Медленный рассвет

В промежутках нудного повествования мэтра Шабли был особенно громко слышен вой задувающего в окна ледяного ветра. Зима была в самом разгаре, и, глядя на буйство метели за стеклом, Эстебан не переставал удивляться, как это через такие огромные щели в рамах в класс еще не залетел снег. Стуча зубами и мысленно поминая Леворукого, маркиз Сабве окончательно потерял нить повествования лекции и со скуки принялся рассматривать своих «однокорытников». Братья Катершванц, как и всегда, браво внимали мэтру, Северин с Константином и Франсуа то зевали, то кидались друг в друга скомканными бумажками, а надорский поросенок скучающе выводил на бумаге какие-то каракули. Эстебан поежился и усмехнулся, надеясь, что это не очередные вирши. Над стихоплетством Окделла посмеивалась добрая половина «жеребят», и в этом хрюш был виноват сам. Надо же было ему додуматься декламировать во всеуслышание свои «шедевры»! Помотав головой и прогоняя из памяти особенно запомнившийся перл, Эстебан перевел взгляд на юного Придда. Ну что еще ожидать от Спрута? Вечно прямая спина и максимальная сосредоточенность. Как ни в чем ни бывало делает какие-то пометки по предмету. Сабве саркастично закатил глаза и вдруг с удивлением обнаружил, что его колотит от холода. Странно. Конечно, старое поместье промерзло насквозь, но ведь за другими унарами такой дрожи не наблюдалось. Кроме этого страшно клонило в сон, однако Эстебан твердо решил не сдаваться. Не хватало еще уснуть прямо на лекции и стать всеобщим посмешищем, как какой-нибудь Окделл. Маркиз боролся со сном изо всех сил и, тем не менее, через весьма короткое время понял, что силы явно не равны. Озноб только усилился, от пронизывающего сквозняка из окон зуб на зуб не попадал. Чтобы хоть немного отвлечься, Эстебан попытался заняться конспектом по примеру Придда, но колотило его так сильно, что писать получалось с трудом. В конце концов, Эстебан бросил перо и сжал руки в кулаки, пытаясь, хоть немного отогреть озябшие пальцы. Как раз когда маркиз поднес руку к губам, чтобы выдохнуть на кожу теплое дыхание, он с изумлением заметил направленный на него внимательный взгляд Валентина. Спина тут же выпрямилась, словно ее стеганули розгой, рука потянулась обратно за пером. Гордость требовала немедленно перестать трястись. Кажется, получалось неплохо. Тем не менее, вся напускная небрежность Эстебана испарилась, когда Окделл внезапно воскликнул: - Все, мне это надоело! Надорец лениво бросил перо и откинулся на спинку скамьи, продолжая: - Вам самому-то не скучно, мэтр? Может, порадуете нас чем-нибудь более интересным? Эстебан не успел проконтролировать устремившуюся вниз челюсть. Какого Леворукого Окделл вытворяет? И главное: как хрюш вообще на такое осмелился?! Но еще более удивительным для Эстебана стал ответ мэтра Шабли. Тот меланхолично закрыл лежащую на столе книгу, с которой он сверялся во время лекции, и как ни в чем ни бывало произнес: - Вы правы, унар Ричард. Наверное, мне и правда стоит иногда разбавлять свои уроки более интересным содержимым. И сегодня я расскажу вам об одном празднике, который широко отмечается в Путелле. На этих словах мэтр Шабли поднялся со своего стула и принялся выплясывать что-то вроде чечетки. Братья Катершванц дали друг другу «пять», повскакали со своих мест и «поддержали» мэтра. Все аплодировали в такт. - Там та-да-да дам! Та-да! – пропел мэтр Шабли, замерев в заключительной позе и после некоторой паузы заплясал к классной доске, а братья Катершванц обратно к своим местам. Глядя на веселый танец этих троих, Эстебан прочистил горло. Потом протер глаза. Мэтр что-то писал на доске. Возможно, танец просто привиделся? Тем более что остальные унары удивленными не выглядели. - Самый главный праздник в Путелле именуется День Влюбленных или День Святого Валентина! – объявил мэтр Шабли, направляя указку на доску. Эстебан скривил губы в усмешке, делая пометку в тетради: «День Святого Спрута». Но когда он поднял голову и взглянул на доску, от улыбки не осталось и следа. Просто потому, что нижняя челюсть снова отвисла. Оказалось, мэтр Шабли не писал на доске. Он на ней рисовал. Вся доска была изрисована разнокалиберными сердечками и ангелочками. Где Шабли раздобыл розовый мел, оставалось загадкой. - А господа Манрики могут добавить к этому немного зеленого, - жизнерадостно сообщил мэтр, продолжив свою безумную пляску по классу. – Ведь зеленые глаза ангелов – это так прекрасно! Так прекрасно! Совсем не то, что синие… Эстебан не смел шелохнуться. Разрубленный змей, одно из двух: или сошел с ума мэтр Шабли, или он сам, маркиз Сабве. - А вы знаете, какие глаза у смерти, Эстебан? – вкрадчиво прозвучало прямо над ухом. Сабве вздрогнул. Он и не заметил, как ментор оказался рядом. - Но вам уже, кажется, доставили любовное послание, - прежним веселым голосом продолжал Шабли. – Это добрая традиция Дня Влюбленных. Взгляните! Мэтр кивнул на раскрытую тетрадь унара, опустив взгляд в которую, Эстебан прочитал вслух: - «Я хочу быть твоим. Валентином». Дошло не сразу, только когда вокруг раздался оглушительный смех. Покраснев до корней волос, Эстебан вскочил с места и рванул туда, где сидел Спрут. - Я вызываю вас! Сейчас же! Выбирайте оружие! - Вы больны, сударь, - произнес Валентин. - Выбирайте! – разозлился Сабве. - Шпаги, - Валентин равнодушно пожал плечами. По его лицу было сложно что-либо понять, но Эстебан готов был поклясться: по губам Придда скользнула тень улыбки. - Господа, - вмешался мэтр Шабли, - если вы собрались драться, то будьте добры уведомить об этом капитана Арамону, он приготовит победителю торт. - Я люблю с вишнями, - восхищенно и не к месту заметил Окделл. - Лучше мясной пирог, - хором посоветовали братья Катершванц. - Эм… Может, сырный? – неуверенно предложил Северин. Франсуа и Константин только пожали плечами. Эстебан успел подумать, что Арамона скорее собственноручно выпорет и победителя, и проигравшего. Если тот останется жив, конечно. Очевидно, ментор хотел так своеобразно пошутить. Глупо было вызывать Спрута прямо на уроке, никто не допустит дуэли между унарами. Тем временем все повскакали со своих мест и наперебой начали кричать о том, что тоже хотят повидаться с Арамоной. Мэтр Шабли куда-то исчез. Эстебан переставал что-либо понимать. Все бегали и суетились вокруг, словно перед светским приемом. Кто-то толкнул в спину, кто-то в бок – «однокорытников» было будто в три десятка больше, чем на самом деле. Толпа двигалась подобно волнам и постепенно несла Эстебана в коридор. Он пытался стоять на месте, пытался кричать, чтобы все перестали. Но никто не слушал, и вот его уже тащило с толпой по коридору, все дальше и дальше, пока не показалась дверь Арамоны. Здесь толпа «однокорытников» тут же разошлась. Эстебан слышал, как практически каждый пробубнил под нос, что ему куда-то там надо. Друзья, проходя мимо, похлопали его по плечу. Все разошлись. Рядом стоял Валентин. Это ужасно раздражало. Эстебан хотел язвительно спросить, нет ли и у наследника Волн каких-нибудь важных дел, но вовремя вспомнил, что сам вызвал Спрута на дуэль, а значит, визит к Арамоне касается и его. Но постойте-ка? Неужели им и в самом деле нужно идти к Свину? Мэтр Шабли ведь пошутил… И кстати, разве он не сам должен был доложить о готовящейся дуэли? И почему ушли Константин, Франсуа и Северин? Разве они не знают, что он, Эстебан, позовет их в секунданты? Пока маркиз Сабве пытался понять какого Леворукого вообще происходит, дверь перед ним медленно, с противным скрипом, отворилась. Было удивительно, что люди за ней ничего не заметили, потому как скрип был просто оглушительным. Но несмотря на это, с красного лица Свина не сходила похотливая широкая ухмылка, а немолодая полная женщина продолжала сидеть у него на коленях и позволяла щупать себя. Глаза Эстебана округлились: женщина очень походила на супругу капитана, Луизу – Сабве доводилось видеть ее однажды, когда она приезжала в поместье по каким-то семейным делам. На Луизе было роскошное платье, которое могла себе позволить разве что королева. Но что больше всего ошеломило Эстебана в этой картине, ее грудь была полностью обнажена, и эта грудь, которую Арамона похабно мял своими толстыми пальцами, была по-девичьи упругой и красивой. Эстебан нашел в себе силы отвести взгляд и посмотреть на Валентина. Тот меланхолично смотрел перед собой, словно сквозь происходящее. У Эстебана по спине пробежал холодок. Он снова посмотрел на Луизу и капитана и вздрогнул, только сейчас увидев на Арамоне черно-белую маршальскую перевязь. И в этот момент Свин, ласкающий губами грудь стонущей Луизы, посмотрел прямо на него. - Отвернитесь, унар, - посоветовал Арамона. – Это не самые роскошные яблоки в Талиге и не самые сладкие. Эстебан не мог отвернуться. Погруженный в оцепенение, он пытался понять, почему Свин говорит не своим голосом. Этот голос явно принадлежал не капитану. И эти синие глаза тоже не его… - Что происходит? – простонал Сабве. - Вы больны, сударь, - произнес стоявший рядом Валентин. - Эстебан? – Арамона вдруг посмотрел на Сабве так, словно только что его увидел. Теперь голос точно принадлежал капитану. Луиза вскрикнула и, вскочив с его колен, быстро отвернулась и укутала грудь алатским платком. - Что вы здесь делаете? – Арамона гневно зашагал к двери. – Убирайтесь немедленно! Это не для вас! Дверь захлопнулась, обдав Эстебана резкой волной воздуха, и маркиз пришел к абсурдному выводу, что его «сдуло», потому что дверь Арамоны принялась стремительно удаляться, коридор уже остался где-то далеко, а под ногами не чувствовалось пола. Полет, если это можно было так назвать, продолжался некоторое время. Эстебану начало казаться, что он на самом деле висит в воздухе на одном месте, а поместье Лаик двигается, шевелится вокруг него. Мрачные, ветхие коридоры бывшего аббатства мелькали один за другим, все быстрее и быстрее, так что маркиз Сабве вскоре перестал узнавать их. К горлу подступала тошнота, и Эстебан зажмурился, чтобы не видеть происходящего. Вроде помогло. А потом он вдруг почувствовал, что полет закончился. Открыв глаза, Сабве увидел знакомый лаикский парк, или вернее лес. Солнце почти село, и за деревьями ярко горело пламя заката. Под ногами лежал еще ровный, не тронутый ничьими следами густой белый снег. Эстебан был легко одет, но отчего-то совсем не чувствовал холода. Прямо напротив него с невозмутимым видом стоял Валентин. Сабве понял, что дуэль состоится здесь и сейчас. - Вы готовы? – громко поинтересовался он. Валентин ничего не ответил. Тут и там из-за деревьев показывались «однокорытники». Унары подходили все ближе и ближе, пока не встали вплотную к дуэлянтам. Эстебан возмущался и пытался отогнать их, призывал дать место для дуэли, но «жеребята» словно не слышали, даже наоборот, принялись теснить их с Валентином еще больше, заставляя двигаться навстречу друг другу, пока не сблизили окончательно. Неожиданно для себя Эстебан почувствовал на своих губах дыхание Валентина. Маркиз ощущал, как щеки заливает румянец. Они слишком близко. Слишком… да что вообще происходит?! - Вы больны, сударь, - прошептал Валентин, движение его губ Эстебан ощутил почти физически. - Вы больны, - повторил Спрут. - Но, кажется, не вами! – истерично взвизгнул Эстебан, пытаясь отстраниться. На это Валентин рассмеялся. Придд рассмеялся! Звонко, искренне и чисто. Эстебан не знал, что пугает его больше: необычное поведение Спрута или то, что унары начинают стаскивать с них одежду. Он честно пробовал сопротивляться толпе, вырваться из окружения, но внезапно стало жарко, как от долгого бега по глубокому снегу, и Сабве даже порадовался тому, что его раздевают. Сопротивляться он перестал, теперь лишь наблюдая за обнажающимся телом Валентина. Едва растащив их, чтобы освободить от одежды, унары снова стали толкать двух «однокорытников» друг к другу, в конце концов, принудив соприкоснуться обнаженными телами. Эстебан снова принялся вырываться, но толпа качалась взад-вперед, словно убаюкивающие морские волны, и Сабве в очередной раз сдался. Стоять вот так было не так уж и плохо. Он снова начинал замерзать, а кожа Валентина была очень нежной и теплой. Эстебан чуть не замурлыкал, когда Придд обнял его, помассировав ладонями напряженную спину. Толпа унаров со стороны Валентина навалилась сильнее, заставляя двух юношей случайно соприкоснуться сосками. Эстебан не сдержал стон. Это было так чувствительно, так… сладостно. Снова становилось жарко, и этот жар стекал все ниже и ниже. Сабве было ужасно стыдно, он пытался сдержаться, но ничего не помогало – возбуждение приливало все сильнее. Прямо возле губ маячило обнаженное плечо Валентина. Эстебан видел бьющуюся под светлой кожей шеи жилку и, не удержавшись, сделал вид, что его толкнула толпа, прижался к этому жаркому местечку губами, испытав небывалое удовольствие от того, как Валентин вздрогнул и тихо застонал. Да пошло все в Закат! Эстебан скользнул ладонями по талии Придда, и тот в ответ прижался к нему теснее. Теперь Сабве не сомневался, что он не один в своих желаниях, а потому будь что будет! Эстебан принялся самозабвенно целовать шею Валентина, пока что не решаясь на нечто большее. В воздухе витал сладкий аромат. Кожа другого юноши дурманила: ее приятный запах, тепло, практически девичья нежность. Бешено стучащая жилка под губами… Наверное, и губы у Валентина такие же нежные и отзывчивые. Эстебан ощутил желание немедленно это проверить. Он открыл глаза и потянулся к губам юноши, невольно взглянув за его плечо… и закричал от ужаса: их окружала не толпа унаров, а ужасные смеющиеся щербатые девочки. Серая кожа, лохмотья одежды, смеющиеся щербатые рты, но, самое главное, пронзительно синие глаза, внушающие бездонный первобытный ужас. Отвратительные девчонки смеялись и трогали его обнаженное тело… - Неееет! – закричал Эстебан, садясь в постели и тут же попадая в чьи-то теплые объятия. Сабве замер в попытке отдышаться и понять, что же происходит. В висках бешено стучало. Сердце, казалось, сейчас сломает ребра. - Это просто сон, - прозвучал знакомый спокойный голос. - Вы больны, сударь. - Валентин мягко провел ладонями по плечам Эстебана, укладывая его обратно в постель. Сабве тяжело дышал, попутно отмечая детали: усталый взгляд Валентина, стену за его спиной, что окрашена розоватым солнечным светом, миску с водой на прикроватной тумбочке, упавшую со своего лба влажную тряпицу… - Вчера вы потеряли сознание на уроке мэтра Шабли, - продолжал Валентин. Вас перенесли сюда и до приезда лекаря поручили мне за вами ухаживать. Эстебан закрыл лицо ладонями. Святой Франциск, он потерял сознание, и его несли на руках. Какой позор. - Всю ночь у вас был жар, спал он только сейчас. Скоро придет лекарь, так что не волнуйтесь и выздоравливайте. Чуть позже я принесу вам еду. И переоденьтесь в сухое. Значит, все, что было, было лишь сном, медленно осознавал Эстебан. Танцы у мэтра Шабли, Арамона и Луиза, они с Валентином – Сабве густо покраснел, исподволь бросив взгляд на другого унара – и… щербатые девочки… Валентин собирался было встать с кровати, но влажноватая рука, удержала его за запястье. - Не уходите, - Эстебан облизал пересохшие губы. – Пожалуйста. Заметив полный мольбы взгляд, Валентин медленно кивнул, после чего Эстебан измученно улыбнулся и, опустив голову на подушки, тут же погрузился в сон. Глядя на своего вынужденного подопечного, Валентин только вздохнул, но вытащить запястье из ослабевшего захвата не решился. Он смотрел на спокойное лицо спящего юноши, на прилипшие ко лбу влажные пряди волос и думал, что Сабве надо бы переодеться в сухое, надо разбудить его и заставить это сделать, перестелить смятую постель... И все-таки сидел и просто смотрел, не понимая и не зная, хочет ли понять, почему, мечась по кровати в плену лихорадки, Эстебан то и дело произносил его имя, почему бесконечно звал его, порой тихо стонал, а один раз, вот так же схватив за запястье, открыл глаза и задал странный вопрос: «Ты будешь моим Валентином?» А ведь когда-нибудь разбудить все равно придется, со вздохом решил унар, и тронул Эстебана за плечо. Но Сабве и не думал просыпаться. Валентин привстал с кровати и почти невесомо коснулся губами губ больного юноши.