…У неприкаянных душ есть такое невероятное свойство — способность узнавать подобных себе и сближаться с ними, умножая собственные горести. «Адюльтер» Пауло Коэльо ©.
Когда Джон очнулся, настенные часы уже били час пополудни; с открытого балкона тянуло свежестью и сыростью, слышался сухой шелест сильного ливня. Джон вздрогнул, поёжился, встал с пола и пошёл закрывать дверь: с этакой-то погодой и простудиться можно. Крис продолжил лежать в том же положении, в каком его скинул Джон; бледность лица, раньше показавшаяся ему хорошим признаком, теперь настораживала его — может, парню действительно нехорошо и стоит вызвать скорую? Но что он им скажет? Что парень был одержим дьяволом и получил пулю в лоб? Или… вообще, как описать причины того, что сейчас происходило с ним? Джон угрюмо хмыкал, ходил по комнате, изредка посматривая на адвоката, и раздумывал, как ему поступить. Уж точно на его практике не приходилось заботиться о жертвах после изгнания демона: его дело простое — всадил пулю пару раз в тело и в демона и свободен. Но сейчас… это выбивалось из рамок. Когда мысли из беспокойных стали превращаться в нервные, а душевный штиль начал закипать, на кровати стало угадываться какое-то едва заметное движение: Крис медленно повернул голову, его пальцы сжимались и разжимались, а веки быстро подрагивали. Джон выдохнул с некоторым, удивительным даже для себя облегчением и перестал мерить комнату шагами, резко опустившись на край кровати, заставив тем самым парня вздрогнуть. Он подумал, что, наверное, зря так неуклюже плюхнулся на кровать, но, в конце-то концов, Крису было уже пора вставать. Задумавшись о чём-то глубоко, Джон не заметил, как адвокат сделал ещё пару движений, и очнулся, когда позади него раздался слабый, хриплый голос: — Что же, этот демон был каким-то особенным? Скажите, вы так думаете? — Джон полуразвернулся и увидел слегка насмехающийся, но ещё туманный взгляд Криса. Ему казалось, что тот как-то слишком неправдоподобно догадывается о причине его задержки перед выстрелом и сейчас смеётся, всё давно прознав. Но в итоге это было лишь его паранойей, не больше. — Особенный. Уже было странно то, что он сидел в церкви. Обычно демоны бегут оттуда, только завидев крест на горизонте. Этот был сильный и живучий… — Знаете, Джон… — вдруг перебил его Кристиан, словно и не слышал, — сейчас… я чувствую себя так хорошо… Это было ужасно. Но вы ведь, верно, представляете, каково это? — его внимательные, но слегка усталые глаза остановились на Джоне. — Вам, наверное, не в новинку. И после этой боли… её не сравнить никак с тем, что я чувствовал до этого, я ощущаю спокойствие. Это ведь нормально, правда? — задавая вопрос за вопросом и не требуя ответов, Крис вдруг прикрыл глаза, и Джону показалось, что он заснул; через секунд десять тот как ни в чём ни бывало открыл глаза и вопросительно уставился на Константина, ещё, видимо, требуя ответа. — Ведь правда? — повторил, теперь с улыбкой. Джон кивнул. — Правда. Только вот мне, увы, не приходилось очухиваться в просторной тёплой кровати. Всегда холод и твёрдый пол, — Джон не знал, зачем это рассказывал — это было ой как не к месту. Парень тут же зашевелился. — Извините, что доставил неудобства. Я сейчас же встану и уйду, — кряхтя и потирая голову, он начал принимать сидячее положение. Константин встал и махнул рукой. — Да уже без разницы. Ты и так пролежал часа три, — он подошёл к балконной двери и стал что-то внимательно выглядывать в бледной дождевой мгле. — Кажется, тебе досталось сильно… — А как бы вы это описали? — Как будто умираешь ненадолго. А потом — сильнейшая боль. — Да… — Джон обернулся: Кристиан, смотря в потолок, чему-то улыбался. — Да, это было именно так… — он помолчал несколько секунд и добавил: — Знаете, раньше я ещё немного сомневался в том, что существуют демоны. А теперь верю. А если есть демоны, то ведь наверняка есть и ангелы… вы когда-нибудь их видели, Джон? Джон ответил напряжённо и сухо: — Бывало… — Они ведь, наверно, красивые и добрые… Я прав? — потом, подумав, рассмеялся. — Ох, что же я говорю глупости? Вы не обращайте внимания, просто голова кругом от всего увиденного сегодня… — Они не всегда красивые и не всегда добрые. Но… ты же верующий; как ты мог не верить в ангелов? — Крис усмехнулся и прикрыл глаза. — Там совсем другого рода ангелы. Они совсем книжные и, наверное, отличаются от настоящих так же, как от своих прообразов отличаются и дьявольские отродья. То, что я читал, и то, что я видел и чувствовал — две разные вещи. Настолько разные, что, кажется, ещё чуть-чуть и мои прежние представления о мире рухнут, — он вновь открыл глаза и посмотрел на Джона. — Но вам-то это всё давно и прекрасно известно, ведь так? Константин не ответил, негромко хмыкнул и отвернулся: дождь всё продолжал с той же силой, не намереваясь утихать и превращая всё вокруг в одно серое унылое свечение. — Ты бы лучше держался ото всего этого подальше и делал свою работу. В том мире, в котором верчусь я, нет места таким любознательным носам, как ты. Они попросту гибнут. Так что держись-ка подальше… — сзади послышался лёгкий смешок — Господи, тот самый болезненный для Джона признак того, что бывший водитель всё вышесказанное ловко обратил в шутку. Именно этого Константин и недолюбливал, и обожал. — Вы думаете, что это называется грубостью, а на самом деле это — забота. — И что же с того? — начиная сердиться, спросил Джон и теперь полностью развернулся к парнишке: ему начинала жутко не нравится эта интонация и эти слова, за которыми скрывалось всё такое, чего он не любил. Кристиан промолчал, и это на удивление ещё больше раздражило Джона. Потому что снова и опять больно било его не то чтобы дорогим, но всё же значимым прошлым по его скудному настоящему. А он от такого уже, и правда, устал. Кристиан ничего не отвечал, наконец сел полностью и усмехнулся. — Раз уж мы собрались с вами, то можно и обсудить наше дело, хотя и со вчерашнего дня прошло не так много времени. Однако я над кое-чем поработал… — И над чем же? — несколько равнодушно спрашивал Джон, скрестив руки на груди. Форстер лениво потянулся, зевнул и нехотя поднялся с кровати; на секунду пошатнувшись, он всё же устоял и только потом перевёл взгляд на собеседника. Только тогда Джон припомнил сегодняшнее и подумал, что парню было бы лучше всего хотя бы дойти до своего дома и отдыхать весь следующий день. Видимо, это как-то слишком ярко показалось на его лице, потому Кристиан, мягко усмехнувшись, добавил: — Нет-нет, не переживайте. Мне сейчас поможет скорее не продолжительный отдых, а стаканчик чего-нибудь крепкого… В конце концов, в случившемся нет ничего серьёзного — я же жив. Только бы в голове всё улеглось да ужасная боль прошла… а так всё в порядке. — Можешь не геройствовать, Крис, — почти прервал его Джон, глянув серьёзно, даже сурово. — Всё-таки ты не каждый день сталкивался с тем, о чём даже и помышлять не мог, не было у тебя таких страшных ощущений. Даже не думай отнекиваться! — тут же добавил, увидев приоткрывшийся рот адвоката и его явное желание шутливо опровергнуть. — Можешь обманывать себя, но не меня. Я-то знаю, каково это… Так что если ты чувствуешь, что устал, я могу проводить тебя до дома. Форстер, видно было, хотел до последнего сказать что-то о том, что с ним якобы всё в порядке, ну, или нечто в этом духе, но, кажется, его слух зацепился за какое-то словечко; он позабыл о том, что хотел сказать, и теперь смотрел на Джона тем восхищённо-удивлённым взглядом, каким всегда в прошлой жизни смотрел на него после сложного задания, приоткрыв рот и слегка улыбаясь, даже усмехаясь. Константину даже стало неприятно: и что того так удивило в его словах? Он даже стал задумываться, не ляпнул ли чего лишнего… — Господи! — Кристиан рассмеялся каким-то нервозным смехом, хлопнул себя по лбу и прикрыл глаза. — Если бы мне при первой встрече с вами сказали, что вы можете так о ком-то, совсем постороннем, заботиться, я бы рассмеялся, как смеюсь сейчас. Но ведь это правда! — он убрал руку со лба и теперь с толикой серьёзности глянул на него. — Вы безумно интересный человек, это я не устану повторять. Джону в тот момент стало почему-то неописуемо страшно, хотя он слышал фразу о «безумно интересном человеке» столько, что это уже перестало казаться чем-то странным; ему стало слегка не по себе от того, как именно бывший водитель произнёс эту фразу — любопытство в этом человеке было почти всегда безумно и неудержимо, доходило до крайностей. И Джон ох как не хотел, чтобы слова превратились в новую цель: исследовать тайный объект. А если учесть специфику работы, в которой ты просто обязан обладать дурным качеством совать нос в чужие дела!.. Константин впервые задумался об этом, и холодок пробежался по его спине, между лопаток, заставив едва заметно вздрогнуть. Тогда он ощутил, что зря позволил себе слишком явно и, к тому же, вслух заботиться о пареньке. Внутренние то ли упрямство и твердолобость, то ли инстинкт самосохранения вновь заговорили в нём, как и прежде. — Тебе ещё не надоело говорить одно и то же? — выдержав паузу, он договорил: — Ну, если думаешь, что всё окей, давай поговорим о деле. Что же ты смог узнать? — Джон принял свою типичную позу, сложив руки на груди. Кристиан хмыкнул с загадочной улыбкой и ответил: — Да, мне удалось немного продвинуться, но… знаете, я не собираюсь рассказывать вам всё сейчас. Тогда мы отойдём от нашей традиции. — От какой ещё традиции? — Константин в недоумении приподнял бровь. Не хватало им ещё, кроме общего дела и теперь общей тайны о существовании мистических сил, иметь что-то ещё в этой папке под названием «Джона и Кристиана». — Вы совсем не заметили… так и знал, — он мелко улыбнулся. — Помните, обсуждения дела всегда происходили в какой-нибудь кафешке. Я даже названия их помню. Это всё на улице Шарлемань. Теперь же, я думаю, нам пора двигаться дальше. Устроим экскурс по местным кафе! Только мне нужно будет зайти домой, взять кое-что… Вы согласны? Я даже знаю, куда мы пойдём сегодня! — И куда же? — Джон перестал замечать того, как поддавался какому-то едва уловимому, но такому сильному обаянию парня, что даже позабыл присовокупить к своим словечкам какую-нибудь циничную гадость. — В кафе La Periscope, — название Кристиан произнёс с таким французским акцентом, что не оставалось и сомнений, что он знает его. — Там сейчас не сказать, что пусто, но явно не так, как вечером. Поэтому мы можем сходить туда. К тому же, там почти всегда играют незатейливые мелодии. Иногда туда приезжают именитые музыканты и певцы. Но даже так… оно уютное, несмотря на мрачность обстановки. Там есть такие удобные красные кресла! Вы сразу же подумаете, будто в каком замке сидите! — говорил он с воодушевлением и подходил к двери. Джон пошёл туда же, взял по пути кошелёк, ключ и зонт, и вскоре они вышли. Кристиан ещё что-то восторженно рассказывал, Константин одним ухом слушал его; он явно не хотел, чтобы они имели что-то общее с этим парнем, хотя бы традицию. Но нельзя было утверждать, что ему происходящее было неприятно; даже появился какой-то интерес. К тому же, они уже побывали в двух разных кафе — тогда какой смысл оспаривать существующее положение дел? Да и пускай его адвокат веселится — это всяко лучше, чем если бы он начал со скуки раскапывать всё тайное в Джоне. Они вышли на гремящую ливнем и шумящую лужами улицу; всё вокруг было в дождливом белёсом мареве, даже дома на другой стороне улицы не было видно. Тут только Крис заткнулся и вспомнил об отсутствующем зонте; Джон насмешливо на него смотрел, раскрывая свой. — Надеюсь, ты подумал о том, что со вчерашнего дня обещали ливень, и взял зонт. — Э… Джон… — начал было Форстер с оправданием, будто и правда был в чём-то виноват, но Джон махнул рукой, раскрыл свой зонт и просто пошёл вперёд; адвокат, видимо, догадался, что над ним просто немножко издеваются, и лишь покорно последовал за ним рядом. Они направились в сторону улицы Биша, к мосту, за которым был дом Криса. Джон, честно говоря, не мог привыкнуть к этой странной французской погоде: в один день могло быть просто душно, а на следующий — неимоверно холодно. Вот и сейчас от вчерашнего тёплого, даже жаркого денька остались только призраки зданий, пропадающие за дождевой плотной стеной; солнечный задорный Лион было не узнать. Сквозивший ветер пробирался за шиворот пальто; всё, чего хотелось в такой момент, сводилось к тёплому месту и стаканчику чего-нибудь крепкого. — Какая у вас порой отвратительная погода! — вдруг сказал Джон, поёжившись от очередного порыва ветра. — Да… это точно. Не поверите, но сам здесь прожил всю жизнь, а так привыкнуть и не смог… Просто города рядом с рекой — это, видимо, всегда не очень хорошо. Влажность огромная. — Получается, ты и учился здесь? — решил интереса ради спросить Джон, зная, как любит разглагольствовать Кристиан, хотя он сам понимал, что это неправда. — Естественно! После школы-интерната сразу поступил в Университет Лиона имени Жана Мулина, на юридический. Это не так далеко отсюда, в другую сторону если идти, потом через реку и пешком минут пятнадцать, — Крис улыбнулся, а Джон лишь хмыкнул. — Наверное, хорошо учиться и работать потом в таком красивом городе… — Ну, знаете… как-то привыкаешь к этому хорошему. Здесь везде красиво и можно погулять. Потом уже становится таким привычным. Но не скажу, что перестаёт вдохновлять на работу. Джон подумал, что, конечно, не перестанет говорить, что этот город не для него, но какое-то обаяние он на него уже возымел: было приятно почти ни о чём не думать, гуляя по кафе и достопримечательностям, пусть даже сейчас и шёл дождь. Что-то почти призрачное, но очень ощущаемое стало действовать на него со стороны города… но города ли? Может, человека рядом, который уже и не казался таким далёким, хотя тем Чесом никогда быть уже не мог? Константин чувствовал какое-то спокойствие, очень странное при болезненной и надоевшей ему мысли; может, молитвы и вправду помогали? Джон не верил. Но и какое-то равнодушие, обволакивающее сердце, не мог не чувствовать. Неужели хладнокровность вернулась к нему? Тогда бы он был безумно рад. Лион переставал с этого времени видеться ему ужасным городом, где он потерял столько денег, времени, мыслей, эмоций и себя самого впустую. До дома Криса они прошли молча, вслушиваясь в грохот проезжающих машин и в звучную капель с крыш. Людей было немного в это время: плохая погода и рабочий день делали город пустыннее и пустыннее, хотя перерыв на обед заставлял кафешки светиться изнутри, приглашая мокнущих под дождём зайти и согреться. Они прошли под мостом, с которого текли почти что водопады; под ним Джон стряхнул с зонта воду; с этого места виднелся белый кусок дома Форстера. Когда они подошли к нему, Крис сказал: — Зайдёте ведь? Нечего вам мокнуть! — даже не дождавшись ответа, он нажал код на домофоне и придержал дверь, чтобы успел зайти и Джон. Тот, как ни хотел входить, понял, что выбора иного нет; да и к тому же, зачем ограничивать себя в таких мелочах? Подъезд был ему печально знаком, особенно верхний этаж; этаж, где жил Крис, был, соответственно, четвёртым. Они подошли к квартире **; пока адвокат искал ключи, Джон прислушивался к внешним звукам — удивительно, но, когда идёшь, почти не замечаешь, какой сильный ливень на улице, но внутри дома, слыша невозможное гудение козырьков и окон от каплей, начинаешь осознавать это. Джон встряхнул зонт, тёмные ручьи с него стекли на пол; Форстер между тем открыл дверь и пропустил его вперёд. Перед его глазами открылся тёмный, небольшой коридор; мгновение — и всё залилось мягким светом, неярким, таким подходящим этому скромному жилищу. Джон не особенно хотел, но, пока бывший водитель закрывал дверь и развязывал ботинки, успел, волей-неволей, разглядеть всю квартиру в подробностях, кажется, ему таких ненужных. Квартира была похожа на неправильный квадрат, слегка вытянутый с боков; если смотреть сверху, то коридор в длину занимал где-то меньше половины этого квадрата и выходил в кухню. Рядом с ним, как потом узнал Джон, находились ванна и туалет, весьма просторные для квартиры ** на ** квадратов. Остальную половину квартиры занимали комната и уже упомянутая кухня, которые образовывали что-то наподобие модных нынче студий, когда гостиная и кухня соединяются с помощью бара, что было достаточно необычно для чисто французского стиля. В общем, даже сама планировка вызывало какие-то тёплые ощущения, уютные, как бывает от компактных, хорошо оформленных жилищ, а не от просторных, дурно убранных хором. В коридоре по правую руку стоял шкаф из тёмного дерева с кремовыми дверцами, подсветкой наверху и зеркалом над таким же комодом. На тонкой полоске стены, отделявшей шкаф от двери, висели три странные композиции в белых рамках на белом фоне, состоящие из каких-то чёрных кусочков, составленных в пирамиды разных размеров и плотности. На комоде стояла странная глянцевая ваза, похожая на колбу, с пучком искусственных прямых стеблей. Рядом со шкафом располагались полки разной ширины из того же тёмного дерева, сзади которых шла волнообразная стенка, сужающаяся кверху, делающая таким образом эти полки угловыми. На самой нижней стоял домашний телефон, на следующей две маленькие алюминиевые вазы в форме трубок разной высоты, в одной из которых виднелись такие же стебли, только изогнутые, а на третьей стояло что-то, отливающее рыжим. По левую руку шли закрытые шкафы из той же серии, что и первый, только ничем не украшенные — полностью тёмные, со строгими узкими ручками. — Что ж, вы можете зайти, не стесняйтесь, — прервал его осмотр Кристиан, стянув ботинки и теперь встав перед ним. — Я бы предложил вам чаю, но, боюсь, перед кафе это будет как-то странно. Потом он скрылся за поворотом — ушёл в свою комнату. Джон не смог остановиться на месте, поэтому тоже снял обувь и прошёл следом. Коридор становился у`же, если повернуть налево; по одну сторону были ванна с туалетом, по другую — комната и кухня. В конце этой части коридора виднелось в полумраке какое-то пушистое раскидистое растение, напоминавшее папоротник. Джон пошёл в комнату, хотя она и кухня были одно целое. Всё в этой квартире было сделано в бежевых, белых, светлых тонах; именно здесь начинал чувствоваться чисто французский стиль оформления комнаты. Хотя места было немного, казалось, что пространство огромно. На полу лежала кремовая плитка; границы кухни и комнаты определяла плитка тёмно-шоколадного оттенка с незатейливым, едва заметным узором. Дальше в кухне всё шло как обычно: навесные шкафы с прилегающими нижними, с раковиной и вентиляцией расположились на правой стене и постепенно изгибались на углу со следующей стеной, заняв немного места и там. Верхние шкаф были бело-кремовыми (собственно, как и нижние или вытяжка), но дверцы, в отличие от простых нижних, оказались украшены полупрозрачным стеклом и деревянными перегородками. Под самым ближним навесным шкафом находилась печь, ещё что-то и нижнее отделение, наверное, для противней. Дальше шёл столик, как это обычно бывает в кухонном комплекте, из какого-то материала, явно косившего под светло-коричневый мрамор с разводами. Раковина, над ней — отделение для посуды, кактус в горшке, дальше вытяжка, уже на другой стене, оформленная по краям чем-то ажурным, что очень гармонировало с плиточным узором на задней стене кухни. Рядом, буквально в паре шагов, находилась закрытая снизу барная стойка из того же «мрамора»; Джон заметил в передней её части аккуратные дыры и воткнутую туда бутылку — что-то наподобие винного погреба, наверное. И всё это довершали люстра с раскидистыми лампами, обтянутыми тёмно-жёлтым абажуром, и стулья на высоких белых ножках с мягким сиденьем. Всё это Джон подмечал в мельчайшей точности не просто так — каждая мелочь говорит о человеке что-нибудь особенное, и теперь, видя этого нового человека, он сам старался не упустить ничего, что ему, увы, посчастливилось сделать в прошлом. Кристиан неспешно копался в ящике своего стола, потом перешёл в шкаф и вытащил папку; пока поиски шли своим медленным чередом, Константин продолжил с некоторой жадностью ловить и подмечать все детали. Там, где конец барной стойки упирался в стену, слегка слева начиналась уже комната; на бежево-кремовых обоях в градиентную полоску висело штук четырнадцать рамок разного «калибра»: от тонких, чёрных и деревянных до широких, зелёных и пластиковых, от фигурных, отделанных под старину и мощных до тонких, как нитка. Что было в них, Джон точно не мог определить со своего места, но явно увидал, что все изображения на них были чёрно-белыми, в основном, очертания каких-то городов. Рядом с этим висел абажур, похожий на те, что был над баром, только с длинной бахромой внизу. Тут же на стене, почти во всю её высоту, висело огромное пано, заключённое в белый, не слишком ажурный молдинг; внутри не было ничего примечательного, просто другие, более рыжеватые и напоминающие брызги обои. Посредине находился белый стол, вокруг — диван и кресла, как будто вынесенные из дворцов какого-нибудь Людовика XIV. Чуть далее, рядом со вторым окном, находился стол и стул попроще, а также самые обычные шкафы. То было рабочим местом, около которого теперь сновал Кристиан. — Ну? Долго ты там? — Подождите ещё чуть-чуть… я думал, вам здесь нравится: вы так всё осматривали с интересом… — Джон тут же нахмурился и перевёл взгляд на адвоката. — Мне просто заняться нечем, пока ты копаешься, — Форстер, обернувшись к нему, улыбнулся, а Джон стрельнул в него недовольным взглядом. — Ещё минуточку… вы же хотите скорее закончить дело? Тогда не торопите меня… — Константин аккуратно уселся в ближайшее кресло и стал ждать. Почему-то при словах «скорее закончить дело» он совсем неожиданно задумался; вот действительно: он сильно желает поскорее покончить со всем этим, а что будет дальше?.. Дальше-то ведь всё возвратится на круги своя; раньше это казалось спасением, теперь — какой-то зияющей, неприятной, но неизбежной пропастью. Дальше ведь жизнь должна стать обычной… и в ней точно не будет места как этим страшным потрясениям, так и… адвокату. Но разве что-либо было в его силах? Теперь хотелось плыть только по течению, ни пытаясь ускорить его, ни повернуть вспять. Но почему при этом какая-то горькая субстанция так и сквозила туда-сюда через его сердце?.. Нет, такого просто не могло быть. — Всё! Мы можем идти! — радостный возглас Криса сумел предотвратить странный поток мыслей Джона, который для него мог обернуться чем-нибудь нехорошим. Константин даже с облегчением выдохнул.***
Кафе La Periscope находилось в двух кварталах от отеля Джона, на той же улице Деланден; однако они решили пойти через Шарлемань, свернуть на Сюше, оттуда налево, на улицу Смит, которая плавно на повороте превратилась в улицу Дюга Монбель. Там, на левой стороне, почти перед въездом под мост, над которым с грохотом проносились поезда, и расположилось небольшое двухэтажное, слегка обшарпанное здание с красной вывеской и чёрным названием на ней, необычными жёлтыми плакатами со звёздами, расклеенными по бокам, и открытыми настежь окнами, из которых просачивался дым. Перед зданием стояла деревянная огороженная площадка — для выступлений, видимо. Они перешли дорогу; Крис дёрнул тёмную тяжёлую дверь на себя и слегка придержал. В нос мгновенно ударил типичный запах таких заведений: запах табака, спиртного и сладкого. Внутри, несмотря на дневной, пускай и тусклый свет и распахнутые окна, было сумрачно; под потолком висело сизое облака табачного дыма, а вокруг, как только они вошли, их стал обволакивать странный французский говор и смех. Посетителей было немного, но достаточно для буднего утра, когда, казалось, весь мир затихал в офисах. Что было по углам, нельзя было точно разобрать; Кристиан уверенно направился в диагональ направо. Они прошли рядом с винтовой лестницей — она вела на второй этаж, видимо, отведённый под вип-зону. Только сейчас Джон пригляделся и увидел одну особенность: во всех предметах интерьера здесь так или иначе появлялся алый цвет — то диван, то кружка, то скатерть, то салфетки, то (местами) обои. И в каждом уголке красное было что-то своё, отличное от других мест в кафе. В конце зала виднелась маленькая сцена для выступлений; сейчас там печально мигал один прожектор, видимо, не отключенный. — Присаживайтесь, Джон, — Форстер уже давно сидел на кожаном диване; Константин обошёл стол и сел на противоположный диван. Бра горела где-то вдалеке от них, да так тускло, что он мог только кое-как разглядеть адвоката впереди. Кристиан не спешил с обсуждением дела, а стал дожидаться официанта; через пять минут тот соизволил подойти. Бывший водитель заказал бокал вина, Джон — кружку пива. Они оба чувствовали, что нуждались в чём-нибудь покрепче — после сегодняшнего утра даже Константин видел свою бледность лица и слегка, но всё-таки дрожащие руки. Про парнишку впереди даже говорить нечего: он только храбрился для вида, а сам едва стоял на хлипко держащих ногах. Только когда заказ был принесён, Форстер начал: — Знаете, вы можете говорить и думать, что я не совсем понимаю людей, но, как мне кажется, вы хотите скорейшего окончания дела намного больше, чем все мои прошлые клиенты, вместе взятые, — всё это он проговорил так неожиданно и даже сурово, что Джону стало немножко не по себе. — А потому… позавчера, когда мы обсуждали наши дальнейшие действия, я решил, что не буду откладывать сбор документов и составление иска на следующие дни. Это было нелегко, но за день я управился, а во второй половине вчерашнего дня я уже подавал это в суд малой инстанции. Теперь, Джон, остаётся только ждать. Конечно, по-хорошему (только сейчас не пугайтесь) суд может рассматривать дело месяц, а то и больше, вплоть до двух, но, как я думаю, мы уже войдём в зал суда максимум через пять дней. — И откуда это такая уверенность? — Джону крупно не верилось. — Ну, Джон, вам со мной в таких делах лучше не спорить. Я-то не в первый раз обращаюсь туда и делаю так, чтобы для моих клиентов процесс шёл быстрее. Правда, в таком ускоренном случае, как наш, придётся попотеть на самом заседании, так как обычно так быстро принимают дела, которые проглядывают мельком. Однако это уже не так важно… Главное — будьте спокойны, всё ваше дело оформлено достойным образом. — И какова же вероятность того, что мы выиграем? — Форстер сложил руки на груди и прикрыл глаза, покачав головой. — Всё зависит и от вас, и от меня. Нужно верить в хороший исход всегда. — Ну да, ну да, — с недоверием ответил Джон, хотя почему-то об этой стороне своего дела теперь не волновался: он, конечно, не признавая, полностью доверял Кристиану. Но как бы то ни звучало хорошо и радужно, об этом, увы, не знали ни Крис, ни Джон… После этого они замолкли и отпивали каждый свой напиток; спустя две минуты Константин ответил будто себе «ладно, это хорошо», а потом наступила совершеннейшая тишина. Но, зная Криса, такая тишина долго продлиться не могла; не прошло и пяти минут, как из парнишки слова полились, как из рога изобилия. Началось всё с пытливого взгляда, которым он одаривал Джона и который был виден даже в сумраке; потом парень слегка выпрямился и даже наклонился вперёд, будто собираясь что-то шепнуть собеседнику. В конце концов раздался тихий, едва удерживающий весь порыв его любопытства вопрос: — Почему вы не выстрелили сразу… тогда? — у Джона на этот опасный вопрос уже был готов ответ. — Того требовала ситуация. — А что была за ситуация? — Разные ситуации подразумевают разную технику действий. Тогда был сложный случай. — А что за техники? — Слушай, может, тебе вообще рассказать обо всех тонкостях моей профессии? — наконец не выдержал Джон; недовольство этим любопытным мальчишкой в нём всё возрастало. Тот слегка охладил свой пыл и несколько задумчиво произнёс: — Мне же просто интересно… узнать это нечто новое. — Если хочешь узнавать новое, иди получай второе высшее, а это тебя не касается, — отрезал Джон, несколькими глотками осушив кружку. — Но оно же меня касается… коснулось, Джон. И это выглядело очень странным, когда вы так долго не стреляли. Мне казалось, ещё немного, и я сойду с ума от боли. Это же так просто… оно у меня в голове никак не укладывается. Но всё же иногда мне кажется, что я знаю причину, по которой вы не могли выстрелить… — Крис тепло улыбнулся; улыбка эта заставила весь цинизм Константина собраться в один большой непроницаемый ком и ответить: — Тебе только кажется, глупенький. Ты не знаешь и сотой части того, что знаю я. Так что не советую тебе умничать… — И всё-таки вы не выстрелили, потому что боялись, что я могу погибнуть. Ведь так? — как ни крути, а этот парнишка обладал проницательным умом. — Может быть. Ты мне ведь должен ещё дело закончить. Как же я без тебя? — ухмыльнувшись, ответил Джон. — Только больше не смей лезть в эту тему и о чём-либо меня спрашивать. Всё, что ты должен был знать, ты уже знаешь. — Но разве это исчерпывающий ответ? Ведь это, получается, совсем яркое доказательство того, что отрицала наука. Разве может быть это неинтересно? — восклицал Кристиан, даже слегка подавшись вперёд — Вполне может, когда это — твоя работа. Но, послушай, мы вообще отошли от темы. К чему здесь наука? Когда говорят, что это тайна, что в тот мир должен быть посвящён только определённый круг людей, значит, так оно и обязано быть. И тебя там никто не ждёт. Разве что демоны… — Джон смотрел на него вызывающе; впрочем, взгляд Криса был не менее воинственным — вот что значит, когда гиперактивный человек хочет узнать правду там, где не нужно, что, в общем-то, и является его повседневной работой. Но игра в гляделки вскоре перестала быть актуальной. — Ну, Джон… с вами так неинтересно. Вы словно партизан. Ладно… — Форстер решил сдаться, хотя видно было, что червяк любопытства ещё грыз его. — Что же теперь получается: церковь стала безопасной или ещё стоит ожидать таких нападений? — Там совершенно безопасно. Кстати… — вдруг вспомнил Джон, — кажется, я тебя украл у твоих родственников. Наверное, они тебя потеряли и волнуются. — Вы правы… я совсем уж забыл, — виновато улыбнувшись, сказал он и поглядел на время. — Да, время-то уже подбирается к часу, а я скрылся от них рано утром! Значит, мне уже пора, Джон. У вас есть вопросы по делу? — спросил чисто по-деловому и пристально посмотрел в его глаза. Константин подумал и заговорил: — Надеюсь, будет только одно заседание в суде? И вообще, нельзя как-нибудь без этого? — Увы, Джон, я уже и так слишком многого попросил. Сколько скажут приходить, столько и будем. Но, однако ж, я думаю, что вашего присутствия потребует только одно собрание — на остальных навряд ли. А обойтись без суда, конечно, можно было, но это неэффективно. К тому же, у нас с вами набралось столько доказательств и такое грамотное оформление, что просто как-то жалко всё это отправлять в местную жандармерию. Да и скорее всего они лишь пожмут плечами и отправят это дело также в суд — вопрос-то спорный и сложный, и только суд имеет право вызвать ответчика, истца, свидетелей, если есть, и заставить выплатить все нужные суммы, а также отправить дело, если оно куда более хитрое, чем кажется (правда, мы там не будем участвовать), в более высшие инстанции. Так что остаётся лишь ждать… — Понятно… — Джон выдохнул и задумался. — Надеюсь, время вас не поджимает? — осторожно спросил Крис, глянув на него; Джон покачал головой. — Однако… знаете, что я заметил? Можно мне сказать одну вольность? — Что, если нельзя? — Константин недовольно на него посмотрел. Но разве могло это остановить адвоката? — Мне кажется, вы сильно скучаете, пока ждёте, когда закончится дело… у меня такое чувство, будто вы приехали на один, ну, максимум на два дня сюда, а из-за случившегося так задержались… Я прав? — Возможно, и прав. И что дальше? — Ещё я заметил, что день ото дня вы выглядите всё измученнее и измученнее. Кроме сегодняшнего, на удивление. Может быть, вам следует почаще выходить на свежий воздух, гулять… здесь же так красиво! Столько парков, музеев, замков! Даже если вы не поклонник, то не сможете устоять и сами не заметите, как вам станет лучше. — Тогда аналогичная просьба и к тебе. Ты выглядишь всё более растрёпанным и уставшим каждый раз, когда я тебя вижу. Кажется, мы изматываемся прямо пропорционально, — Джон скрестил руки на груди и, изогнув бровь, уставился на него насмешливым взглядом. Крис только хмыкнул. — Но если я — физически, то вы уж точно морально… — Нет, ты тоже… Начавшийся бесполезный спор прекратил вовремя подошедший официант со счётом. Они расплатились и как-то одновременно поднялись со своих диванов. Выйти на улицу после пускай пятнадцатиминутного, но растянувшегося в бесконечность отдыха в сумрачном кафе было как минимуму необычно; после того мрака даже серые небеса показались ярким солнцем, которое чуть не выбило глаза, а дождь к этому времени почти совсем прошёл. Джон стряхнул с зонта воду и свернул его; вскоре за ним вышел Форстер и тоже с непривычки прикрыл глаза рукой. — Вот за это не люблю кафе с минимум освещением, — говорил он, щурясь и привыкая к свету. Джон чувствовал, что здесь ему придётся расстаться с парнишкой, а потому и решил спросить: — Слушай, откуда у тебя родственники, если ты сирота? — Кристиан скоро привык к свету и повернулся в его сторону. — Когда я жил в интернате, о них ещё ничего не было известно. Это мои троюродные тётя и дядя. Они бездетные и были очень рады, когда узнали, кем я им прихожусь. Правда, мне тогда уже восемнадцать исполнилось, так что для усыновления было поздно. Теперь я изредка езжу к ним. Что ж, до встречи, Джон. Я буду информировать вас о состоянии дела. Скоро они должны были действительно распрощаться; Константин ощущал какую-то навязчивую мысль, что крутилась в его голове — один вопрос, достаточно глупый, но не казавшийся ему теперь таким, возник как-то спонтанно, возможно, основываясь на его богатом опыте узнавать про всё. Он не смог не сказать его вслух: — Крис, ты не мог бы слегка покопаться в этом деле и найти копии картин, которые были украдены? — Это будет сложно. Но… если вам нужно, сделаю, — во взгляде Форстера уже читался вопрос, но Джон не хотел слышать никаких вопросов. — Окей, спасибо! Пока! — махнув ему рукой, он поскорее поспешил в сторону своего отеля по улице Деланден, хотя вовсе не хотел туда возвращаться. В его планы совсем неожиданно просочилось желание… «Исповедаться… наверное, это мне сейчас нужно» Он не был уверен, что это нужный для него поход — голова больше не кружилась от выедающих всё мыслей, изо рта не сыпались несуразицы, а в душе было как в грязном, но спокойном море. И это с учётом того, что ни разу за всё это время им не было произнесено ни одной молитвы — грубо говоря, он просто не думал об этом всём. Точнее, однажды Джон начал читать какую-то молитву, но на середине сбился, потому и бросил, плюнув на это дело и поняв, что читать их он может только со священником — без этого они становились блёклыми, едва похожими на те, в каждом слове которых звучала сила и мощь. И теперь хотелось сходить туда не за помощью, которая в прошлом была единственной, а за мягкой поддержкой, которая лишь могла сказать, что он всё делает правильно.