Человек без имени

«A thousand years, a thousand more, A thousand times a million doors to eternity I may have lived a thousand lives, a thousand times An endless turning stairway climbs To a tower of souls If it takes another thousand years, a thousand wars, The towers rise to numberless floors in space I could shed another million tears, a million breaths, A million names but only one truth to face…» Sting, «A Thousand Years» («Тысяча лет и еще одна Тысячи раз миллионы дверей в бесконечность Я может и прожил тысячу жизней, тысячу раз Бесконечная лестница все вьется На крышу башни душ Если это продолжится еще тысячу лет, тысячу войн Башни поднимутся бесконечно высоко в космос Я пролью еще миллионы слез, миллионы раз выдохну Сменю миллионы имен, но только лишь одно из них истинно…»)

      До Пэкуина было две недели пути, они полетели по маршруту, на котором Серенити была более-менее незаметна для глаз Альянса, что дало команде предостаточно времени составить подробный план кражи. Предполагалось, что по пути они совершат одну остановку, на небольшой пограничной луне по имени Три Холма, нужно было пополнить запасы и заправиться. Корабль Мэла работал очень эффективно, в результате у экипажа, несмотря на всю работу и дежурства, было много свободного времени.       Доктор, изо всех сил пытаясь вести себя ненавязчиво (по крайней мере, пока), пару дней избегал Мэла. Из-за чего ему пришлось много времени проводить в его «комнате», которая, если учесть, что он привык к простору залов Тардис, доводила его до белого каления. Когда он на третий день стал устраивать световые шоу на стенах звуковой отверткой, он решил, что лучше уж снова получить в челюсть, чем сидеть в крошечной каюте еще хоть минуту.       На таком корабле как Серенити время было иллюзорным. Существа, живущие на поверхности планет, измеряли дни такими вещами, как рассветы и закаты, отмечали праздники в календарях и все такое. На борту корабля все будто размывалось и сливалось вместе в другой вид времени, более текучий и способный принимать почти любые формы. Поэтому, несмотря на то, что часы показывали полдень, когда Доктор вышел из своей каюты, его встретила только тишина, никакой суеты.       Он бесшумно шел по коридорам Серенити, направляясь в сторону столовой и задумавшись, сможет ли убедить кого-нибудь дать ему хоть какое-то занятие, любое занятие, пока он не сошел с ума от скуки. Или одиночества.       Смех и голоса из столовой немного приободрили его, и он ускорил свой шаг. Столовая, можно сказать, была его любимым местом на Серенити, все ее веселые желтые стены с нарисованными вьющимися растениями, большой деревянный стол и разные стулья излучали чувство уюта и семьи. Это было очень по-домашнему, но ему все равно нравилось.       Почти вся команда собралась вокруг стола, на котором были разбросаны карты и кусочки бумаги. Кейли устроилась на коленях Саймона, ее рука обвилась вокруг его шеи. Зои, сидевшая рядом с ними, откинулась на спинку стула и положила обе руки на округлившийся живот. Она слегка улыбалась, наблюдая, как Мэл и Джейн над чем-то смеются. Инара тоже была там, она тихо хихикала, но в ее глазах все еще была холодность, когда она встречалась взглядом с Мэлом. Отсутствовала только Ривер.       Доктора охватило странное чувство, что он был посторонним. К такому он не привык, когда он вправду вторгался без приглашения или нет, ему всегда было все нипочем, он просто устраивался поудобнее. Или брал ситуацию под свой контроль, в крайнем случае. Но здесь, встретившись с этой необычной семьей, он чувствовал себя… очень одиноким. И чужаком. Эти люди прошли вместе через слишком многое. Он не знал через что именно, но видел это как тысячи нитей из тьмы и света между ними. И это создало такие крепкие узы, что их невозможно было бы разорвать.       Ему были знакомы такие узы. И их разрыв.       Они его не видели, его скрыли тени коридора. Он сделал шаг назад, вдруг ощутив каждую минуту его девятиста с чем-то лет. Иногда, он был бы готов отдать свою душу за щепотку нормальности…        — Они везучие, — послышался тихий голос.       Он с усилием попытался не подскочить от испуга, и у него получилось сделать это с чуточкой грации. Он посмотрел вниз и увидел Ривер, свернувшуюся в затемненном углублении за несколько ярдов от двери в столовую. Они обнимала колени, ее кожа была бледной и призрачной в тусклом свете. Темные волны подола ее платья растеклись вокруг нее, сливаясь с ее длинными волосами.       Доктор подошел к ней поближе и сел на корточки напротив нее, чтобы их лица оказали на одном уровне.        — Привет, — тихо сказал он. — Что ты тут делаешь?        — Люди не осознают нормальность, когда встречаются с ней, — сказала она, полностью игнорируя его вопрос. — Они не видят ее ценности.       Ладно, это было немного странно. Более чем странно, вообще-то, так как он думал о нормальности и ее отсутствии в его жизни. Но если учесть, кто сказал эти слова… ну, это было не так уж необоснованно, может у нее есть похожие чувства и мысли. Все равно эта теория была более успокаивающей, чем альтернативная, в которой она без труда смогла проскользнуть сквозь его защиту и уловить его мысли. Но это… было ни тем, ни другим. Он видел, как часть его боли отразилась в глазах этой девочки.        — Нет, не осознают, — ответил он. — Но люди бывают ужасно глупыми.       Ее взгляд задержался на его глазах.        — Нормальность относительна, — серьезно сказала она. — Динозавры и монстры и Армагеддон могут быть нормальными.       Уголок его рта приподнялся.        — С тобой никогда не получится скучного разговора, не так ли?       Ответом ему была слабая улыбка, на мгновение осветившая ее тонкие, усталые черты лица.        — Увидишь.        — О, я все вижу, — сказал он с долей иронии. Он видел, точнее, мог видеть. Все вероятности, все, что было, могло быть и будет… Но ему это не нравилось, если только это не было необходимо. Это могло слишком сильно отвлекать, и превращало ведение серьезного разговора во что-то отвратительное.        — Но ты видишь, когда сам этого хочешь, — сказала Ривер.       Он нахмурился. Снова тревожные проницательные замечания.        — Можно сказать и так, — насторожено ответил он. — Почему ты не с ними, Ривер?        — Тяжело вспомнить, иногда. — грустно сказала она. — Как быть девочкой. Они думали, что Миранда поможет мне. Но нет. Она помогла мне притворяться, иногда.        — Кто такая Миранда?        — Ты увидишь, если взглянешь, — глаза Ривер были полны решимости.       Доктор тихо фыркнул.        — Ты можешь посоревноваться с лицом Бо в умении говорить загадками, девочка моя, — сказал он. — Но меня не отвлечет по-странному красивая проза. Почему тебе тяжело вспомнить, как быть девочкой?       Конечно, можно было бы получить легкий ответ, легким путем. Он мог бы протянуть руки, прикоснуться к бледному маленькому лицу и самому увидеть, что творится в ее странной голове. Но он не хотел привыкать к такому, как правило. Если ты хоть раз посмотришь в чужую душу, ты никогда ее не забудешь, даже если проживешь миллионы миллионов лет. Он видел достаточно душ, некоторые были такими красивыми, что ему хотелось рыдать, а от других у него были кошмары, но каждая, каждая из них была изумительно впечатляющей. Это опьяняло, смотреть в разум и видеть воспоминания другого. Даже затягивало. Он знал некоторых из его народа, кто поддался искушению бродить по разумам других, пока они безнадежно не терялись, или хуже, они сходили с ума, слишком опасные из-за власти над душами других. Он поклялся, что никогда так не поступит, не поддастся этому искушению. И, к тому же, было неинтересно пойти коротким путем и получить легкий ответ. Никакого испытания и вызова… а ради вызова стоило жить.        — Ты одинок, — сказала она. Снова игнорирует его вопрос.        — Да, — просто ответил он, ему было без разницы, услышала ли она боль в его голосе. — А ты не отвечаешь на мой вопрос.       Огоньки в ее темных глазах сказали ему, что она прекрасно это знает. Не такая уж и сумасшедшая, хм. Или она могла как-то контролировать себя, достаточно, чтобы сохранилось чувство юмора.        — Я не вписываюсь, — открыто сказала она. — Я часть семьи, но иногда… — Она вздохнула и вытянула ноги. Доктор подвинулся, чтобы освободить ей место, и сел на пол рядом с ней, пока его ноги не затекли. — Я напоминаю им о том, что они потеряли, что они пожертвовали Миранде, чтобы спасти меня. Я говорю вещи, которые их беспокоят или приводят в замешательство, и им это не нравится. Они не хотят, чтобы я знала об их чувствах в такие моменты, но я все вижу.       Доктор привалился спиной к трубе и склонил голову набок чтобы видеть ее лицо.        — Мне немного это знакомо, — признал он. — Многим не нравится, что я говорю, по большей части. Это страшно. Это вынуждает их раскрыть глаза и взглянуть за их маленькие границы реальности. Никто не любит, когда его заставляют видеть монстров. — Он поднял лицо к потолку и стал рассматривать переплетающиеся провода, трубы и с любовью сделанные заплатки. — Но монстры не уйдут просто потому, что их никто не любит. Так что я все равно говорю людям о них, и плевать на последствия.        — Кто-то должен сражаться с монстрами.       Он широко ей улыбнулся.        — Вот именно. И это не всегда должен быть я. — Он долго изучал ее лицо, позволив его нечеловеческим чувствам увидеть реальную Ривер. Он никогда не встречал никого, кто был таким запутанным, таким… разбитым. Что-то ужасное произошло с этой девочкой, ему было страшно понять, разгадать до конца, что именно. Но сквозь трещины сияло что-то настолько яркое, что ему было больно смотреть на это. — Иногда нам нужны другие люди рядом чтобы сражаться с монстрами вместе с нами.        — Или ради нас, — согласилась Ривер. Ее огромные, темные глаза встретили его взгляд. — Но иногда рядом никого нет. Это всегда приносит боль?       Хотя он не был до конца уверен, к чему приведет этот странный и запутанный разговор (на самом деле он и не хотел это знать, так было веселее), он ответил честно.        — Да. Но если мы отвернемся от тьмы, она в конце-концов нас поглотит. Тьме нужно смотреть в лицо. Бороться с ней. Смеяться над ней. Пронзить всем светом, который у нас есть. — Он вспомнил ту ужасную Тьму, с которой столкнулся глубоко под поверхностью Невозможной планеты. То зло было таким реальным, и оно потрясло все основы и границы его знаний. Но он посмотрел ему в лицо, как и Роза, как и те маленькие глупые люди на станции, которые прилетели к той кошмарной планете просто потому, что она там была. — Кто-то должен противостоять и сказать нет.       Повисла тишина, не напряженная, но чем-то давящая. Немного погодя, маленькие холодные пальцы накрыли его руку. Доктор с улыбкой перевернул ладонь вверх и крепко сжал руку Ривер.        — Пойдем, — сказал он, вставая и поднимая ее на ноги. — Хватит сидеть здесь на холодном полу, а? Мы может и изгои, но ей-богу, нам необязательно быть чужаками.       Лучезарная улыбка вернулась, и в ее лице, только на мгновение, проступила волшебная красота. Для Доктора такие улыбки стоили всей боли во вселенной.