Глаза Зело всегда были чем-то заняты

Глаза Зело всегда были чем-то заняты. Под рукой всегда был телефон, на клавиатуре которого он быстро-быстро набирал текст и отправлял то одному, то другому. Или же он носил с собой книгу - дешевую, в мягком переплете, бумага в таких всегда была слегка сероватая и тонкая. Он читал и читал, совсем не обращая внимания на происходящее вокруг. Если у Зело не было телефона или книги, он всегда находил что-нибудь другое - планшет, игровую приставку, газету, журнал, а в самых безвыходных ситуациях он мог спокойно читать непонятную инструкцию к лекарствам или состав кетчупа, стоявшего на столе. А иногда он просто будто что-то находил на стене - таинственную точку, в которой, если вглядеться, написаны все ответы на все вопросы. Вот он и вглядывался, только что-то подсказывало Ёнгуку, что ответов на свои вопросы он не находил. Его всегда раздражало, что он никак не мог поймать взгляд Зело. Казалось, будто на лице Ёнгука маленькая черная дыра, и если в нее посмотреть, то она утянет тебя внутрь. Иногда он не выдерживал, клал свою руку поверх руки Чунхона, и тот словно просыпался из сказочного дурмана - откладывал телефон, книгу, на лице зажигалась невероятно яркая улыбка, словно доказывая, что вот он, здесь. В такие моменты Зело не отводил глаза, его взгляд был устремлен только на Ёнгука. Иногда приходилось применять более жесткие меры - он клал свои широкие ладони на лицо Зело и не убирал, пока тот не начинал смотреть ему в глаза. С каждым разом было все сложнее вывести Чунхона из его дремы, не помогали ни поцелуи, ни пощечины. Ёнгук все понял, когда заметил взгляд Зело, устремленный на Химчана. Тот смотрел прямо на него, не пряча глаза, не утыкаясь в книгу или в голубоватый экран телефона. Ему было больно, он уговаривал себя, что вот сейчас он поцелует Зело и тот посмотрит на него, как раньше смотрел. С яркой улыбкой, да так, что станет ясно, что в его мире есть только Ёнгук. Но поцелуи получались неискренними, слова пошлыми, а чувства никак не складывались так, как надо. Зело смотрел только на Химчана, в его руках уже не было ни книг, ни телефонов, ни завалявшейся инструкции по применению. А потом, когда стало больно совсем, что даже перенесенная в детстве операция казалась пустяком по сравнению с этим, Ёнгук просто ушел. Собрал все вещи, вызвал такси и уехал. Потому что терпеть не было сил, как он думал, расстояние должно было уменьшить боль. Только вот теперь не было ничего. Ни боли, ни даже какого-то крохотного чувства. Словно все, что было у него внутри, улетело в ту самую черную дыру. В голове был туман, рассеиваться он не хотел, а перед глазами была пелена, как подозревал Ёнгук, именно так выглядел мир через ткань вуали. Когда туман стал гуще обычного, а пелена - темнее, пришел Чунхон. Грустный, понурый, уставший и немного измученный. На лице не было улыбки, а руки не были ничем заняты. Лишь увидев Ёнгука, на его лице зажглась улыбка, словно спичка в темноте. Взгляд не блуждал где-то там, а был устремлен прямо на него. На этот раз был его черед ставить ладонь поверх ладони, класть свои маленькие ладошки на лицо Ёнгука и целовать. И в тот момент Ёнгуку показалось, что все физики на свете не правы, ведь вот они, все его чувства вернулись из черной дыры, да в целости и сохранности, словно совсем и не пропадали. А главное - ему не надо было ловить взгляд Зело, тот теперь смотрел только на него.