Как я тебя... ненавижу

«Боже, как же я устала», — глаза закрывались сами собой, под монотонный звук шагов и спокойный голос спать хотелось еще больше. Я и не заметила, как опустилась на парту. — Самойлова, — услышала я голос у самого уха, приятный мужской баритон с нотками недовольства. — Будьте так любезны не спать на моих уроках. От этих слов глаза открылись сами собой. Я вздрогнула и села прямо, словно внутрь меня вставили жестяной шест. Возле моей парты стоял преподаватель по биологии. Сложенные на груди руки и тёмные, почти черные зрачки глаз, впившиеся в меня взглядом. — Простите, Андрей Владимирович, — тихо сказала я. — Постарайтесь, чтобы ваши ночные гулянки не отражались на вашей учебе, — бросил он мне, направляясь к учительскому столу. — Еще один такой случай — и вы отделаетесь не только предупреждением, но и двойкой в журнал, а также визитом к директору. Я задохнулась от несправедливости обвинений, хотя откуда он мог знать, что я засыпала совсем не потому, что целую ночь скакала на дискотеке. — Хорошо, Андрей Владимирович, — проглотив обиду, ответила я. Учитель еще раз посмотрел на меня и продолжил урок. Я устало вздохнула и постаралась сосредоточиться на теме занятия. Андрей Владимирович был хорошим учителем, он рассказывал и раскрывал любую тему так, что понятно становилось даже самому тупому ученику, но с тем же самым за тот год прослыл строгим и не всегда справедливым преподавателем. Когда он только появился в школе, почти все старшеклассницы, да и женщины из преподавательского состава, положили глаз на молодого мужчину. Несмотря на несколько болезненную худобу, вечный беспорядок в темно-каштановой шевелюре, отбоя от поклонниц не было. Не знаю, как дело обстояло с его коллегами, но у учениц любые попытки флиртовать с ним строго наказывались двойками в журнале и вызовом родителей. Такие меры быстро остудили пыл несовершеннолетних воздыхательниц и даже вызвали некую агрессию и антипатию в адрес недавнего предмета обожания. Так что первый урок биологии этого учебного года прошел без приключений, если, конечно, не считать выговор, адресованный мне. — Ну, Милка, тебе еще повезло, — произнесла Иринка, когда мы выходили из школы в конце учебного дня. — Мог и «лебедя» влепить, с него станется, — проговорила она, оглядываясь по сторонам, словно боялась, что «предмет» нашего разговора выскочит из-за угла и все-таки поставит злосчастную двойку. Ирка была моей самой лучшей подругой еще с детского сада. Высокая блондинка со светло-голубыми глазами была словно ожившей куклой Барби, но, несмотря на такую кукольную внешность, голова у нее была забита не только сплетнями про звезд и новостями моды, но и литературой, химией и даже немного физикой, по которым у нее стояли пятерки. По остальным же предметам ей тоже удавалось удерживать более или менее приличные оценки.  — Не думаю, — пожала плечами я. — Ему прекрасно известно, что я иду на золотую медаль, и, если что, «ква-ква» ему голову снимет. «Ква-ква» мы называли нашу директрису, не только потому, что она всем своим видом напоминала старую жабу, но и нещадно картавила. Еще, кажется, ее сознание остановилось в строгих временах Советского Союза, так как правила нашей школы больше были похоже на коммунистическую диктатуру, которой позавидовал бы и сам Сталин. Так что не знаю, как в других школах, а по нашей явно бродил призрак коммунизма. — Это точно, — хмыкнула подруга, видимо, мысленно уже представляя данную картину. — Против нее даже он не пойдет. — Привет, девчонки, — к нам подошел Юрка. Он учился на класс старше нас и так же, как я, шел на золотую медаль. Со стороны было сложно поверить, что они с Иркой встречаются — настолько они не подходили друг другу. Юрка — типичный ботан, каким его изображают в подростковых сериалах: нескладный, высокий, в нелепых очках; в детстве, на волне популярности книг о юном волшебнике, мы дразнили его Гарри Поттером, на что он обижался. — Привет, — поздоровалась я. Ира же, не стесняясь и не боясь быть замеченной директрисой или другими блюстителями морали в стенах школы, поцеловала парня далеко не невинным поцелуем. — Ну, может, хватит, — фыркнула я, наблюдая за парочкой, а заодно выглядывая учителей, чтобы заранее предупредить влюбленных в случае опасности. — Да ладно тебе, Камилла, как будто вы с Ромкой ничем таким не занимаетесь? — ухмыльнулась подруга, поправляя блузку и смотрясь в маленькое карманное зеркальце. — Небось это из-за него ты на уроках спишь. Я хотела возразить подруге, что ничем таким с Ромкой я не занимаюсь, а не высыпаюсь совсем по другим причинам, но меня остановил удивленный возглас: — Спит на уроках? — Юра смотрел на меня широко распахнутыми глазами. — Ага, — подтвердила Ирка, — на биологии. — У Андрея Владимировича? — глаза парня еще больше округлились. — Ну, Самойлова, ты — самоубийца. Если у него на тебя зуб будет, ты золотую медаль не увидишь как своих ушей. Вон у нас Горохова в прошлом году пролетела с медалью. Говорят, это он постарался. — Да ладно тебе?! — толкнула парня локтем Ирка. — И что, «ква-ква» ему позволила? — Как видишь, позволила, — пожал плечами парень. Я нервно поежилась — потерять медаль из-за вредного учителя не хотелось. Хотя до выпускного, да и до окончания этого учебного года, еще прорва времени, но отсыпаться я решила в другое время, и уж никак не на уроках Андрея Владимировича, точнее, вообще ни на каких уроках. Из раздумий меня вывел резкий гудок. Я обернулась: это был Ромка; его серый мерс стоял возле ворот школы. Ирка с Юркой тоже его увидели и приветственно помахали. — Ладно, мне пора, — вымученно улыбнулась я, прощаясь с друзьями. — Пока-пока, — подруга на французский манер расцеловала меня в обе щеки на прощание. — И скажи Ромке, чтобы давал тебе высыпаться ночью. Я не стала ничего пытаться объяснить Иринке: она всегда была такой — что вобьет себе в голову, не свернешь, одним словом, баран, точнее, овен. — Привет, — я подставила Роме щеку для поцелуя. — Привет, — поздоровался он. — Ну, как школа, как девятый класс? — Все как обычно, — пожала я плечами, — только вот… — Что? — поинтересовался он, выворачивая на шоссе. — Я уснула на уроке. — Уснула на уроке?! Кажется, этот удивленный тон начинал меня потихоньку раздражать. — Да, уснула, что я, не человек? — Я вчера поздно вернулась и так умаялась, что сегодня чуть не проспала, а на уроке… Я и сама не успела понять, как заснула, — начала оправдываться я. — Бросай ты эту работу, — раздраженно сказал Ромка. — Ага, а жить я на какие деньги буду? — фыркнула я в ответ. Спор на эту тему у нас возникал не единожды. И обычно не заканчивался ничем хорошим. Вот и сейчас все пошло по давно известному сценарию. — Переезжай ко мне, — уже спокойнее ответил он. — Куда? В общагу или к родителям? — я посмотрела на парня. — Что за глупые вопросы? К родителям. Я уверен, они будут не против. Галина Борисовна и Владислав Николаевич, конечно, были бы не против. Они были давними друзьями моих родителей, и с Ромкой я познакомилась на юбилее его отца, куда была приглашена вся наша семья. Спортивный, симпатичный мальчик, тогда еще абитуриент МГУ, весь вечер не спускал с меня глаз. А на следующий день позвонил и пригласил в кино. Первые полгода все было отлично: кафе, кино, цветы, подарки, но как дела в наших отношениях обстояли сейчас, меня не совсем устраивало. Как бы сказала Ирка: «Конфетно-букетный период закончился, пора платить по счетам». Но лишаться невинности за пару букетов цветов и несколько походов в кино мне как-то не хотелось. Да и слухи о периодических встречах Ромки со своими симпатичными одногруппницами, которыми Земля полнилась благодаря той же Ирке, энтузиазма не добавляли. — Не хочешь ко мне, — расценил мое молчание по-своему Ромка, — давай я к тебе перееду. «Вот чего мне еще не хватало», — я мысленно перекрестилась. — Ромка, давай потом об этом поговорим, — решила я свернуть разговор, чтобы не доводить до очередного скандала. При том машина уже подъезжала к моему дому. Я посмотрела на парня: взгляд сосредоточен на дороге, на лице никаких эмоций, лишь костяшки пальцев, сжимающих руль, побелели, выдавая его раздражение и злость. Автомобиль остановился. — Ромка, я очень устала, а мне еще домашку делать. И на работу идти, — добавила я мысленно. — Но я обещаю подумать над твоим предложением. Открыв дверцу, я предварительно наклонилась к нему и хотела поцеловать в щеку на прощание, но он неожиданно повернулся ко мне лицом, и наши губы встретились. Я тут же хотела отпрянуть, но он потянул меня на себя и углубил поцелуй. Не знаю, может, я какая-то не такая, фригидная, что ли, но у меня от наших с ним поцелуев никогда не бывал крышеснос, как показывают в фильмах или пишут в книгах. Это все простая механика: губы, язык, куда деть нос? И больше ничего, никакого волнения в крови или замирания сердца. «Это потому, что ты его не любишь», — внутренний голос был полон сарказмом. «Люблю», — возразила я сама себе. Когда Роман оторвался от моих губ, я выдала дежурную улыбку: — Пока. — Я завтра тебя из школы встречу. — Ага, — кивнула я, уже выбиравшись из машины и захлопывая дверцу. Квартира встретила меня ставшей уже привычной тишиной. — Привет, пап, мам, — поздоровалась с родителями, вернее, с их фотографией на письменном столе в моей комнате. Мои родители — репортеры, и не просто репортеры, а фанаты своего дела. Они и познакомились друг с другом на работе. Мама вела какое-то журналистское расследование, а папа был ее оператором. Так они и стали работать в дуэте. На работе их называют «дуэт самоубийц» (мне, честно, от такого прозвища становится жутко), так как они всегда берутся освещать самые опасные темы: Чечня, Ирак, Беслан, разные громкие криминальные истории и скандалы. Вот и сейчас они находились в Египте, где творятся беспорядки. Соорудив себе бутерброд, я стала просматривать почту. Ничего… ни одного малюсенького письма. Неужели так сложно написать коротенькое: «Привет, не волнуйся, мы живы»? А что, если… Я еще раз посмотрела на фотографию родителей. Слезы сами выступили на глазах, грудь сжалась, спазм поднялся выше, перехватывая горло и обжигая нехваткой воздуха легкие. Я вслепую нащупала ингалятор в кармане рюкзака, висевшего на стуле. Два быстрых нажатия. Лекарство охлаждающим потоком спустилось вниз по горлу, остужая легкие и заставляя дышать. — Черт, идиотка, — отругала я себя, поднимая с пола остатки бутерброда, упавшего во время приступа. — Перестань думать глупости: они всего два дня тебе не писали, а ты уже напридумывала тут себе невесть что, фантазерка хренова, — собственный голос разрушал тишину квартиры. Выкинув бутерброд и помыв тарелку, я продолжала себя успокаивать: — Борис Игнатьевич вообще сказал, что они должны вернуться только на следующей неделе. Так что хватит паниковать и вызывать у себя приступ. Лучше иди займись уроками, — последнее предложение я произнесла, пародируя назидательный тон мамы и, улыбнувшись тому, как похоже у меня вышло, села делать домашку. Будильник противно пропищал «подъем». О да, родной, я тебя слышу. Открыв с третьего, если не с четвёртого раза, глаза и, нащупав кнопку «off», приказала себе встать. Ну и фиг, что суббота и спать хочется до одури. Кушать тоже, знаешь, будет хотеться и сегодня, и завтра, и в понедельник. Понедельник. Я мечтательно вздохнула: именно в понедельник должны будут вернуться родители. Новостей от них так и не было, но Борис Игнатьевич, которого я достала своими звонками в последнюю неделю, не слишком уверенно утверждал, что с ними все в порядке, просто связь в воюющей стране большая роскошь. Я делала вид, точнее, старалась в это верить и ждать понедельника. Быстро приведя себя в порядок и позавтракав, отправилась на работу. Работала я уборщицей в одной кафешке типа МакДака, которая вечером превращалась в ночной клуб. Работа была не ахти, но «несовершеннолетней малолетке без аттестата даже о среднем незаконченном образовании» на большее рассчитывать не приходилось. Устроилась я на эту работу еще летом — решила подкопить на новый мобильный, а когда родителей отправились в командировку, то деньги стали не лишними вдвойне. Нет, родители оставляют мне кредитную карточку с небольшой суммой на карманные расходы, но то ли я такая транжира, то ли все стало настолько дорого, но последние две недели я жила на свои честно заработанные. — Привет, Милка, — улыбнулся мне Степка — официант. Рыжий студент второго курса, веселый, вечно улыбающийся, шустрый парень, который в начале лета пытался подбивать ко мне клинья, но, один раз душевно поговорив с Ромкой, отстал, и наши отношения переросли в братско-сестринские. — Привет, Рыжик, — ответила я, на что он тут же надулся. — Я не рыжик, это гриб такой. — А я не Милка, это шоколадка такая, — парировала я. — Ага, и лиловая корова, — ухмыльнулся он. — Что здесь происходит?! — из глубины зала к нам вышла Светлана Николаевна. «Шалава» Николаевна, как называли ее за глаза. Высокая, стройная брюнетка в облегающем все ее достоинства деловом костюме была управляющей персоналом. Она пришла работать в это кафе в одно время со мной, но за три месяца успела дослужиться до начальника. Работала она не слишком старательно, но вот с владельцем кафе ее видели часто. — Так что тут происходит? — повторила свой вопрос начальница. — Ничего, — хором ответили мы. — Вам не за разговоры платят. Быстро по местам, — сказала женщина и прошла мимо. — По местам, — передразнил ее Степка. Я же по-детски показала язык. Но Светлана Николаевна была права, платили нам не за разговоры, и поэтому я поспешила в подсобку, переодеваться. Я поставила швабру и потерла ноющие запястья; спина тоже затекла. В такие моменты мне казалось, что Ромка не так уж и не прав, уговаривая уйти с работы и переехать к нему. Ну, право слово, не будет же он приставать ко мне при родителях. А когда их не будет дома? Нет, Камилла, ты себе никогда не напоминала параноика? Он вроде твой парень, а не сексуальный маньяк. И ты его любишь. «А любишь ли?» «Заткнись», — послала я свои сомнения в очередной раз по известному адресу. — «Люблю, но спать мне с ним пока рано. Вот будет хотя бы шестнадцать, тогда может быть». Моё второе я в очередной раз презрительно хмыкнуло, но в этот раз промолчало. Дело было не только в возможных приставаниях Романа — еще и моя собственная жажда независимости и самостоятельности мешала мне принять чужую помощь. Жить одной в квартире было мне не в новинку: родители постоянно разъезжали по командировкам, а бабушки, остающейся со мной в детстве, не стало уже как три года. Поначалу родители просили присмотреть за дочуркой соседей или даже учителей, но вскоре убедившись, что я достаточно взрослая, чтобы не умереть с голоду и не поджечь квартиру, успокоились. Все бы и в этот раз было хорошо, если бы не работа. Работать и учиться одновременно, видимо, мне не по силам. Мне было стыдно перед преподавателями, когда они растерянно-разочарованно вместо красивой пятерки вырисовывали в журнале неуверенную четверку, близкую к тройке. Ну, ничего, — скоро вернутся родители, и все войдет в привычную колею. — Камилла, что ты тут застыла? — в каморку заглянула Светлана Николаевна. — Там тебя работа ждет. — Уже иду, — вздохнула я, беря в руки швабру. Вытирая следы колы вперемешку с остатками картошки фри, я вдруг услышала знакомый голос. Обернувшись, я увидела у входа долговязую фигуру своего учителя биологии. Сердце пропустило удар. Я со всей силой сжала ручку швабры, пластик жалобно заскрипел. Только этого мне не хватало. Представляю, что будет, если он увидит меня здесь. Самое безобидное, если он сам уколет меня на уроке; в худшем случае — завтра об этом будет знать вся школа. А зная нашу «ква-ква», легко после такой новости мне не отделаться. Нашей директрисе совершенно плевать, что Советский Союз давно развалился, и отговорка, что «теперь то, чем занимаются школьники в свободное время, их личное дело», в стенах нашей школы не принимается. Так что можно было готовиться к прилюдному поруганию и требованию уйти с работы, или исключению из школы. Абсурдно?! Кто ж спорит, но такова «ква-ква» — Бестрева Семеновна. Тем временем к Андрею Владимировичу подплыла наша Светлана. Не стесняясь, стала кокетничать с новым посетителем, предлагая ему пройти за свободный столик и сделать заказ. Ради других посетителей она так не суетилась, но больше меня удивила реакция учителя. Нет, я, конечно, понимаю, что учителя - не роботы и у них есть личная жизнь, но видеть всегда собранного и строгого учителя, расплывающегося в обаятельной улыбке и галантно целующего даме ручку, было крайне необычно. Я даже забыла о необходимости спрятаться. Когда они отправились к свободным столикам возле меня, прятаться было уже поздно. Я лишь ниже опустила голову и отвернулась, делая вид, что занята делом, в надежде, что он все-таки меня не заметит. Как бы не так: проходя мимо, биолог остановился прямо напротив меня. Я, поняв, что пытаться сделаться невидимкой и далее будет довольно глупо, выпрямилась и гордо подняла голову. — Здравствуйте, Андрей Владимирович, — первой поздоровалась я. Он прошелся по мне своим цепким взглядом, с каждой секундой хмурясь все больше: — Добрый день, Самойлова, — и пошел дальше, к столику. Я закрыла глаза и медленно выдохнула, стараясь подавить страх и волнение. Только приступа астмы мне сейчас не хватало, это будет полным фиаско. И что я так разволновалась? Ну, подумаешь, расскажет он все директрисе, в понедельник все это будет уже не важно. Успокоившись, я отправилась в подсобку, стараясь не смотреть на столик, за которым сидел учитель. Неужели я дома?! Руки и ноги отваливались, спина ныла. Хотелось просто лечь и уснуть. Но желудок взбунтовался такому желанию, требуя пищи. Так, что у нас в холодильнике? Достав кастрюлю с макаронами по-флотски, приготовленных мной в четверг, и проверив их на пригодность, поставила греться. Не успела я приступить к ужину, как по квартире разнеслась настырная трель входного звонка. Черт! Голодному ребенку поесть не дадут. Заочно ругая любого, кто стоял по ту сторону двери, я пошла открывать. За дверью стоял Ромка. — Ты что так поздно? — спросила я, открывая двери. — А, красавица моя, — парень ввалился в прихожую. От него разило спиртным; я недовольно поморщилась от резкого запаха. — И где ты так набрался? — спросила я, пытаясь увернуться от его крепких пьяных объятий. — Да что ты, Камилла, какой набрался? Выпил-то всего бутылку пива, — икая, признался мне Ромка. — О, это тебя так с бутылки пива развезло? — теперь я уже пыталась не дать ему упасть. — Ну, там не только пиво было, — продолжал рассуждать он. — Еще вино, коньяк, водка… Это мы так новый учебный год отмечали. — Все с вами ясно, — вздохнула я. — Снимай куртку, пойдем я тебя на диван уложу.  — Зачем? — задал глупый вопрос Ромка. — Как же зачем? — стала объяснять ему, как маленькому, я. — Тебе проспаться нужно. — Но я совсем не хочу спать, — заплетающимся языком объявил он. И тут навалился на меня всем телом, так, что с одной стороны я была прижата стеной, а с другой им. Я сначала подумала, что он просто отключился, но когда его рука нагло прошлась по моему бедру… — Эй, ты, что себе позволяешь?! — скинула я его руку. — Да, ладно тебе, Милка! Сколько мы с тобой встречаемся, а ты меня все динамишь. А я ведь не железный. — Ага, ты деревянный, как Буратино, — отпихнула я его от себя. — Ну, Милка. Он снова обнял меня в попытке поцеловать. От него так разило, что меня чуть не стошнило. Я еще раз его толкнула, на этот раз сильнее. Ромка покачнулся и отступил на пару шагов назад, дав мне свободу передвижения. Я подскочила к двери и раскрыла ее нараспашку. — Уходи, — указала я ему на дверь. — Ты чего? — он смотрел на меня растерянным взглядом. — Уходи! — мой голос почти сорвался на визг, а в груди неприятно сжалось, предупреждая о приступе. Перепуганный парень послушно поднялся на ноги: — Хорошо, ухожу-ухожу, истеричка, — пробурчал он себе под нос. Дверь захлопнулась, стены дрогнули. Опустившись на пол прямо возле двери, старалась успокоиться. — Понедельник, понедельник, понедельник, — повторяла я как заклинание.