы вероломных вьюнков нежно целовали кончики пальцев на руках и ногах «лесной жертвы», не менее прелестной, чем собравшиеся медоносы. Перепачканный пыльцой и липким нектаром, Лиам не различал больше сковывающего страха от обездвиживающего наслаждения, он не сопротивлялся цветам, что так неистово овладевали каждой его клеточкой, и с радостью поддался белой розе, которая, дурманя ароматом, приблизилась к его губам и ненавязчиво накрыла их. Она целовала. Роза целовала его губы. Мягко и осторожно, как будто не она легко уязвима, а Лиам может пострадать от её касаний, - роза захватывала власть над его устами. Она порхала лепестками по полуприкрытым векам и нежно поглаживала щёки, а когда с губ срывался стон, ловила его, вновь приникая к его источнику. Лиам сам не заметил, как стал страстно отвечать белым лепесткам, и вкус розы постепенно заполнял рот, пока остальные цветы вели его к вершине наслаждения. В голове, словно бабочка под колпаком, трепетала единственная ясная мысль «Кто ты?», но и она уступила под натиском ласки. Юноша принял то, что было сознанию ближе всего, и спустя мгновение, криком вырвалось из груди, в которой бешено билось сердце, его надрывное: «Люблю тебя!» Замерла роза. Замерла, но не покинула распахнутых губ, а затрепетала, как будто могла слышать, и этот иступлённый возглас был ей понятен. В тот же миг сомкнулись на сосках два диких нарцисса, крепкие лопухи приподняли влажное, извивающееся тело, удерживая под поясницей, а бледно-розовая лилия резко сжала лепестки, чтобы принять в себя чужой нектар. Лиам невидящим взглядом смотрел на то, что она творила и больше не мог сдерживать стоны. В тот самый миг, когда последняя капля наслаждения покинула его тело, цветы рассыпались, устлав кожу юноши благоуханными лепестками, а вьюны ослабили хватку, давая свободу ногами и рукам, которой он, впрочем, воспользоваться не спешил. Пытаясь перевести дыхание, Лиам забыл обо всех вопросах, что мучили его сначала, и думал только о розе, которая также рассыпалась, мягкими лепестками покрыв его шею и плечи. Тогда-то он и услышал, как со стороны куста лилий, что рос в его ногах, тихий голос прошептал: «Лиам - прекраснейший из цветов». С трудом приподняв пылающие веки, юноша ахнул – на него, из-под вееров чёрных ресниц, пристально смотрели ярко-голубые глаза с изумрудными искрами, и принадлежали они личности, чья красота ослепляла. Но призрак не дал себя рассмотреть, и, когда поражённый взгляд Лиама достиг его губ, застывших в почти незаметной улыбке, исчез в облаке бабочек, что сперва сгустились над ним, а после разлетелись в стороны. Пережитые впечатления и усталость сказывались, однако Лиам нашёл в себе силы подняться и кое-как одеться, отряхиваясь от налипших лепестков и пыльцы. На дрожащих ногах он быстро пошёл прочь, и скоро перешёл на бег, мечтая вырваться из тени Леса и никогда не возвращаться обратно. Он не смотрел под ноги, и не оборачивался назад, и вместо природы видел розу в изящных пальцах, унизанных драгоценными перстнями. Это была белая роза, подобная той, что ласкала его, будто имела сердце и любила.