POV Луки
Я бешеным псом рыскал по всему саду, рваными и грубыми движениями отодвигая заросли кустов и зелени, наплевав на то, что кто-то из поместья следил за их аккуратной формой. Моё восприятие было полностью погружено в поиски и иногда реагировало на голос Цукумы, который отчитывался мне о состоянии Юки. Сейчас из стражей в доме остались оба Мурасамэ и Сэнширо, в руки которых я и передал бессознательного мальчика. Всё было настолько откровенно плохо, что даже безумный доктор, стоявший неподалёку от входного проёма, меня уже не бесил. Он ничего не сказал мне, лишь с серьёзностью посмотрел в глаза и молча принял пациента, пообещав, что теперь с ним всё будет в порядке. Я скрипнул зубами, в порыве ярости схватив ветки какого-то кустарника и с корнями вырвав растение из земли. Чёрт, где этот ублюдок? Где этот урод?! Как он смог так просто взять и скрыть следы своего присутствия? Так быстро скрыть, но при этом оставив на шее моего мальчика с трудом смываемые следы почти подступившей вплотную к нему смерти?.. Со злобой и силой стукнувшись спиной о ствол дерева и попав под густую тень кроны, я снова сконцентрировался на внутренних ощущениях, полностью отходя от влияния внешних воздействий и стараясь уловить хоть какие-нибудь изменения в иной грани мира. Тщетно. Ничего. Абсолютно. Даже энергия Юки оставила свой отпечаток недавнего всплеска в плоскости восприятия, а вот Рейги... Как так?! — Лука. Я открыл глаза, встречаясь с пристальным взглядом Шусея, и сковал свои черты лица непроницаемой маской. По крайней мере, попытался. — Ну? — Ничего, — страж покачал головой, и в его голосе на секунду проскользнула извиняющаяся, не менее растерянная нотка. — Совсем ничего. Мы нашли место, откуда примерно убежал Юки-кун. Судя по следам, он стоял на коленях. — Видимо, что-то в моих глазах отразилось, потому что Шусей посмотрел на меня со странным выражением лица, но потом деликатно продолжил: — Но на этом всё. Это были точно его следы. — Только его? — Только его. Я сердито вскинул глаза к небу, будто стараясь таким образом затолкнуть бушующие и выходящие из-под контроля эмоции назад, внутрь себя, и снова опустил голову, с сожалением и тоскливой яростью осознавая лишь одно: в саду никого не было, кроме Юки. Он не лгал, нет, но и видимого врага с физической оболочкой не появлялось. И именно это злило, раздирало на части от невозможности придушить кого-нибудь настоящего, разрубить его на мелкие кусочки и оставить тухнуть на жадном солнце, чьи лучи сейчас не доступны для глаз моего несчастного мальчика. — Он... он же не мог самого себя придушить, верно? — тихо уточнил Шусей и тут же получил мой рассерженный взгляд. — Естественно, — выплюнул я. — На шее был отпечаток большой руки, не такой, как у Юки. Тем более, с такой силой давить себе на горло у него бы не вышло. Я снова дёрнулся и закрыл глаза, злясь на себя ещё больше. — Чёрт бы побрал эти эмоции, — неосознанное и искреннее вырвалось у меня из груди, и я, проглотив очередные ругательства и оттолкнувшись от дерева, двинулся к выходу из сада. — Я ничего не чувствую, никаких изменений в оболочке тонкого мира не обнаружено, защитный купол поместья невредим, значит, никакого проникновения не было. Сзади послышался неопределённый, но утвердительный звук от стража, и затем он последовал за мной. — Остаётся только один вариант, — проговорил он, и я кивнул, зная, что моё согласие сейчас было не особо заметно. — Заклятие. Его удалённое физическое влияние от заклинателя. Да. Да. Да, чёрт возьми, это было именно оно! Именно это извращённое желание знать о боли того, на кого направлено заклятие, на расстоянии! Рейга сволочь. — Отзывай других, искать в саду нечего. — Я остановился, развернувшись к Усуи лицом. — Расскажи всем про заклятие, потому что это было именно оно. Пусть знают об ещё одном проявлении нечеловеческого садизма. Страж, нахмурившись и внимательно глядя прямо мне в глаза, сдержанно кивнул. — А ты? — Юки, — коротко сказал я, зная, что Шусей точно меня поймёт. И я не ошибся. Он слабо и ободряюще улыбнулся, но тут же снова принял сосредоточенное выражение, осторожно хватая меня за рукав, когда я уже собрался идти в сторону поместья Тосагара. — Лука, ты же понимаешь, что не виноват, верно? Еле-еле получилось сдержать нервный смешок, зато наружу смогла прорваться едкая, пропитанная до основания всеми негативными чувствами ухмылка, что заставило стража заметно напрячься и нехотя отпустить мой рукав. Не виноват? Что ж, это будет ещё один человек, кроме Цукумы, который во время поисков в саду изредка пытался до меня достучаться, говоривший мне о том, что не было в действительности. Нет-нет, надо признать и признаться всем остальным, что ты снова оставил любимого человека без поддержки и позволил ему оказаться в опасности. И таким образом чуть не убил его. Ничего не сказав в ответ, я с небывалой скоростью направился в сторону поместья. Единственное, что сейчас могло привести меня в себя — это Юки, в каком бы тот ни был состоянии, лишь бы в живом. Лишь бы видеть его и чувствовать его присутствие. Пожалуй, это могло бы хоть немного успокоить ноющую боль в груди, от которой так трудно избавиться, если Сакураи не в порядке, и отпустить небольшую часть тяжести с умершей души. — «Лука, — Цукумо снова прорвался в моё сознание. Я вопросительно хмыкнул, отчего страж облегчённо выдохнул. — Юки-кун очнулся». Моё сердце с силой врезалось в рёбра, заставляя забыть о дыхании. Слава тому, кто придумал этот чёртов мир! Наконец-то он делает что-то по-настоящему стоящее и нужное! — Хорошо, я почти внутри, — еле сдерживая тёплую волну какого-то непонятного для меня чувства, проговорил я, как на крыльях пролетая всё расстояние от сада до поместья, и нараспашку открыл двери, сталкиваясь с самим стражем, чей голос только что звучал у меня в голове. Я бы пробежал мимо него, но его скованное напряжением лицо заставило меня остановиться. — В чём дело? Парень на секунду опустил взгляд в пол, тяжело выдохнув накопившийся воздух. — Юки-кун у себя в комнате, — начал Цукумо, поднимая на меня серьёзные глаза. Чёрт, да что за день сегодня? — Он в порядке, даже поднялся по лестнице самостоятельно. Единственное, что ему сейчас нужно — это отдых и, если получится, спокойный сон. Шея его не беспокоит, он даже не сразу понял, что у него синяк на всё горло. — Мурасамэ позволил себе слабо улыбнуться. — В остальном — всё в порядке. Есть, конечно, упадок сил из-за использования Божественного света, но это и так понятно. Так что... нет, он не в палате. Какая-то часть меня мягко отпустила своё бремя вины, позволяя окунуться в иллюзорное начало спокойствия и внутренней приятной опустошённости. Я держал себя из последних сил, но волнение за дорогого мне человека, видимо, опустила мою планку терпения и равнодушия, пуская по венам, словно мучительную смерть, свободу в эмоциях и себе самом. Чуть выдохнул, с удивлением слыша гулкий стук своего сердца о барабанные перепонки и одновременно ощущая усталость, тягучую, но не противную. Нужную, что ли... — Спасибо, — глухо ответил я и развернулся в сторону лестницы, когда Цукумо снова позвал меня. — Лука, он... Всё моё существо замерло от ещё не до конца ушедшего напряжения. — Что? — Он... он просил... — страж чуть слышно и с сожалением цокнул языком, — просил, чтобы никто сегодня к нему не заходил. Даже ты. На какое-то длительное мгновение, настолько длительное, что закололо в глазах, внутри меня что-то, недавно ожившее, снова умерло, растворившись в кислотной составляющей мысли «Заслужил». А затем я, будто отряхнувшись от правдивого наваждения, едва кивнул, теряясь в себе самом и не до конца понимая, как вести себя в данный момент. — Это вполне логично, — кратко заметил я хриплым голосом и, отвернувшись, двинулся к лестнице. Если Цукумо и хотел мне что-то на это сказать, то понял, что я вряд ли его сейчас услышу. Он также знал, что я не зайду в комнату Юки, как бы мне ни хотелось увидеть его, прикоснуться к руке и, может, позволить себе чуть больше — на совсем короткое мгновенье войти в область отчаянного эгоизма, преодолев границы интимного, очень искреннего, и опустить пальцы на внутреннюю сторону запястья, чтобы почувствовать биение пульса под кожей. Чтобы ощутить жизнь, близкую, родную, одну единственную такую во всём мире... Но Мурасамэ был прав. Я не зашёл в комнату Юки. Мне там сейчас не место. Оказавшись рядом со слишком знакомой дверью, прислонился к стене спиной и опустился на пол, расслабленно вытягивая ноги. Ощущение родного присутствия крохотными бабочками кружило в моей груди, и я немного отпустил свой внутренний контроль над состоянием тонкого мира, позволяя векам тяжело сомкнуться. Уставшее солнце прощалось с таким же измождённым днём, бросая из окна в коридоре свои заканчивающиеся лучи, как бы извиняясь за спешку, и наклоняясь всё ближе к линии горизонта. Скоро должен наступить вечер, время ужина. В последний момент в моей голове возникла глупая мысль, что люди слишком соблюдают правила приёмы пищи и что жители Тосагара пропустили обед. Интересно, они очень сильно расстроены этим?.. А затем мир погрузился во тьму.* * *
Я очнулся от того, что чья-то тонкая ладошка легонько трепала меня по плечу, и мгновенно собрался, ощущая буквально боевую готовность, но тут же расслабился, встречаясь глазами с ярким белёсым блеском в темноте взгляда Юки. Тот чуть обеспокоено смотрел вниз, в мою сторону, а его перебинтованная рука с ссадинами под тканью всё ещё находилась на моём плече. Я свободно выдохнул, отчего мальчик почему-то заволновался ещё больше. — Лука, что случилось? Ты в порядке? — Он опустился на колени рядом со мной. — Ты не отвечал. Ты... ты спал? Я мягко взял ладошку Сакураи в свою, успокаивающе погладив по костяшкам пальцев, и осмотрелся. Да, видимо, так оно и было: я заснул на полу рядом с комнатой Юки и пробыл в царстве Морфея до позднего вечера. Звуков внизу уже не было слышно, лишь осторожные скрипы стрелок настенных часов в гостиной убаюкивали тишину своей мирной старинной жизнью. На полу, подальше от двери, стояла нетронутая тарелка с ужином — видимо, кто-то из особо обеспокоенных стражей принёс Юки поесть. Чуть учащённое дыхание мальчика щекотало мою щеку, и я позволил себе осторожную усмешку. — Да, я заснул, — односложно ответил я, хотя и не хотел, чтобы получилось так холодно. Юки слегка нахмурился. — Но опасты же спят довольно редко. Ты точно в порядке? Я хоть и не чувствую, что у тебя что-то болит, но всё-таки... — Со мной всё хорошо, Юки, не волнуйся. — Мой милый мальчик всё ещё не выглядел удовлетворённым. — Просто я тот опаст, что слишком долго пробыл в человеческом окружении и начал проецировать на себе привычки людей. Смех Сакураи стал для меня лучшим подарком после всего того, что сегодня произошло. — Ну, главное, чтобы это тебе шло на пользу. — Оно идёт на пользу, — уверил я его и встал на ноги, поднимая за собой и самого Юки. — Тебе лучше не сидеть на холодном полу. Как ты себя чувствуешь? Тот мягко улыбнулся в свете огромной серебристой луны, и это зрелище было абсолютно идеальным и загадочно совершенным. — На самом деле, очень хорошо. Я всё это время то спал, то просто лежал на кровати, так что... — Он чуть запнулся на слове, но продолжил, когда я открыл дверь и мы оба зашли в его комнату. — Лука, я... Я не совсем помню, что говорил там, в саду, но... — Тебе не обязательно об этом вспоминать сейчас, — мягко перебил я, нежно, но твёрдо, надёжно сжимая плечи мальчика. — Тебе нужен отдых, всё остальное можно сделать уже утром. — Но я не могу, Лука! — чуть громче возразил Юки, подняв голову. — Я не могу оставить это на завтра, когда можно и нужно сказать об этом сейчас, иначе... иначе во всём этом нет смысла. Я... я просто хочу сказать, что я не... я не врал, в саду, всё, что касалось Рейги. Я говорил чистую правду: ощущения его дыхания на моём лице, неестественного холода, руки на моей шее... — Мальчик осторожно прикоснулся к горлу, медленно проводя кончиками пальцев по длине затемнённых синяков, и снова посмотрел в мою сторону блестящими глазами. — Да, Рейги не было на самом деле, но я точно помню, что он говорил мне, как смеялся, я всё это помню, я... я не мог выдумать всё это! — Тише-тише, Юки, я тебе верю, — с разрывающимся сердцем остановил я мальчика, сжимая его бледное лицо в своих ладонях и заставляя смотреть на себя невидящими глазами. — Всегда верил и буду верить. Ты это знаешь. И то, что произошло в саду — всему есть объяснение. И этому тоже. Но это неважно, слышишь? Главное, что ты здесь, живой. Для меня важно, ясно? Важнее и ценнее всего, что можно придумать. Остальное пусть катится к чёрту. Оно такое... бессмысленное. — Я с волнением выдохнул, ощущая тяжёлый комок в горле, горько усмехнулся. — Иногда мне так жаль, что я не могу выразить то, что чувствую на самом деле, лучше. Ты... ты не представляешь, насколько сильно заставляешь меня хотеть жить дальше. Длинные ресницы с внутренним трепетом распахнулись шире, открывая вид на застывшее мёртвое озеро, кипящее жизнью лишь на самой глубине вместе с линией непослушных утвердительных слёз. Щёки быстро начали алеть, но в этот раз мальчик не пытался их скрыть, позволяя увидеть свою некую тайну, которую я обязательно унесу с собой в могилу. Тонкие пальцы нежно опустились поверх моих, крепко переплетаясь и будто обещая, что вряд ли отпустят в ближайшее время. Я и не был против. Губы Юки сжались в жёсткую полоску перед тем, как раскрыться и произнести то, что давно было на языке и так болезненно отдавалось во всём теле нестерпимой правдой: — А меня — ты. Моё сознание на мгновение потухло, чтобы потом превратиться в искристое звёздное небо, поглотившее моё существо и душу. Лицо мальчика чуть приблизилось к моему, нежное, любимое, неповторимое, пахнущее лечебной мазью и карамелью с ванилью, пахнущее жизнью, от чего меня повело. И в следующую секунду я прижался к губам Юки своими, впитывая, закрепляя наши правды между нами, вкушая такой священный плод незаслуженной чужой боли и своего справедливого молчания, наконец, освобождая себя от воображаемой защиты перед неизведанным будущим. Оставляя себя одного, с изрезанными прошлым и покалеченными несносными тяжкими мыслями чувствами, предлагая себя вот такого, беспомощного, ни на что негодного, пустого. Юки тут же принял меня и наполнил смыслом, прижимаясь ещё сильнее ко мне.