Цветок во тьме

      На душе у Саске было как-то мерзко и мутно. Единственное, чего хотелось, так это, чтобы его оставили в покое. Не трогали, не пытались завести беседу, просто отвязались, позволив безучастно смотреть в темноту остекленевшими глазами. В сердце не было абсолютно ничего: ни боли, ни страха, ни ненависти, ни каких-либо тёплых чувств, даже при воспоминании о родных и напарнице. Осталась лишь огромная пустота, и это было страшнее всего: жить и при этом ничего не чувствовать. Хотя фактически Саске уже мёртв. Наверное, так и должно быть. Перед глазами расплывались разноцветные пятна, будто смазанный мир. Сначала парню подумалось, что теперь и сам мир перестал существовать.       Было тихо и пусто. Так спокойно. Учиха ещё некоторое время пытался осмыслить нынешнее положение, и только потом пришло осознание, что он ещё жив. Мысли обрывались, не заканчиваясь — сил на них просто не хватало, да и смысла в этом больше не было. Хотелось снова утонуть во тьме и больше не всплывать на поверхность. Никогда. Но жизнь упорно не отпускала его, не давая уснуть навсегда.       — Саске… Саске-кун… — где-то далеко услышал он непонятный голос.       Однако парню не хотелось покидать эту кромешную тьму, ставшую такой родной, но она больше не желала удерживать его в себе. Чувство, что кто-то постепенно тянет его на поверхность. Зачем? Кому он там нужен? Он хотел остаться здесь, где нет ничего, нет никаких эмоций — одна пустота. Он не живёт, а существует.       — Саске… Саске-кун… — голос продолжал его звать, с каждой минутой становясь громче, и вдруг его начало трясти.       Постепенно размытый мир начинал проявлять тёмные, но чёткие краски. Он находился в сидячем положении в знакомой ненавистной камере. Перед ним сидел человек, скрытый тенью, который несильно тряс за плечи и звал его. Одновременно такой родной и такой чужой голос, но парень не отвечал, не реагировал. Этот человек казался так близко, но так далеко, как далёкая звезда. Казалось, достаточно протянуть руку, и достанешь эту светящую песчинку, но он даже не мог предположить, насколько она далека. Но ему было плевать, что это за человек, хотелось одного — покоя.       — Саске! Прошу тебя, очнись! — на этот раз голос прозвучал громче, и от него будто пронзило сердце.       Глаза юного Учихи расширились от неверия. Этого не может быть?! Перед ним предстало заплаканное лицо Сакуры, которая трясла его за плечи и отчаянно звала. Парень попытался поднять руку, которая оказалась невероятно тяжёлой и билась в сильных судорогах, от чего раздавался звон цепей, он всё-таки смог коснуться её щеки. Девушка положила свою ладонь на поверх его и закрыла глаза, прижав свою щёку к его ладони.       — Са…ку…ра… — едва смог выговорить пленник, всё ещё не веря, что это действительно она.       — Всё в порядке, Саске. Я жива, — успокаивала его розовласка.       Учиха опустил взор, ища что-то на ней, но куноичи быстро догадалась.       — Всё хорошо, Саске. Я не ранена. — Свободной рукой успокаивающе погладила его по щеке.       Парень снова посмотрел на неё, всё ещё не веря, что она действительно жива и невредима. Подняв другую руку, он положил её на вторую щеку девушки, вытирая большими пальцами остатки слёз.       — Са-ку-ра, — словно в бреду произнёс измученный пленник, вглядываясь в её сверкающие изумрудные глаза. Почему-то выговаривать её имя было тяжело, будто оно было под запретом. Такое ощущение, что когда он произносил его, кто-то сжимал ему горло.       Так он смотрел на неё ещё несколько минут, желая убедиться, что Сакура действительно настоящая. Он заметил, что у неё на шее уже нет расцарапанного синяка, а значит, это действительно был сон. Ему этого оказалось мало, и Учиха потянул её лицо к себе. Харуно затаила дыхание не в силах поверить в происходящее. Их разделяло где-то пару сантиметров, когда розовласка почувствовала его дыхание на своих губах…       — Нет, Саске! Не надо!!! — крикнула девушка, резко оттолкнув его, как прокажённого.       Пленник непонимающе взглянул на куноичи, которая, прикрыв ладонями свой рот, с ужасом смотрела на него. Неужели ей противно? Хотя он находится не в лучшем состоянии, но не настолько, чтобы так бурно реагировать.       — Сакура? — тихо и хрипло позвал он её. Горло болело, но не так сильно, как раньше. Видимо, куноичи об этом позаботилась, хотя пленник не знал, сколько времени прошло. Харуно так и не ответила, всё продолжая смотреть сквозь него.       — Сакура, — снова парень позвал её, но уже громче, насколько позволяло засохшее горло.       Глаза розовласки со страхом расширились. Приглядевшись, она быстро виновато опустила голову и сжалась.       — Прости меня, Саске-кун, — умоляюще и чуть не плача промолвила девушка. Затем резко встала и, сломя голову, выбежала из камеры, роняя по пути слёзы. Полное недоумение охватило юного Учиху. Что это с ней? За что она просит прощение? Почему она плачет? Почему убежала, не объяснив всё толком?       Сбоку он услышал злорадную усмешку. Обернувшись, пленник увидел брата, который, прислонившись спиной к стене, сложил руки на груди. Он опять был в своём фирменном плаще, в глазах горел злосчастный шаринган. Значит, Итачи всё это время был здесь и всё видел. Однако младший Учиха ещё полностью не пришёл в себя, поэтому он не совсем понимал, что происходит, и отступник это заметил.       — Что такое, Саске? Не можешь понять: где иллюзия, а где реальность? — усмехался истребитель клана, глядя на растерянного брата.       — Так это было — гендзюцу?       — Не совсем. Ваш побег был реальным, — пояснил преступник. — После ты пробыл в безмятежном состоянии примерно неделю.       — Но тогда как же рана Сакуры?       — Это как раз была иллюзия. Вы оба попали под воздействие одного гендзюцу, — холодно объяснил Итачи.       — Гендзюцу? Когда? — растерянно спросил Саске. Хоть это и была иллюзия, она была очень реальной.       — А ты напрягись и вспомни, — сурово проговорил старший.       Младший стал прокручивать в голове свои воспоминания: побег из темницы, поход по лесу, привал у реки и попытка поцеловать Сакуру… Вот оно! Та чёрная птица! Когда она пролетела между ними, что-то сверкнуло алым светом. Глаза пленника расширились. Это был шаринган. Вот как они попали оба под гендзюцу. Но откуда у ворона шаринган? Саске с досадой понял, что ещё не знает о всех способностях брата.       — Значит… то мёртвое поле… и белый цветок… тоже твоих рук дело… гендзюцу… — язык младшего по-прежнему заплетался.       — Мёртвое поле? Белый цветок? — в голосе Итачи послышалось удивление. — Хочешь сказать, что тебе что-то приснилось?       — Почему когда я убил тебя, вместо тебя оказалась Сакура? — в панике спросил Саске, вспоминая тот момент, когда во сне пронзил его сердце.       — Ты так и не понял, — с презрением нахмурился отступник. — Твоя месть её погубит.       Эти слова пронеслись, как гром среди ясного неба. Значит, Сакура находится между двух огней? Неужели в мыслях защитить любимого, она будет постоянно прикрывать его, как она сделала это в гендзюцу?       — Ты всё не так понял, Саске, — старший понял, о чём он думает. Тот непонимающе посмотрел на него. — Скажи, каково держать Сакуру за горло?       Пленник замер, вспоминая момент, когда он занёс кунай над сердцем своей напарницы. Как она тогда плакала на его плече, а он был готов пронзить её сердце лезвием, но ворон Итачи ему помешал.       — Ты ведь хотел убить её, чтобы получить силу и Мангекё Шаринган. Не так ли, Саске? — холодно и жёстко спросил истребитель клана.       Младшему становилось не по себе: немели и дрожали конечности, душу разъедали вина и стыд, по телу пробежал холодок, глаза в панике расширились.       — Ты… ты спровоцировал… меня… — заикался пленник с дрожью во всем теле.       — Не надо всё сваливать на меня. Это были полностью твои действия, — холодно рассуждал отступник. — Тобою руководила жажда силы, жажда мести. Ты хотел убить Сакуру и получить силу, чтобы отомстить мне! Точнее, убить меня!       Да, всё именно так. Тогда им руководила жажда мести, но Саске отказывался это признавать. Он был уверен, что всё это подстроил Итачи и сейчас пытается ввести его в заблуждение. Заставить его поверить, что он способен убить свою напарницу. В глазах наливалась злость, шаринган образовался сам собой. Тело задрожало от нетерпения, наконец, убить своего ненавистного брата.       — Это все ТЫ!!! — мститель рванул с места и резко направился к противнику.       Когда он добежал до середины комнаты, цепи остановили его, не пустив, и потянули назад. Пленник упал на спину, но не успел он прийти в себя после падения, как почувствовал, что кто-то давит на грудь в области ключицы. Он открыл глаза, и шаринган сразу потух, стоило только встретиться с кровавым шаринганом брата, в котором читалось злорадство и усмешка.       Итачи явно наслаждался его злобой и беспомощностью. Наступая ему на грудь, он не давал ему нормально вдохнуть. Младший начал вырываться, пытаясь освободиться, но все тщетно. Тюремщик намного сильнее его, а сам Саске слишком слаб. Старшему этого оказалось мало. Нагнувшись ниже, он посмотрел в глаза младшего брата:       — Скажи, Саске, ты когда-нибудь целовал Сакуру? — с сарказмом спросил истребитель клана. Глаза пленника расширились от шока. Итачи продолжил, подливая масло в огонь: — Пробовал её сладкий насыщенный нектар?       Этот вопрос окончательно выбил пленника из колеи. Полное негодование охватило его. Он не мог поверить своим ушам. Так вот почему она так отреагировала и убежала! Он прикасался к ней?! К её губам?! Постепенно в его глазах заливалось ярость.       — Только попробуй к ней ещё раз прикоснуться!!! — зашипел пленник.       — Ты не в том положении, чтобы указывать! — пронзил его стальной голос брата, который ещё сильнее надавил на грудь младшего, не давая возможности вдохнуть. Ухмылка на лице Итачи исчезла, появился осуждающий и презренный взгляд.       — Так что она для тебя значит, Саске? — холодно спросил отступник. — Только как средство, чтобы отомстить?       — Нет!!! — истошно завопил пленник, пытаясь освободиться и вдохнуть полной грудью.       — Ну что же, так и быть, я дам тебе последний шанс, или ты никогда больше не увидишь Сакуру, — равнодушно сообщил старший Учиха и отпустил брата. Тот перевернулся на бок и закашлялся. — А сейчас отдыхай и набирайся сил, они тебе скоро понадобятся, — развернувшись, он направился к выходу.       Откашлявшись, Саске хотел спросить, что за шанс и что значит восстановить силы, но осмотревшись, увидел, что в камере уже никого не было. Пленник смог присесть и только сейчас заметил, что его цепи, что были прикреплены к кандалам на руках, удлинены и что их больше не держит кунай. Теперь они уходили в стену, а длина цепей позволяла ему дойти до середины комнаты. Также он отметил, что ноги его свободны, и их ничто не держит. Странно, что ему поменяли положение, и теперь он может, по крайней мере, двигаться: сидеть, лежать и ходить по камере.       Кое-что не давало ему покоя: неведомый шанс, причины восстанавливать силы, но больше всего его злило то, что его брат прикасался к Сакуре. На душе было скверно. Мысли, что розовласка позволила себя поцеловать, подарить его старшему брату свой первый поцелуй, который предназначался ему, не давали покоя. Неужели она отдалась добровольно? Нет, такого быть не может! Она бы никогда и никому не позволила к себе прикоснуться. Но ведь это Итачи, от него можно ожидать всё что угодно. Возникает вопрос: зачем ему это? Чего он добивается? Чем больше возникало мыслей об этом, тем сильнее он злился от безысходности. И на напарницу. Как она могла это допустить!

*****

Итачи шёл по тёмному туннелю, когда в стороне, за поворотом, раздался весёлый звонкий детский смех. Отступник медленно обернулся к источнику детской радости, зная, что там никого нет, это его очередное гендзюцу. В последнее время его стал преследовать этот голос радостного ребёнка: иногда он плакал, иногда успокаивал отступника.       — Итачи! — раздался радостный звонкий смех. — Давай поиграем в прятки!       Учиха не ответил. Он хотел поскорее покинуть это место. Его собственное гендзюцу стало сильно его подводить, заставляя вспоминать прошлое, переживать этот кошмар вновь и вновь, заставляя испытывать чувство утраты и сожаления.       Направившись в противоположную сторону от смеющегося голоса, продолжавшего его преследовать, он услышал плач.       — Итачи! Никогда так больше не делай! — испуганно и требовательно плакал ребёнок.       — Зачем ты меня мучаешь? — зачем-то спросил отступник, но в ответ раздался только звонкий смех.       Очередной поворот, и дальше по коридору была тьма. Под последним горевшим факелом сидела розоволосая куноичи, обняв колени и спрятав в них лицо. Когда на неё опустилась тень, девушка сжалась и обняла себя крепче, осознавая, что за подобную выходку, её снова будет ждать наказание. К счастью, отступник и не думал её наказывать, ведь, по его мнению, на этот раз она поступила правильно. Не позволив Саске на этот раз себя поцеловать, сбежала, дав братьями поговорить по «душам».       — Идём, — холодно сказал истребитель клана и пошёл дальше. Харуно молча встала, не поднимая взгляда, и направилась за ним следом во тьму.