1 + 1

Ощущать прохладные руки Гермионы у себя на затылке было приятно, тем более одна из них, видимо, для большего удобства, переместилась к нему на шею, а другая скользнула выше к макушке, зарываясь в его волосы. Ощущения от этого были приятными. Раньше так делала только Джинни, но у Гермионы это действие получалось как-то по-другому. Или просто ощущения от пальцев, ласково перебирающих его волосы, были иными, чем прежде. Гарри же тоже не отставал от Гермионы, спустив свои руки с её талии чуть ниже, на ягодицы. Хотя это действие требовало от него большей храбрости, чем он мог это себе представить, однако оно было сделано им машинально, а когда он осознал это — было уже поздно. Даже наоборот, его посетила довольно шальная мысль: Гермиона, как всегда, была в рубашке, и он мог с лёгкостью запустить руки под ткань и касаться её ног напрямую — кожа к коже. Но он не стал этого делать, спешить не стоило. Кровь всё ещё пульсировала в висках, насыщенная адреналином их так внезапно прервавшейся схватки. Ощущения, чувства и эмоции ярко переплетались, разным спектром проявляясь в мыслях, желаниях и даже реакциях тела. Гарри нетерпеливо вдавил Гермиону в стену, вновь вернув руки на талию, прижимаясь как можно плотнее. Опыта в поцелуях у него особого не было: единственный мокрый поцелуй с Чжоу и поцелуи с Джинни. Они вспоминались ему смутно, некоторыми отголосками эмоций, которые он испытывал в процессе. И они не шли ни в какое сравнение с тем теплом у него в груди — сейчас, которое усиливалось с каждым движением губ и языка. Первоначальная робость, которая была у обоих ребят, улетучилась в тот момент, когда Гермиона поцеловала его в ответ. У неё совсем не было опыта в этом деле, но эмоции, переполняющие её, как она надеялась, должны были перекрыть её неумелость, потому что ей хотелось делиться ими с Гарри не только через ласковые прикосновения или через страстный поцелуй, а сердцем и душой — всем телом. Постепенно ясность ума заволакивало туманной поволокой, и Гарри с трудом контролировал свои действия. Он выпустил из плена её губы и склонился к шее, проведя по ней кончиком своего носа, едва касаясь кожи, вдыхая её запах и останавливаясь у ворота рубашки. Прохладную кожу шеи обдало горячим дыханием, из-за чего она судорожно вздохнула, а по коже побежали мурашки. — Гарри, — позвали его её сочные губы, и он выпрямился, встав перед ней лицом к лицу. У Гермионы ноги чуть не подкосились, стоило ей увидеть его глаза. Глубокого зелёного оттенка. Его взгляд обладал как будто гипнотическим эффектом, окуная её в толщу воды с водоворотом из их чувств и эмоций. Колдовской взгляд. Она кожей ощущала его на себе и понимала, что плавится под ним, потому что не могла полностью принять в себя весь тот поток эмоций, который передавался ей его душой. «Вот уж точно глупая Грейнджер, — пожурила она себя на краю сознания. — Хотела поделиться всем, что есть, через себя, а простую истину, что глаза — зеркало души — забыла». Кое-как справившись с эмоциями, Гермиона протянула руки к Гарри и обхватила ладонями его лицо. Слова ни ему, ни ей уже были не нужны. Она ласково огладила его щёки, потом опять скользнула вдоль шеи, далее по ключицам и упёрлась ладошками в грудь, скрытую футболкой, где-то на уровне сердца. Оно колотилось как сумасшедшее, так же, как и её собственное. — Гермиона, — на этот раз Гарри позвал её, потому что она отвлеклась на свои руки, лежащие на его груди. Чуть вздрогнув от его слишком хриплого голоса, она подняла на него взгляд. Сейчас, когда водопад схлынул, в его глазах почему-то промелькнула тень сомнения. Как можно сомневаться сейчас, в такой момент?! Она для себя уже давно всё решила. В тот момент, когда они пьяные вытанцовывали что-то фееричное на столе… В тот момент она была счастлива как никогда. И сейчас — она себе отстригла волосы, как напоминание о собственном решении. Без сожалений. Не смотря ни на что. Вместе. До конца. Видимо, все эти мысли и эмоции калейдоскопом отразились у неё на лице и в глазах, потому что Гарри тут же изменился в лице, мягко улыбнулся, аккуратно убрав её руки со своей груди, и поцеловал нежно и размеренно, словно прощения просил: «Прости, что засомневался», — будто говорил он через поцелуй. «В себе ты можешь сомневаться сколько угодно, но я в тебе — никогда», — отвечала она ему, и в это мгновение между ними всё окончательно и бесповоротно изменилось, будто сожглись все мосты. — Вместе. До конца, — прошептал Гарри, отстранившись-таки от губ Гермионы. Она посмотрела в его решительное и в то же время улыбающееся лицо и вместо ответных слов и ответного поцелуя просто обняла его. Искренне и заботливо, как умела только она. Гарри крепко-крепко прижал Гермиону к себе, а она, положив голову ему на плечо, ласково поглаживала его по спине. Им обоим нужно было время, чтобы осознать и свыкнуться с внутренними переменами внутри себя, однако тело оказалось быстрее разума. Гарри ощущал эти её практически невесомые прикосновения сквозь ткань футболки, и ему очень сильно хотелось, чтобы между её ладошками и кожей его спины не было никаких преград. Спустя некоторое время Гарри расслабился и разжал хватку. Гермиона, почувствовав это, чуть оттолкнулась от стены спиной и медленно зашагала вперёд, не размыкая объятий, вынуждая Гарри отступать. Она чуть толкнула Гарри в грудь, когда почувствовала, что он ногами упёрся в диван, на котором они вчера уснули. Гарри потерял равновесие и неуклюже упал на него. Гермиона же воспользовалась его замешательством и уселась к нему на колени, своими ногами обхватив его бёдра. Их лица оказались в относительной близости. Они отчётливо могли видеть глаза друг друга. Она склонилась к нему вплотную, их губы даже чуть соприкасались. Гарри сидел не шелохнувшись, ожидая что же Гермиона предпримет дальше, но поцелуя не последовало. Точнее, поцелуя в губы не последовало. Она невесомо чмокнула его в щёку, а затем отстранилась, чтобы посмотреть на его реакцию на её столь неожиданные даже для неё самой действия. Она вновь увидела его глаза, и от его взгляда у неё по спине побежали мурашки, но настроя это ничуть не испортило. Даже наоборот, подстегнуло к дальнейшим действиям. Гриффиндорка она или кто, отступать от начатого? Она запустила свои руки ему под футболку, сначала робко коснувшись кожи на животе, но потом более уверенным движением ладоней заскользила ими вверх по коже, плавным движением задирая футболку Гарри вверх, лаская его оголившуюся кожу не только ладонями, но и взглядом своих карих глаз. Гарри слегка судорожно вдохнул и чуть отклонился назад. Гермиона как раз задрала его футболку почти по самые плечи. У него даже успела мелькнуть безумная мысль, что Гермиона как-то умудрилась прочитать его мысли, либо это было её собственное желание. — Гермиона, что ты… — она не позволила ему договорить, положив одну руку ему на губы, а второй собрав футболку спереди, она зацепила ту за горловину и продолжила тянуть её дальше, без слов сообщая о своих намерениях. Немного сбитый с толку Гарри подчинился, подняв руки вверх и позволив Гермионе стянуть с себя футболку. Его торс оголился, полностью представ перед её взором. Он выглядел довольно худощаво, но некий рельеф мышц всё же присутствовал. Она вновь положила свои ладони к нему на живот. От её действий мышцы его пресса напряглись, но она не стала надолго задерживаться, заскользив выше к груди и замерев где-то в районе сердца. Сейчас почему-то его сердцебиение совсем не ощущалось, как будто он был полностью спокоен. Поэтому не уделяя его реакции больше внимания, Гермиона провела руками дальше до плеч, скользнув на шею и зарывшись пальцами обеих рук в его шевелюру на затылке. Она улыбнулась ему, умиляясь его обескураженному виду, и притянула к себе. Они вновь обнялись, только на этот раз руки Гермионы скользили по спине Гарри без всяких помех в виде ткани футболки, и она напрямую ощущала своими ладонями движение его мышц и лёгкие мурашки, пробегающие по его спине. Так как их объятия были такими же, то Гарри решил, что может повторить свои прошлые действия и даже более того: Гермиона сидела удобно для него, так что он беспрепятственно запустил свои ладони к ней под рубашку и устроил их у неё на бёдрах. Теперь и его рукам ничего не мешало. И это было прекрасно. Он чувствовал, как от ощущений кожи Гермионы под ладонями его переполняет удовлетворение от содеянного. Для укрепления эффекта он провёл ими дальше, забираясь не только под ткань рубашки, но и под ткань шортов, остановившись только тогда, когда кончики пальцев почувствовали границы нижнего белья. Теперь была очередь Гермионы судорожно вздыхать и покрываться мурашками. Провокации получились обоюдными. Что делать дальше — никто не знал, точнее, знали оба, но никто не мог решиться на первый шаг. Гермиона сожалела, что в её голове отсутствует лёгкость, которую ей вчера подарили выпитые бутылки вина. Ну, и всё-таки некоторое смущение в ней присутствовало. Так она себя вела впервые. Если Гарри смущался, то только мысленно, потому что любое физическое проявление его смущения подавлялось разгорячившимся телом: сквозь ткань джинсов он ощущал тепло тела Гермионы. И в контраст к этому горячей кожи на спине касались холодные ладошки, которые уже почти нагрелись от контакта с его спиной. Он был в одном шаге от реального возбуждения. — Гермиона, — голос у него был всё такой же хриплый, — я хочу тебя поцеловать, можно? Лицо у неё в то мгновение, когда она осознала вопрос Гарри, было видимо крайне живописным: «После прошлых поцелуев, когда твои руки беззастенчиво поглаживают мою попу, а я стащила с тебя футболку, тебе нужны ещё какие-то разрешения? Знаете, мистер Поттер, иногда вы настоящий болван!» — чуть ли не мгновенно промелькнула у неё мысль. Она реально хотела возмутиться, но тело её среагировало быстрее мозга — она сама поцеловала Гарри. Сочтя это знаком согласия, тот ответил, и Гермиона поняла, почему он попросил разрешения. Потому что этот поцелуй был возбуждающим, жарким, жадным. Он словно пленил её губы и язык, полностью подчиняя себе, про мысли и говорить не стоит. Он ощутимо вцепился в её попу, ласковость из его рук тут же пропала, сменившись на решительность и даже какую-то агрессию. Гарри резким движением притянул Гермиону к себе так, что её промежность оказалась аккурат в районе его паха. Они не соприкасались только благодаря тому, что Гермиона напрягла свои согнутые в коленях ноги, таким образом распределив свой собственный вес. Но поза получилась довольно напряжённая, и краем сознания она понимала, что долго так она не простоит. Они целовались и целовались. Гермиона опускалась всё ниже и ниже, она уже практически сидела на Гарри. Для него же граница нижнего белья уже давно перестала быть препятствием, и он уже давно ощутимо ласкал и сжимал ягодицы Гермионы, надавливая вниз, чтобы та наконец села на него полностью. Когда она устала держать свой собственный вес на согнутых ногах, она-таки уселась на Гарри, чем тот тут же и воспользовался, плотно прижав её к себе: аккурат промежностью к своему паху. И всё это не разрывая поцелуя, будто на одних инстинктах. Когда Гермиона устроилась на Гарри окончательно, она сквозь разделявшую их тела ткань ощутила его возбуждение. Осознав, что это и что она тому причина, она издала стон прямо сквозь поцелуй и прервала его. Гарри больше не нужно было надавливать на ягодицы Гермионы, он опять их начал ласково поглаживать. Гермиона всё равно плотно прижималась к нему под весом её собственного тела. В джинсах давно было тесно, а ощущения прикосновения сквозь ткань и проникновения через неё теплоты и жара другого тела — волнующе. Гермиона покраснела и часто задышала. Гарри ей в этом не уступал. Гермиона склонила голову, и Гарри обрадовался тому, что у неё сейчас короткие волосы, а то она так бы спряталась за копной своих непослушных волос. Она просто опустила взгляд вниз и часто-часто дышала, боясь шелохнуться, ощущение возбуждения Гарри даже сквозь слои ткани пробирало до мурашек. Она чувствовала, как внутри неё что-то разгорается. Гермиона знала, что такое возбуждение, но ей ещё не приходилось делить его с кем-то. Она убрала свои руки с его шеи и спины и вцепилась ими себе в рубашку где-то в районе груди. Сейчас у них было два пути: остановиться или продолжить. Преодолев в себе стеснение, смущение и подавив волнение, Гермиона сделала глубокий вдох, выравнивая дыхание, и обожгла Гарри решительным взглядом своих карих глаз. «Без сожалений», — сказала она лишь одними губами и начала расстёгивать рубашку…

* * *

Гарри спал не совсем крепко, потому что раздавшийся на грани периферии незнакомый звук откуда-то снизу тут же его разбудил. Судя по виду за окном, было уже в районе полудня. Вот это он дреманул. Звук повторился. Он не мог никак его идентифицировать. Так как дальше продолжить спать было бы уже неприличным, Гарри решил спуститься вниз в гостиную. Как оказалось, эти незнакомые звуки издавало видавшее виды пианино: иссохшее дерево, потрескавшийся лак, пожелтевшие клавиши. Конечно, первым делом в глаза бросалось не само пианино, а тот, кто в нём ковырялся: крышка сверху была откинута, а на стуле перед клавишами стояла Гермиона, склонившись внутрь и нырнув туда чуть ли не по пояс. Гарри порадовался тому, что она в шортах, хотя и так вид получался довольно привлекательный. Гермиона в последнее время взяла за привычку не утруждать себя ношением лишней одежды и обходилась его же рубашкой, собственноручно трансфигурированной по фигуре и допустимой длины. Рубашка от такой позы задралась, оголяя бёдра и попу, прикрытую тёмными шортами. После их псевдодуэли, завершившейся крайне неожиданно, в их взаимоотношениях мало что поменялось. Точнее, они пришли в норму. И их чувства, как будто они были всегда при них, но тщательно скрываемые и так и до конца не осознанные в полной мере, сейчас были на виду. Гарри видел, что у Гермионы как будто некий груз с плеч свалился. Она перестала его избегать и вела себя с ним открыто и естественно. И эта новая Гермиона с новой причёской, нравилась ему ещё больше, потому что чаще улыбалась ему, не сторонилась — была собой: той Гермионой Грейнджер, которую он знал и которую любил, оказывается, далеко не как сестру, а как самого близкого и родного человека. Так что Гарри без зазрения совести разглядывал сейчас торчащую из пианино попу Гермионы и даже не краснел. В конце концов, он не только видел, то что так показательно было явлено пространству, но даже трогал. Он решил дождаться, когда Гермиона закончит и вылезет наружу. Усевшись на диван, который пережил и их пьянку, и их дуэль, и продолжение после неё, Гарри расположился поудобнее, приготовившись ждать и в процессе любоваться открывшимся ему видом. Гермиона возилась довольно долго. Пианино при этом издавало какие-то одиночные звуки. Разные. Некоторые были настолько ужасны для слуха, что Гарри стискивал зубы и вздрагивал, но стоически терпел всю эту звуковую вакханалию. У него не было ни малейшего представления, на кой-ляд ей это понадобилось, но потом он всё же догадался, что она его настраивает. Наконец-то она вылезла наружу. — Гермиона, — позвал он её по имени. От неожиданности та вздрогнула. Гарри порадовался, что дождался-таки того, что она вылезла из пианино, а то вздрогнула бы там — ударилась бы точно. — Гарри! Я думала ты ещё спишь, — удивилась она. — Как тут можно спать, если кто-то собрался музицировать, — он указал на пианино. — Ох, прости, видимо я слишком увлеклась и не заметила, что чары выветрились, — извинилась она. Гарри очевидный вопрос задавать не хотелось, но, видимо, всё было написано у него на лице, поэтому Гермиона легко спрыгнула со стула и села на него. — Да, я бродила в библиотеке и совершенно случайно наткнулась на книгу с заклинаниями, так или иначе связанными с музыкой. Коротать дни в ожидании — невыносимо, поэтому я и решила чем-нибудь себя занять. — А пианино откуда? — Оно было здесь. Я ещё его на пятом курсе запомнила, во время уборки. Кикимер сказал, что на нём играл ещё дед Сириуса, — Гермиона замолкла, потому что увидела, как Гарри погрустнел от упоминания крёстного. — Кикимер сказал? — обеспокоенно уточнил Гарри. — «Не обижал ли он Гермиону вновь?» — подумал он, нахмурившись ещё больше. — Да, — коротко ответила Гермиона. Говорить о том, что он злостно ворчал, пока она транспортировала музыкальный инструмент с верхних этажей в гостиную, она не стала. — Так что я провозилась с настройкой почти всё утро, а сейчас уже обед. Это оказался довольно интересный опыт. С подобного рода чарами я не сталкивалась. Жаль, что я закончила. — Может, сыграешь тогда что-нибудь? Не просто так же ты потратила на это дело всё утро? Гермиона улыбнулась и развернулась лицом к клавишам, едва касаясь, провела по ним пальцами. Она стала наигрывать довольно спокойную мелодию сначала правой рукой. Затем к ней подключилась левая. Неспешная и немного грустная музыка заполнила гостиную. Гарри смотрел на прямую спину Гермионы, на повороты головы от правой руки к левой и обратно, на плавные движения самих рук, пальцы которых рождали мелодию, которая пробиралась как будто под кожу — настолько пронзительно она звучала. Это была настолько умиротворяющая картина, что Гарри закрыл глаза и представил: они с Гермионой уже взрослые, вот-вот готовые перешагнуть порог старости, давно женатые. Она так же сидит за пианино и наигрывает различные мелодии, тихонько напевая их себе под нос, а Гарри её с удовольствием слушает, расположившись в кресле-качалке и прикрыв глаза. Сверху на пианино сидит кот, очень похожий на Живоглота, который как будто дирижирует хвостом для своей хозяйки, ну или просто размеренно взмахивает им точно в такт. Видение получилось настолько живым и красочным, как будто настоящим. Словно он реально смог заглянуть в своё будущее как настоящий прорицатель. Стоило мыслям скользнуть на прорицания, как он тут же вспомнил Трелони. Иллюзия развеялась, и Гарри разочарованно фыркнул. Хотелось бы верить, что это его будущее или что он в силах сделать его таким. Гермиона как раз доиграла до конца и развернулась к нему. — Не знал, что ты умеешь играть, — честно признался Гарри. Как оказалось, он реально многого не знает о Гермионе. — Ну, — она смутилась, — я не то чтобы умею. У нас в доме есть пианино, от бабушки осталось. Выучить нотную грамоту не составило труда, а разучить пару любимых песен и мелодий — не так уж и трудно. Летом я часто играла для отвлечения и отдыха, — объяснилась она. — Здорово! — вполне искренне восхитился Гарри. — Я бы с удовольствием послушал ещё что-нибудь. Научишь паре незатейливых мелодий?  — С радостью, — Гермиона улыбнулась, а затем поднялась на ноги и зашагала к выходу: — Не знаю, как ты, а я проголодалась. — Пора обедать! — Гарри сорвался следом за ней, нагнал в дверях, и они в обнимку отправились в столовую. Приготовленный Кикимером обед уже дожидался их. Они как раз закончили обедать, когда Кикимер сообщил им с неохотой, что ему и Добби удалось выполнить просьбу по поиску гоблина. Когда они подтвердили, что готовы встретиться с гоблином, Кикимер исчез. — Будешь на подстраховке? — Хорошо, — согласилась Гермиона. — Ты уже придумал, как его убедить? — Есть идеи, но что из этого получится — не знаю. Ты же сама знаешь из истории, что гоблины — довольно странный народ. Это единственное, что они успели сказать друг другу, потому что в следующее мгновение на кухне появился гоблин в сопровождении Кикимера. Гарри этот гоблин показался знакомым. — Располагайтесь. Пока гоблин усаживался на предложенный ему стул, на кухне появился Добби. — Добби выполнил просьбу Гарри Поттера сэра, — и почтительно поклонился ему, — с помощью эльфов Хогвартса нам удалось найти указанного волшебника. В честь своей признательности и уважения община попросила передать вам гостинец, — по щелчку его пальцев на столе появилась обычная корзинка для пикника.  — Спасибо, Добби. Вы с Кикимером отлично постарались, и передай от меня общине эльфов Хогвартса благодарность и моё почтение за проделанную работу. Правда, мне нечего передать им в качестве гостинца, — Гарри сник, но как-то хитро посмотрел на Гермиону, — впрочем, Гермиона могла бы связать им всем носки, но такому подарку они явно не обрадуются, — ему вспомнились рукодельнические подвиги подруги на четвёртом курсе. Растрогавшийся Добби не удержался и обнял Гарри. — Добби обязательно передаст благодарность Гарри Поттера сэра эльфам Хогвартса, — сказал он. Гарри улыбнулся и потрепал эльфа по макушке. Тот кивнул в знак признательности и покинул кухню с тихим хлопком. Теперь у Гарри была возможность рассмотреть гоблина внимательнее: изжелта-бледная кожа, длинные тонкие пальцы, черные глаза. Он был ненамного крупнее домовика, а вытянутая кверху голова была заметно больше, чем у человека. Гоблин смотрел на него странно: наполовину настороженно, наполовину с любопытством. Как будто только что случившийся разговор произвёл на него неизгладимое впечатление. На Гарри снизошло озарение: — Вы, наверное, не помните… — начал Гарри. — Что именно я сопровождал вас к вашему банковскому сейфу, когда вы впервые посетили «Гринготтс»? — договорил за него гоблин. — Я помню, Гарри Поттер. Вы очень знамениты, даже среди гоблинов. Гермиона сидела на соседнем от Гарри стуле и пристально разглядывала обоих собеседников. И то, что гоблин и Гарри оказались знакомы, отразилось удивлением на её лице. Таких совпадений просто не бывает. — Добби или Кикимер должны были сказать, что у меня к вам дело. Нам нужно проникнуть в банковский сейф в «Гринготтсе», — Гарри не стал ходить вокруг да около и спокойно сказал всё, как есть на самом деле. — Проникнуть в сейф в «Гринготтсе»? — гоблин возмутился так, что даже подпрыгнул от негодования на стуле, на котором сидел. — Невозможно! — Возможно, — спокойно возразил Гарри. — Были случаи, когда проникали. В день, когда мы с вами познакомились, Крюкохват. Мой день рождения, семь лет назад. — Тот сейф был уже пуст, — огрызнулся гоблин. — Он не так строго охранялся. Гарри понял, что Крюкохват, хоть и не работает больше в банке «Гринготтс», всё ещё болеет за него душой. — А тот сейф, куда нам нужно попасть, — не пустой, и охраняют его, наверное, будь здоров, — сказал Гарри. — Это сейф Лестрейнджей. — Без шансов, — твердо сказал гоблин. — Абсолютно исключено. «Если пришёл за чужим ты сюда…» — «Отсюда тебе не уйти никогда» — я помню, — сказал Гарри. — Только я не за богатствами туда собираюсь. Мне нужен этот сейф не ради выгоды — можете вы мне поверить? Гоблин искоса посмотрел на Гарри. Молчал он довольно долго, но потом заговорил. — Если есть на свете волшебник, которому я мог бы поверить, что он не ищет для себя выгоды, то это вы, Гарри Поттер, — произнес наконец Крюкохват. — Гоблины и домовые эльфы не привыкли к тому, чтобы с ними общались как с равными, как это сделали вы только что. Гарри пожал плечами. Он рос среди магглов и был свободен от многих предрассудков магического мира. Для него были друзьями те, кто хорошо к нему относились, будь то странный домовой эльф Добби, своеобразно оберегавший его, чья забота стоила ему лишних переживаний и физических увечий, или полувеликан Хагрид. — Добби — мой друг, — просто ответил он. Гоблин прожигал его взглядом. Лицо его выражало то, что большей чуши он в жизни своей не слышал: подумать только, дружба между волшебником и эльфом. — Мы не привыкли к такому от носящих волшебные палочки. — Носящих волшебные палочки… — повторил Гарри. Эти слова произвели на него странное впечатление. Гоблин тихо проговорил: — Волшебники и гоблины давно уже спорят о праве носить волшебную палочку. — Но гоблины умеют колдовать без всяких палочек, — удивлённо заметила Гермиона. — Неважно! — вспылил гоблин. — Волшебники не желают делиться тайными знаниями о волшебных палочках с другими магическими народами. Они препятствуют нам развивать свои возможности! Гермиона стушевалась, ведь она не это подразумевала. Хотя, она представила, как бы развивалась магия у волшебников, колдуй они без палочек. Гораздо медленнее. Она знала, что некоторые заклинания можно выполнять без палочек, но это очень трудно. Мысль обо всём этом заставила её задуматься над природой магии гоблинов и эльфов, и что, если все они и волшебники — магические существа, имеющие общий доступ к единой магии, вот только волшебники нашли способ использовать её более эффективно, а гоблины и эльфы просто приспособились? Это была очень интересная мысль, но сейчас было не до подобных размышлений. Им с Гарри нужно было убедить гоблина им помочь. — Это все сейчас несущественно, — поспешно сказал Гарри, надеясь, что он оборвал гневную речь Крюкохвата. — Речь идет не о спорах волшебников с гоблинами и другими магическими существами… — Да нет, как раз об этом! — неприятно засмеялся Крюкохват. Он уже пожалел, что согласился на этот разговор. Он был крайне удивлён, когда их посетил странный эльф. Один из волшебников, скрывавшийся от властей вместе с ним, сказал, что этот эльф знает Гарри Поттера. Потом появился другой эльф, более старый, менее бойкий и чересчур инфантильный. Они наперебой рассказали о цели своего визита. Объяснили, как их нашли, потому что волшебники не на шутку перепугались, что их могут отыскать обычные домовики. Кикимер нехотя объяснил им, что это возможно, потому что Дин — и указал на того рукой с обвисшей на ней кожей — до сих пор числится студентом Хогвартса, и если попросить помощи у общины школы — это осуществимо. Но до этого волшебник никогда не додумается сам. И вот Крюкохват сидит на кухне дома, где, судя по всему, скрывается Гарри Поттер вместе со своей подругой, и спорит на извечно больную тему для любого гоблина.  — Чем больше власти забирает себе Тёмный Лорд, тем больше ваш народ притесняет моих сородичей! В банке «Гринготтс» заправляют волшебники, домовиков истребляют, а кто из носящих волшебные палочки протестует против этого? — Мы! — воскликнула Гермиона. Она села очень прямо, глаза её сверкали. — Мы протестуем! За мной, например, охотятся, как за любым гоблином или домовиком. Ведь я грязнокровка! Гарри наморщился, потому что интонация, с которой она назвала себя грязнокровкой, была очень презрительной и очень похожей на Малфоевскую. — Гермиона, не называй себя так. — А почему? — возразила Гермиона. — Да, я грязнокровка и горжусь этим! При новом порядке мне живется ничуть не лучше, чем вам, Крюкохват! — она закатала рукав рубашки и продемонстрировала шрам, в котором отчётливо читалось «грязнокровная сука». — А вы знаете, что это Гарри освободил Добби от рабства? Он свободный эльф, который работает в Хогвартсе за заплату, — продолжила Гермиона с маниакальным энтузиазмом. — И, между прочим, мы уже много лет боремся за освобождение домовых эльфов, хотя до этого никому нет никакого дела, но мы не сдаёмся. Мы не меньше вашего стремимся свергнуть Сами-Знаете-Кого! Гоблин воззрился на Гермиону с таким же любопытством, как перед тем на Гарри, и вдруг спросил: — Что вам нужно в сейфе Лестрейнджей? — Вы не знаете, что там хранится? — спросил вместо ответа Гарри. — Правила «Гринготтса» не позволяют обсуждать содержимое банковских сейфов. Мы — хранители несметных сокровищ и обязаны оберегать то, что нам доверено, тем более что немалая часть этих драгоценностей создана нашими руками. Взгляд его черных глаз перешел с Гарри на Гермиону и обратно. — Вы так молоды, — сказал он наконец, — а сражаетесь против стольких врагов. — Вы поможете нам? — спросил Гарри. — Без вашей помощи у нас нет никакой надежды проникнуть в сейф. Вы — наш единственный шанс. Крюкохват собрал руки в замок, положил локти на стол и задумался. Ни Гарри, ни Гермиона не торопили его с ответом. — Я принял решение, Гарри Поттер, — провозгласил гоблин через несколько минут. — Хоть гоблины в банке «Гринготтс» сочтут это подлой изменой, я готов вам помочь… — Вот здорово! — обрадовался Гарри. — Спасибо, Крюкохват, мы вам очень… — …за соответствующую плату, — закончил гоблин. Когда встал вопрос об оплате, Гарри велел Кикимеру притащить на кухню абсолютно все целые вещи, которые остались в доме после визитов Наземникуса, и всё, что удалось спасти самому эльфу. С недовольной физиономией он вывалил несколько вещиц на обеденный стол, но гоблин после осмотра предложенного ему для оплаты барахла остался не удовлетворён. Прежде чем пускаться в торги, Гарри подумал, что стоит объяснить эльфу всё гораздо подробнее. — Останься бы Регулус жив и уничтожь он медальон, остатки которого ты сейчас носишь у себя на шее, он бы одним этим медальоном не ограничился. Мистер Крюкохват обещал помочь нам достать ещё один предмет, схожий по природе с уничтоженным нами с Гермионой медальоном. Так что считай, что мы преемники дела Регулуса Арктуруса Блэка и продолжаем его дело, которое он начал двадцать лет назад. Неужели у древнейшего и благороднейшего рода Блэков не найдётся ничего, чем можно оплатить столь значимую для его нынешнего главы услугу? Ведь Блэки платят свои долги. Гарри увидел, что его слова повлияли на Кикимера. Тот даже в лице изменился и как будто постарел ещё на полвека. — Будет исполнено, хозяин, — и с хлопком исчез. Гермиона поражённо посмотрела на Гарри, но боялась начать разговор при гоблине. Заметив её беспокойство, Гарри тайком подмигнул ей, мол, всё под контролем, на Кикимера можно воздействовать только так и никак иначе. На столе перед ними появилась ещё парочка вещиц, более изысканных и искусно выполненных, в том числе и кинжал гоблинской работы. Осмотрев новую партию, Крюкохват остался вполне довольным. — Вы ведь не имеете ни малейшего представления о ценности вещей, лежащих здесь на столе, мистер Поттер? — Абсолютно верно, — честно признался Гарри, — да мне собственно, всё равно. — А если я в качестве оплаты потребую всё? — Забирайте, тем более я понятия не имею, что это за предметы. Гоблин оценивающе посмотрел на Гарри. — Занятный вы волшебник, Гарри Поттер. Хорошо, я согласен. — Оплата 50/50. Как говорится, аванс вперёд, а всё остальное после. — Идёт, — хмуро оскалился Крюкохват и тут же наложил свои руки с длинными ногтями на кинжал. — Враг моего врага — мой друг. — Я не враг вам. — Не знаете истории? Гарри вспомнил все эти скучные уроки истории магии, львиная доля лекций которых была посвящена восстаниям гоблинов и войнам с ними же. — Это всё в прошлом. Я живу здесь и сейчас. Вы говорили мне, что гоблины в дела волшебников не вмешиваются, но что если волшебник сам вмешивается в дела гоблинов, ведь от чего-то вам пришлось покинуть Гринготтс, как и мне магический мир. И что же, гоблину враг тот, кто с ним по одну сторону баррикад? Тем более вы уже согласились нам помочь. — Хорошо, по рукам, — гоблин хищно оскалился, как будто он только и ждал возможности отомстить. Он протянул руку, а Гарри пожал её. Затем Крюкохват отпустил его руку и хлопнул в ладоши: — Итак, приступим! Повторялась история с подготовкой вторжения в Министерство. Они работали на кухне — по требованию Крюкохвата здесь всегда царил полумрак. Самому же гоблину выделили одну из спален в доме. — Я всего однажды побывал в сейфе Лестрейнджей, — сообщил Крюкохват. — Это отделение — одно из самых древних. Старейшие семьи волшебников хранят свои сокровища на очень глубоком уровне, там самые большие сейфы и самая лучшая защита… Они часами просиживали на кухне, изредка прерываясь на приёмы пищи. Крюкохват отказался от общей еды, потребовав сырого мяса, кореньев и разнообразных грибов. Дни складывались в недели. Стоило решить одну проблему, как возникала другая. Чем больше времени они проводили вместе, тем яснее Гарри понимал, что гоблин ему не нравится. Крюкохват оказался неожиданно кровожадным, его веселила мысль о том, что можно причинять боль низшим созданиям, и страшно радовала идея, что им, возможно, придётся ранить кого-нибудь из волшебников, прорываясь к сейфу Лестрейнджей. Гарри чувствовал, что и Гермионе это тоже противно, хоть они и не обсуждали Крюкохвата между собой: гоблин был им нужен. К концу апреля все планы были составлены, а приготовления закончены.