Леди Нценского уезда - 2

      Первой на побледневшую Алису Евгеньевну обратила своё внимание Хельга Ольговна и тут же встревожено озаботилась:       — Что это Вы, душа моя, разволновались-то так? Словно привидение какое увидали? Присядьте-ка к столу да выпейте вина красного, а то лица на Вас нет!       Являя собой образчик истинных джентльменов, мистер Найт и мистер Талбот тут же повскакивали со своих мест, учтиво предлагая барышне помощь.       Алиса прикрыла глаза, пытаясь прогнать личное наваждение. Но Наваждение исчезать не собиралось. Напротив, уверенно приближалось, галантно протягивая руку и вежливо улыбаясь. Моргнув в отчаянии еще пару раз и обреченно вздохнув, мадемуазель Зайцева, наконец, протянула гостю подрагивающие пальчики и замерла, зачарованно вглядываясь в знакомые и одновременно абсолютно чужие черты.       — Мисс? — явно озадаченный странной реакцией незнакомой дамы на своего друга, Генри Найт попытался как-то сгладить неловкость ситуации. — Позвольте Вам представить моего друга, мистера Эдмунда Талбота. Он оказал мне честь, согласившись разделить со мной трудности путешествия по вашей огромной, прекрасной видами, но совершенно бездорожной стране, сделав крюк на пути в Британию.       Мистер Талбот слегка поклонился, чуть дрогнув чувственными губами. Алиса, с трудом придя в себя, оперлась о предложенную руку и направилась к столу, сопровождаемая обоими джентльменами и подозрительным взглядом мадам Хельги, прекрасно развитая интуиция которой просто кричала о том, что все эти «жжж» — неспроста! Но госпожа Дантист не считалась бы истинной леди, если бы не могла прекрасно владеть своими чувствами. Оставив вопрос о несколько странном поведении мадемуазель Зайцевой на потом, она очаровательно улыбнулась вновь обретённому родственнику и поинтересовалась:       — Так Вы поведаете нам, любезный сэр Генри, какие именно перипетии судьбы привели Вас в наши края? Мы все просто сгораем от любопытства!       — Ах, мадам! Уже сейчас я с абсолютной уверенностью могу утверждать, что вовсе не перипетии, а истинное расположение провидения привело меня в Ваш гостеприимный дом, позволив обрести в Вашем лице столь благородную и почтенную родственницу! — учтиво рассыпался в комплиментах мистер Найт.       — Ну, я тут не единственная Ваша родственница, посланная добрым провидением, — продолжая благосклонно улыбаться, Хельга Ольговна кивнула в сторону сидящей рядом с Генри Декстрозы. — Вот, кузина моя, Декстроза Цукерхерцевна, а есть ещё и Ммотрёна Беньевна — тоже кузина наша, да и Ваша теперь, как я полагаю.       — О, сударыня! — мистер Найт привстал и поклонился Декстрозе, попутно совершенно неожиданно для себя утонув в невинной чистоте огромных прекрасных глаз кузины. — Не могу выразить словами то восхищение, которое наполняет моё сердце от осознания факта, что столь прелестная мисс может быть моей родственницей.       Мисс Декстроза ответила то ли американскому, то ли английскому кузену таким взглядом, что всякая надежда выбраться из омута её изумительных очей окончательно покинула сэра Генри, о чём он, кстати, не сожалел ни секунды, рассеяно слушая, как Хельга Ольговна, хмыкнув: «Судя по высокому штилю изъяснения, вы общий язык найдёте,» — продолжала расспрашивать:       — Вы ведь в Англию направляетесь? В права наследства вступать? А к нам-то какими счастливыми ветрами?       — Ветры эти, мэм, действительно счастливые, потому как среди заснеженных равнин позволили мне обрести истинный цветник великолепных розанов, коими являетесь Вы и Ваша удивительная кузина, да и упомянутая мисс Ммотрёна тоже, думаю, весьма хороша, хотя представить девушку, более прекрасную чем мисс Декстроза, просто недоступно моему воображению!       — Эка Вас, сударь мой, понесло! — немного поморщилась Хельга Ольговна. — Нам тут, конечно, ритурнели с мадригалами тоже не чужды, но меж собой можно ведь и по простому, по-родственному так сказать.       — Вы правы, мэм! Просто присутствие столь милых дам само собою сподвигает на стиль тонкий и поэтический. Сам же я тоже предпочитаю общение живое и непосредственное, — отвечал мистер Найт, тут же подтвердив свои живость и непосредственность пододвиганием своего стула поближе к стулу мадемуазель Декстрозы.       — Это Вы ещё нашей Ммотеньки не видели, — засмущалась барышня, под столом скромненько касаясь коленочкой колена новоиспечённого кузена.       — И правда, нужно же Ммотрёну Беньевну позвать, раз тут сюрпризы такие интригующие, — согласилась хозяйка и громко позвала: — Ксюшка!       — Она короля эльфийского на сеновал повела, — вспомнила Декстроза Цукерхерцевна.       — Омойбох! — скороговоркой произнесла мадам Хельга. — Про короля-то я совсем и забыла! Эй, Маланья или ещё кто там! Пошлите-ка человека в оранжереи — пусть барышню с Драконом покличут. Да на сеновал кого-то отправьте, Его Величество к столу пригласить. А то негоже как-то — у нас тут гости заграничные, а они там с лосём да с Гаврилой к une vie frugale* приобщаются. — И обратилась к изумлённо переглянувшимся Генри и Эдмунду: — Вы, господа, сильно не удивляйтесь. У нас тут праздник, гадания, чудеса, черёмуха, — всё, собственно, в рамках местных традиций.       Словно подтверждая слова хозяйки, в столовую держась за руки резво вбежали разрумянившаяся госпожа Кошкина и гномий король Торин Дубощит собственной персоной. Следом за ними, бросая на весёлую парочку недовольные взгляды, прошествовали племянник короля Фили и мистер Бильбо Бэггинс, чуть скользящий мохнатыми пятками по вощёному паркету.       — Вы выпейте ещё по рюмочке черёмуховой — оно легче для восприятия будет, — посоветовала Хельга Ольговна, а Декстроза Цукерхерцевна тут же собственноручно наполнила тонкий хрусталь ароматным напитком. Все, кроме печально вздохнувшей хозяйки, чокнулись и выпили, а задумчивая Алиса Евгеньевна чуть вздрогнула, когда её руки коснулись холодные пальцы сидящего рядом мистера Талбота.       — Ну, и как тебе это нравится? — негромко спросил у Фили хоббит, кивая в сторону Лоренцы Лоркенсоновны, сунувшей чуть отпитый бокал шампанского к губам Дубощита.       — Позор! Дядюшка этого дамского полусухого в жизни бы пить не стал, а тут ишь как старается даме-то угодить, — недовольно подёргал заплетённый в косичку ус старший принц.       — Так надо что-то делать, пока они совсем друг дружке угождать не начали! — решительно заявил Бильбо. — Ты давай забирай свою госпожу Кошкину, а я тем временем Торина отвлеку.       — И чем же ты вознамерился отвлекать нашего славного воина от столь близкой победы? — саркастично поинтересовался Фили.       — Чем-чем? Жёлудем! — твёрдо заявил хоббит и направился к Торину и Лоренце, бесцеремонно перешёптывающихся о чём-то явно не слишком приличном, но, судя по всему, очень заманчивом.       — Вы позволите, моя госпожа, увести у Вас нашего Торина по одному срочному делу? — стараясь быть вежливым, Бильбо учтиво поклонился мадам Кошкиной.       — Да! — подхватил Фили. — По небольшому такому дельцу!       — Ну почему же сразу «небольшому»? — слегка обиделся мистер Бэггинс. — Очень даже нормальному дельцу! Я бы даже сказал, весьма крупному, особенно по хоббитским меркам если… — он оценивающе взглянул на принца и добавил: — Да и по гномским, я уверен, тоже ещё поискать таких надо!       — А, мистер Дильдо! Ой, то есть, Бильбо! — улыбнулась Кошкина. — Уводите, но только ненадолго!       — Что там у вас ещё? — недовольно спросил Торин и пожаловался Лоренце. — Вот ничего без меня не могут!       — Это насчёт жёлудя… — многозначительно понизил голос Бильбо.       — Жёлудя? — неожиданно заинтересовался король.       — Точнее сказать: желудей… — ещё многозначительней и ниже добавил хоббит.       — Ах, желудей!.. — всем телом подался вперёд Дубощит, выпуская недоумевающую актрису из крепких объятий. — И много их у тебя, желудей этих?       — Поверьте, — голос Бильбо достиг самых глубин возможной многозначительности, — Вы будете весьма удивлены…       В глазах Торина вспыхнул интерес, глубиной сравнимый только с могозначительностью желудёвой тайны. Не сказав озадаченной Лоренце ни слова, гном послушно двинулся следом за скрывшимся за тяжёлой бархатной портьерой хоббитом.       — Какие ещё жёлуди? — досадливо взглянула на Фили мадам Кошкина.       — О, это ещё одна Главная Гномская Военная Тайна! — загадочно шепнул гном и поцеловал актрисе руку.       — А Вы, я вижу, такой же шалун, как и дядюшка ваш? — шутливо шлёпнула Фили по плечу сложенным веером Лоренца.       — Ну, что Вы! Мы с дядюшкой давно не ровня, — усмехнулся гном в пшеничные усы. — Король наш — увы! — не молод, и силы у него, как Вы понимаете, уже не те.       — Знаете, — поддразнила собеседника мадам Кошкина, — говорят, что старый конь борозды не портит.       — Ну дак и глубоко ведь не вспашет! — парировал ничуть не смутившийся Фили.       — А Вам какие глубины доступны? — прищурила глаза Лоренца, уже готовая сдаться перед ухаживаниями старшего принца.       — Вы даже не представляете, мадам, в насколько глубокие шахты мне доводилось спускаться, чтобы отыскать там, на самом дне, какой-нибудь сапфир, или алмаз, или рубин… — Фили всё теснее прижимался к Лоренце Лоркенсоновне, обнимая одной рукой её стройную талию, а другой поглаживая её нежные шаловливые пальчики. — Может, мы сможем найти в этом доме укромный уголок, в котором я поведал бы Вам о всех тонкостях нашего горного мастерства?       Склонное к эстетическому разнообразию и творческой многогранности сердце актрисы тут же радостно отозвалось на заманчивое предложение блондинистого красавчика. В конце концов, вся жизнь — театр, а замены в театре — дело обычное. Лоренца Лоркенсоновна принялась в уме прикидывать, какой именно укромный уголок из имеющихся в гостеприимном доме мадам Дантист ей выбрать для проникновения в профессиональные тайны гномьего народа, как вдруг странный свист и грохот сотряс усадьбу, заставив всех имеющихся в наличии старых, новых, призванных и неожиданных гостей дружно устремиться на улицу для уточнения источника столь громкого и необъяснимого явления.       — Вы, господин король, под ножки тока смотрите, не оступитеся, а то ещё, неровен час, в сугроб провалитесь! — без умолку болтала Ксюшка, подсвечивая узкую тропинку к сараю высоко поднятым в руке фонарём.       Надменный Трандуил не стал объяснять надоедливой девке, что эльфы в снег не проваливаются. Его прекрасно видящие в темноте глаза не нуждались в тусклом свете фонаря, но спотыкающаяся впереди Ксюшка об этом не догадывалась и продолжала трещать озабоченно:       — Вот сейчас бугорочек будет, а там дальше ямочка, так Вы уж будьте любезны, поаккуратней, а то мне барыня голову открутят, если я такого важного гостя не уберегу! Вы знаете что? Вы под руку-то меня возьмите, а я поддерживать Вас буду… — в этот момент девка сама оступилась, охнула и повисла на брезгливо скривившемся эльфе, крепко обхвативши его руками за стройную шею, и, навалившись габаритным телом, опрокинула-таки своего благородного спутника в высокий сугроб.       Некоторое время они довольно неловко барахтались в мягком пушистом снегу, причём у короля эльфов сложилось впечатление, что встать наглая бабёнка даже не пыталась, а наоборот, использовала все свои довольно цепкие конечности, чтобы и ему не позволить подняться. Её руки и ноги скользили по его телу, путая в ткань необъятного жёлтенького сарафана, вдавливая в холодную снежную перину, и Трандуилу даже пару раз почувствовалось жаркое дыхание на шее и прикосновение чуть влажных нахальных губ на подбородке и щеке.       — И чего это вы тута делаете? — прозвучало откуда-то сверху, и над раскуроченным сугробом возникла мужественная фигура ибенёвского дворника в небрежно накинутом на одно плечё старом овечьем тулупчике. — А что это Вы, господин? — обратился он к Трандуилу, сурово сдвигая к переносице густые пшеничные брови. — Девок наших портите? А такой приличный господин сначала показались! Раззи ж так можно? Это кто там у Вас-то?       Кое-как отодрав от себя Ксюшку, эльф выбрался наконец из сугроба и, гордо вскинув голову, попытался вытряхнуть набившийся в уши и брови снег, сохраняя при этом королевское достоинство. Герасим выдернул из сугроба разочарованно сопящую девку и присмотрелся:       — Ксюшка? Ты ли, чё ли? А, ну тогда понятно, кто здесь кого портить собирался!       — Ты, Гераська, того, думай, чё говоришь-то! Никто никого не портил. Оступилися мы, упали, а ты сразу выдумывать чегой-то! — оправдывалась девка. — А Его Величество я на сеновал вела, к лосю его дражайшему. И чего он за лося своего так тревожится? Чё там за лось-то? Серебряно копытце, что ли?       — Ох и дура ты, Ксюшка! Какое копытце? Лось как лось, с рогами… — неохотно отвечал Герасим. — Хочешь, с нами пойдём, сама глянешь.       — И гляну — чё не глянуть-то? — охотно согласилась девка, поглядывая на уже приведшего себя в порядок Трандуила.       Троица направилась к высокому сараю, в котором был устроен обширный сеновал. Несмотря на отсутствие какого бы то ни было отопления, в сарае было тепло и уютно. Впрочем, подобными характеристиками отличались абсолютно все помещения в Малых Ибенях. Королевский лось мирно спал на охапке сухого клевера, удобно пристроив грациозную голову с роскошными развесистыми рогами на спине у дремавшей бок о бок с ним Му-МУ.       Увидав своего любимца, король бросился к нему, шепча что-то на своём красивом, но совершенно непонятном дворовому люду языке.       — Не латынь, — прокомментировал Герасим.       — И не французский, — добавила Ксюшка, — да и не аглицкий, точно…       — Что с моим Алёшенькой? — строго спросил эльф, и ноздри его тонкого носа гневно затрепетали, а удивительные, восхитительно контрастирующие с сияющим серебром волос, тёмные брови грозно нахмурились.       — Да чё ему станется? — удивился Герасим. — Набаловался с коровкой моей, да и отдыхает теперь.       — Мой лось? — угрожающе прорычал Трандуил. — Животное благородных кровей — и с безродной коровой? Да как ты мог такое допустить, простолюдин?       — Супротив природы не попрёшь, господин! — рассудительно возразил мужик и добавил с лёгкой укоризной: — Вот вы на коровку мою пеняете, а сами-то тоже не прочь были к телу моему мужицкому пристроиться, пока чудище это заморское не пожаловало, да всю малину не испортило.       — Ты не сравнивай, — чуть подостыл эльфийский король, всё ещё сердито поглядывая на безрогую Му-Му, доверчиво прижимающуюся к покрытому густым ухоженным мехом лосиному боку, — у меня могут быть некоторые королевские прихоти. Да и ты статью и породой вышел, а вот корова твоя…       — Это Вы зря сейчас так про коровёнку мою! — немножко обиделся дворник. — Она может и неказиста, но до любви сильно злая, вон, как Ксюшка наша, к примеру: не Грация конешно — это понятно, но баба справная по всем статьям и со всячинкой, как говорится, — он кивнул в сторону дворовой девки, заулыбавшейся одновременно смущённо и подтверждающе. — Да и лосяшу вашему оченно даже по вкусу пришлась коровёнка-то, даром, что роги у ней не все.       — Ты мне ответишь за эти слова! — подскочил к Герасиму рассерженный Трандуил, но дворник не оробел, не отступил перед ледяным пламенем королевского гнева, а встал, выпрямился во весь свой могучий рост, сильный и основательный, как вековой дуб, рядом с которым стройный эльф казался тонким изящным тополем; его темно-карие глаза смело бросили вызов серебристо-зелёному взору Владыки Лихолесья, и казалось, что само мироздание сейчас загорится в точке пересечения этих полных яростной отваги и несокрушимой мощи взглядов. В воздухе явственно пахнуло крепкой дозой тестостерона, приправленной хорошей порцией адреналина; казалось, ещё секунда — и эти двое разорвут друг друга на части голыми руками! И когда эта бесконечная, тягучая, как августовский мёд, секунда наконец упала тяжёлой каплей в уже дымящееся пространство, прекрасный Трандуил вдруг не выдержал и с громким стоном впился нежными губами в горячий и жаждущий рот Герасима. Дворник, словно только и ждал этого, крепко сграбастал огромными ручищами статное королевское тело и принялся ловко сдирать с него шитые шёлком и золотом драгоценные одежды, приговаривая срывающимся хрипловатым голосом:       — Иди ко мне, милай. Эх, весна ты моя цветущая**!       Владыка Лихолесья, даже переполненный пылающим возбуждением не потерявший ни своего величия, ни гордого королевского достоинства, в ответ что-то страстно проворковал на своём певучем наречии, и вот уже два обнажённых тела — одно мощное, загорелое, а другое гибкое, отливающее фарфоровой белизной и прозрачностью — пали в объятия душистых трав и сплелись в сладостном танце всепоглощающего желания.       У ставшей нечаянной свидетельницей этого неожиданного и не совсем традиционного поединка Ксюшки от увиденного потемнело в глазах. Вся её женская сущность заорала благим матом и, не в силах более выносить такого искушения, кинулась в самую гущу этой гормональной бури, на ходу скидывая фуфаечку и сарафан:       — Вы, судари мои, как хотите, а только либо брэйк, либо и меня в свои хороводы принимайте!       Трандуил бросил на Ксюшку сильно затуманенный взгляд и протестующе качнул головой:       — Вaw! ***       — Ну, тогда я всё про ваши непристойности барыне доложу, а ужо она пущай решает, что с вами, охальниками, делать! — мстительно предупредила девка, обиженно надув губы.       — Ты, цветик мой, соглашайся! — с горячей нежностью вступился за Ксюшку Герасим. — Она девка хочь и придурковатая малость, но в энтом деле пригодиться может, у ней, понимаешь ли, и вход-то второй имеецца! А Хельга Ольговна наша сейчас тяжела, нравом непредсказуема — ищо выпороть велит.       Изнемогающий от страсти король только небрежно отмахнулся, — мол, делай, что хочешь, — и снова припал к дворникову телу, как сжигаемый жаждой путник к студёному роднику.       — Пристраивайся, — кивнул Ксюшке Герасим, — только не нахальничай и в губы лобызаться не смей!       — Да нашто мне губы? — счастливо зашептала девка, задирая повыше рубаху, красиво вышитую по подолу голубенькими барвинками. — Тут и без губ вон сколько лакомого да вкусного! А вот бровке-то пожалуй лизну, не удержусь…       И дорвавшаяся наконец-то до столь обильного угощения пейзанка кинулась жадно и со вкусом целовать, облизывать и покусывать сливочно-белое совершенство вперемешку с золотисто-медовой сладостью.       Разбуженные громкими вздохами, стонами и лёгким эротическим матом животные уставились на замысловато сплетающиеся тела огромными влажными глазами, в глубине которых плескалось удивление и немножечко даже зависть…       Когда расхристанная и весьма довольная девка слегка покачиваясь вышла из сарая на свежий морозный воздух, оставив мужчин предаваться здоровому деревенскому слэшу, внимание её вдруг привлёк странный свистящий звук, вслед за которым в небе что-то громыхнуло и расцвело огненным ярко-оранжевым сполохом.       Уединившись с Торином в одной из милых гостевых спаленок, щедро растыканных по всему господскому дому, Бильбо Бэггинс сбросил наконец с себя застенчивую стыдливость и, толкнув гнома в широкое уютное кресло, навис над ним грозно и властно:       — Ну, может объяснишь мне, что это было?       — О чём ты? — картинно вскинул брови Торин, словно совершенно не догадываясь, чем это он так раздосадовал мистера Бэгинса.       — Так ты, значит, не понимаешь? — с убийственным спокойствием продолжал спрашивать хоббит, и в голосе его послышались металлические нотки.       Дубощит заёрзал в кресле, ставшем вдруг жёстким и неудобным, но всё же ответил отрицательно:       — Нет, даже ума не приложу!       — Хорошо, похоже, ты действительно не понимаешь, в чём провинился. Тогда позволь объяснить тебе кое-что, мой дорогой потомок Дурина, — голос Бильбо становился всё более угрожающим и зловещим. — Тебе должно быть отлично известно, что я не люблю, когда ты заигрываешь с кем-то, особенно если этот «кто-то» — женщина в два раза выше меня ростом. Ты же знаешь, КАК меня это раздражает, и ЧТО после этого следует. Или, может быть, ты нарочно хотел подразнить меня? — чётко произнося каждое слово, хоббит всё ниже наклонялся к отчаянно вжимающемуся в кресло Торину. — Может быть, ты соскучился за этим? — и Бильбо ловко отстегнул одну из своих подтяжек, сложил её вдвое и шлёпнул по раскрытой ладони. От этого жеста по телу гнома пробежала заметная дрожь, и он жадно облизал языком пересохшие губы, не отрывая глаз от излучающего строгость лица хоббита. — А может, тебя наказать построже, вот этим?       Бильбо расстегнул ворот рубахи и вытащил висящее на шее ожерелье из крупных желудей. Вместо кулона на ожерелье был прикреплён сияющий неотразимым светом бесценный камень Аркенстон.       В глазах Торина вспыхнуло похотливое безумие:       — О да! Накажи меня, Бильбо! Этими чудесными большими желудями — я хочу почувствовать их у себя внутри! И камень, мой камень!..       — Не так быстро, мой нетерпеливый паршивец, — улыбнулся Бэггинс, — наказание ещё надо заслужить! Ты же знаешь, что нужно делать?       — Да, разумеется! — Торин упал на колени перед Бильбо, нетерпеливо расстегнул ему штаны и вытащил несоразмерно крупный для тщедушной хоббитской фигуры член. Ухватившись обеими руками за извлечённое богатство, гном готов был уже наброситься на быстро набирающее длину и объём орудие, когда властный голос пресёк эту неуважительную попытку:       — Не трогай святое за яйца! И ещё, ты ведь знаешь, КАК я люблю?       Гном с сожалением убрал руки за спину и выдохнул прямо в золотистый курчавый пах:       — Иди ко мне, моя Прелесть!       Грохот и свист звуковой волной ударили по окнам, стёкла жалобно зазвенели, а ночное небо окрасилось ярким заревом.       Наскоро запихивая разом подобравшееся хозяйство обратно в ширинку, Бильбо бросился к двери, на ходу выхватывая тонкое серебрящееся Жало, но его опередил Торин Дубощит — храбрый и мужественный воин, бросивший хоббиту через плечо:       — Закончим попозже, мой Господин!