Искусство быть.

— Что значит «мы не можем»? Гнев Аллена Уолкера уничтожал всё на его пути. По крайней мере, половину интерьера комнаты (разговор, к счастью, проходил не в кабинете) успел разгромить вполне успешно. Тики его понимал и перечить не смел. Стоял в сторонке и созерцал. Юноша — самое восхитительное его приобретение за все жизни — носился по комнате, то и дело задевая что-то, хватая в руки, запуская в стены. Веселился, как мог. Живой, настоящий, ничерта не сдерживающий себя. Оказывается, когда другие ломают предметы, расслабляешься в разы проще и эффективнее, чем когда ты стараешься сам. — Это что, шоу здесь? — проорали созерцателю прямо в ухо, и Тики, лишь тряхнув головой, всё же сумел выдавить: — Не совсем. — Тики… — уже не слово, но рык. — Ничего не попишешь. Смети здесь всё, суть не поменяется. Я бы и сам побил что-нибудь, я так часто делаю, но ты стараешься за двоих. Аллен схватил подсвечник, присмотрелся к бронзовому узору и зашвырнул в стену. Посыпалась пыль, камни, глубокая вмятина напоминала о правильном выборе рук – Аллен швырнул левой. — А почему я тебя вообще спрашиваю? — наблюдая работу рук своих, осведомился юноша. — Я отлично уйду и сам! — Аааллен! Почему именно я должен выполнять работу голоса разума на этот раз? — отчаянно тряся руками,воззвал Тики к потолку, уже тоже покрытому трещинами. В него ранее полетел бюст таинственной особы. Возможно – знаменитой. Но Тики то на это было плевать. — Почему… «Почему бы тебе не вернуться к разрушению? У тебя восхитительно получается. Злость, экспрессия, ярость, жизнь этой ярости, клокочущей в каждом тяжёлом крике, вздохе и протесте! Весь ты, горящий лишь желанием крушить окружающий тебя несправедливый мир, словно ребёнок, не получивший конфету. Словно имеешь божественные силы рушить миры, а может, даже и возрождать! Это совершенство, спрятанное в нехитрой обёртке, скрывающей все следы пройденных испытаний – колючих поцелуев судьбы. Из тебя получился бы отличный Ной!» — так и осталось непроизнесённым. Тики хотелось петь. — Ты не можешь никуда уйти, — сказал он вместо всего остального. — Не в ближайшие два дня! — поспешил уточнить. Всё же сырая ярость Аллена, сколько завораживающей не была бы, направленная на Тики, пугала. Он мог и сам вступить в игру, открывая настоящего себя, и тогда… О! Он показал бы мальчику, как следует вести себя с подобными эмоциями. Мальчику бы не понравилось. Мальчик мог бы даже заплакать. Тики был неизлечимо болен, и теперь, когда болезнь нашла предмет притязаний, становилось лишь страшнее. — Но я действительно выздоровел… — Но болел. — Да. — И такое срочное, вовремя проведённое выздоровление будет выглядеть подозрительно. Шерил задушит голыми руками… меня. — Тебя? — шоу заканчивалось. Аллен начинал думать. Тики, призывавший как раз к этому, невольно расстроился. — А кто здесь за кого отвечает? — Я не позволил бы тебе отвечать даже за кролика. — Кролика? — Первое, что пришло в голову, — Аллен неловко пожал плечами, затем улыбнулся. — И я так и не понял, как меня должен остановить факт дальнейшего причинения физического вреда тебе твоим братом? — Тебя сожрёт совесть, обглодав до самых костей? — предположил Тики. — Вряд ли. Моя совесть всегда сыта, ленива и дремлет, даром я столько жру, что ли? — фыркнул Уолкер, отступая к чудом уцелевшему окну. Занавески оказались безжалостно сдёрнутыми на пол, рамы треснули, но стекло оказалось целым и невредимым. Будто чего-то не хватало, Аллен стянул перчатку и нагло провёл ногтем по стеклу. А затем ещё раз. И ещё, и ещё, делая страшный визг всё более продолжительным. — Аллен! Прекрати это! — Никогда не понимал, почему людей так раздражает этот скрип, — обернулся юноша, невинно пожимая плечами. — Он больше раздражает, когда издаёшь его случайно или вообще не ты. — А… — Но с тобой явно что-то не в порядке, — Тики тряхнул головой, пытаясь вытрясти из ушей отголосок противного скрипа. — Нам обязательно ждать два дня? — Сейчас в столицу и не попасть. Думаешь, после подобного представления они не переполошились? Все въезды заблокированы, тщательно проверяются. Ведутся поиски остальных членов «Умилитас», принявших участие в этой акции. — Никогда раньше не слышал, чтобы они совершали нечто столь масштабное, — поделился Аллен. Признаться честно – Тики тоже. Он даже не был уверен, что это были именно они. Правда, ему сообщил Довен, а юноша был в курсе большинства операций Графа, проходящих рядом. Порой узнавал о них уже после свершения, но всё равно узнавал. Значит, не Граф. Кто ещё? «Умилитас» были, пожалуй, единственной организацией достойного уровня, чтобы суметь провернуть подобный теракт. Особенно учитывая, в какой стране они жили. — Я тоже не слышал ни о чём подобном. Но они становятся всё агрессивнее и агрессивней. Люди могут извратить любую идеологию. — Ась? — Ты знаешь, с чего начинали «Умилитас»? — никогда ещё Тики не был столь рад собственной просвещенности хоть в каком-то вопросе. Да и то случайно получилось. Жена одного его старого друга, при воспоминании о котором что-то в груди начинало неудобно ворочаться, ходила на их проповеди и всячески расхваливала произносимые там слова. Не трудно догадаться, что женщине не повезло. На одной из проповедей их и накрыли, и хотя, казалось бы, они были мирными людьми и не замышляли ничего дурного, да и из Умилитас там было всего три человека… Она не выбралась. Друг относился к её смерти ровно так, как она и желала, в соответствии в основными положениями Умилитас. Может быть, именно это и уберегло его от Графа. Пытаясь не поддаваться унынию и тоске, он отправился по свету искать других людей, что поддержали бы его в беде, удержали от дурных мыслей и порывов. Так он и встретил Тики. И не раз поминал и случай, и несправедливость и защищал новый Умилитас, когда он только возник, а затем отрицал причастность людей этой организации ко всем упоминавшимся гнусным актам. Кто знает, может, на сегодняшний день он уже был завербован? Или открыл глаза на правду, осознав, что старым именем прикрылись новые мстители? — Примерно. Смирение перед смертью — их ответ на появление Тысячелетнего Графа, — ответил Аллен, задумчиво вглядываясь в потолок. Молчание длилось так долго, что Тики, погрузившийся в воспоминания, вздрогнул, услышав первые слова. — Меня всегда удивляло, что их идеология считается ересью, когда существует реальное наказание «скорбящим» в настоящий момент. Они же учили, что к смерти любого и каждого нужно быть всегда готовым и иметь пути отступления, чтобы ни один человек не стал тем камнем, что потащит за собой на дно. — И у их идеологии оказалось двойное дно. — Да, — об этом Аллен, разумеется, знал. — Проповедей им казалось мало. И они посчитали нужным учить людей на практике, устраивая спонтанные убийства то там, то здесь. Обучая непредсказуемости подобных свершений, напоминая. Как будто кому-то надо напоминать, что смерть всегда здесь… Последняя фраза отдавала противной горечью, и Тики попытался поскорее вернуть разговор в прежнее русло. Ещё не до конца разобрался, как относится к виду скорбящего Аллена. — На самом деле изначально «Умилитас» были на редкость мирной группировкой. Организацией, распространяющей свою веру и идеи из самых лучших побуждений, — Тики усмехнулся, смутно припоминая ругань Графа на эту тему. Название Умилитас стало его почётным ругательством. — Но они бросали тень сомнения на настоящую, официальную, связанную тысячей обязательств Церковь. Тяжёлая и неповоротливая, она не могла быстро сменить приоритеты и провозгласить однозначно то же самое. Тем более в ту пору, когда уже объявили об этом люди Умилитас, будто вторя им. Они решили пойти против и задавить возникшую возню на самой начальной стадии. Умилитас основали некоторые весьма влиятельные люди. Вернее, они входили в их состав, иначе никогда не получили бы их идеи такого распространения и такие аудитории. Этих людей сейчас в живых не найдёшь. Они пошли на конфликт, и весь первый состав Умилитас был уничтожен. — Уничтожен? — Да. О знатных его членах можно теперь узнать лишь, что они предатели. — Микк остановился перед юношей, вглядываясь в его лицо. — Предатели не бывают живыми. Остальных активных последователей тоже преследовали. Судя по тому, как шустро и по большей части тихо всё произошло, подготовка проводилась заранее. Так что у Умилитас нет ни шанса. Все, кто как-то засветился и оказался в неправильном месте, сгинули. В следующую неделю по стране разнеслись слухи о якобы страшных еретических ритуалах, жертвоприношениях и прочей мерзости, что якобы творили Умилитас. Полностью разрушенная репутация. Никакой жалости к сочувствующим. — Их жестокость сыграла против них, — серая радужка почти исчезла в черноте расширившихся зрачков. — Если бы вопрос был решён тише и не столь жестоко и без лишних выдумок, некому было бы строить из себя мстителей. Сложно было бы даже доказать сам факт убийства в наши времена бесчинства разрушительных акума. А вот так провозгласить из себя невинных, правых, мучеников… Я уверен, первый состав именно мучениками они теперь и считают. А после того, как их не приняли с миром, взялись за мечи. — Примерно так и произошло. Насколько я знаю, — поспешил уточнить Тики. И без этого опасался натолкнуть Аллена на мысли о причастности к тем событиям Шерила. Политик всё-таки. И Шерил никогда не отличался особой лояльностью Церкви. Он балансировал на грани, при этом отдавая преимущество своим коллегам политикам, нежели людям Церкви. И казался трезво настроенным, могучим и властным человеком, на которого можно положиться. Шерил был именно там, где ему природой от рождения было написано находиться. Тики оставался в поиске. — Никто даже не подумал просчитывать подобное развитие событий, так? — Аллен ещё не отошёл от речи Микка. — Всё это не имеет смысла, если было так мирно. Уолкер явно усомнился в чистоте первых Умилитас. Вдруг Тики солгал, вдруг прощупывает почву и, может быть, даже сам как-то связан с этой организацией. А если нет, то откуда столько знает? — Политика, сферы влияния. Они пошли против не тех людей, — развёл руками Тики, — непозволительно смело и глупо. Сейчас об этом редко где услышишь, это не тема для застольных бесед, понимаешь? И если что, я не говорил с тобой на этот счёт. Что касается нового состава Умилитас, ну… кажется, ходили слухи, что среди них есть и старые члены, сумевшие скрыться, настроенные на месть. Или уцелевшие родственники, потерявшие своё имущество, честь, имя. Но это может быть лишь вдохновляющими песнями. Месть всегда была понятна людям всех возрастов и процессий. И даже если месть называют далеко не лучшим делом на свете, предупреждают всячески о последствиях, я сомневаюсь, что даже через века люди перестанут принимать её как лучшую мотивацию. А политика новых членов Умилитас, она изменилась кардинально. Раз оказались недейственными слова — они пошли мечом и ружьём. Ты никогда о подобном не слышал? — Нет. Я слышал об их современных догмах, их действиях, преступлениях. Но никогда не знал, с чего всё начиналось, — пробормотал юноша, задумчиво хмурясь. — Так глупо. Чувство, будто неплохую для нашего времени идеологию подобрали недостойные и стали издеваться, выворачивая наизнанку. — И при этом продолжая строить из изнанки всё ту же лицевую. — Их мысли оказались слишком удобны для насилия, — пробормотал Аллен. Тики опустил ладонь на плечо, слегка сжимая. Одобрение? Или попытка ощутить реальное присутствие молодого экзорциста? — Точно! Аллен, я же хотел спросить про твою руку! Идиллия распалась, словно её и не было. Небрежным движением Аллен сбросил с плеча ладонь и поспешил к двери, демонстративно зажимая уши: — Я всё ещё зол, хочу в столицу, желаю знать, что происходит, и не в настроении, Лорд Микк! Реальность смеялась над Тики,превращающимся в тряпку. Жаль, но у мёртвого Аллена и вовсе не было шансов доставить Тики то удовольствие, которого он жаждал. *** Чем занимался Аллен оставшееся до ночи время и саму ночь Тики не знал. У юноши, по крайней мере, было достаточно событий и мыслей, и несколько хобби, и, наверное, даже цели и планы. У Тики ничего этого не было. Утром следующего дня он обнаружил, что к Аллену приехал их адвокат, и юноша совсем не удивился, словно ждал его. А следующие три часа до самого обеда они что-то обсуждали в одной из гостиных. Месье Жеваль остался на обед, болтая за всех троих о разном, в том числе и произошедшем в столице. И кажется, пожилой мужчина был готов критиковать всех и каждого: и власть, и полицию, и церковь, и Умилитас, и прохожих, и даже погибших. От Тики с Алленом зато не требовалось ничего, даже покорного поддакивания. Юноша был слишком изнурён беседой, прошедшей ранее, Тики всё ещё пребывал в досадной апатии. Пышущий энергией Жеваль, уже напоминающий Тики о Шериле в худшие дни, наконец оставил их. Тишина невыносимая и тягучая повисла во всём пустом доме. Медленно накрапывающий дождь грохотал, отыскивая самое звонкое железо. Распрощавшись с адвокатом, они не ушли из холла, оба вслушиваясь и изредка переглядываясь. Под глазами Аллена, серыми, удивительными глазами залегли глубокие тени, свидетельствующие лучше любых слов о проблемах своего хозяина. А вот одет он сегодня оказался весьма строго, что лишь сильнее подчёркивало общую бледность худого подростка. — Хорошо, что он ушёл сейчас. — Он бы в любом случае ушёл. Спешит за очередным автомобилем. У него своя коллекция, все новейшие модели за последние полвека, некоторые, возможно, не двигаются с места. Месье Жеваль тянется к прогрессивному будущему. — Может быть, — пожал плечами Тики. Большинство придуманных людьми средств передвижения ему были побоку. Нравились поезда, ими он пользовался с большим удовольствием, и всё. О лодках вспоминать не хотелось. Ещё в человеческую бытность Тики страдал от морской болезни, а став Ноем, не проверял, повлияли ли на ней хоть как-нибудь гены, продолжая избегать плавания, как мог. — Как твоя рука? Аллен ошеломлённо обернулся, опустил взгляд, сжимая ладонь в кулак. — Нормально, — неуверенно ответил он. — Хорошо, я не представляю, как ты с ней живёшь. Не жарко всегда в перчатках? — Левой – нет. Она не так чутко реагирует на изменения в температуре. А вот с правой иногда проблемы. Но чаще я снимаю с неё перчатки, если в них слишком неудобно. А ещё вчера это невинное создание было вредным и отказывалось говорить на тему руки. Или вчера сам Тики полез не вовремя? Об этом следовало хорошенько подумать. Но позже, не упускать же возможность разговорить подростка? Тики шагнул к высокому окну, всматриваясь в колыхание листьев под градом тяжёлых капель. Ясное с утра небо потемнело в считанные мгновения. Он не хотел говорить с Алленом, глядя ему в глаза. Нет, по глазам юноша может увидеть лишнего, а сейчас беседа будет иметь куда более деловой характер, чем даже возможно. — С каких пор у тебя чиста сила? — С раннего детства. Я успел привыкнуть. — И… она в твоей руке? — нерешительно обратился Тики к размытому отражению самого себя. Глаза лихорадочно блестели при мысли, что рядом с ним, совсем близко — только протяни руку и сцапай, добыча будет твоей — носитель чистой силы. Такой симпатичный, загадочный. — А где именно твоя чистая сила? — В ладони? — Всего лишь… Аллен мог бы ещё немало лет прожить без неё, ведь так? Ну, конечно, вряд ли сам бы Тики удерживался так долго. А если бы и продержался, не существовало человека, что сумел бы так долго удерживать интерес Тики на необходимом уровне. А рано или поздно о нём прознали бы родственники, и всё покатилось к чертям. Седому пареньку было бы куда безопасней в клетке Чёрного Ордена, от которой он так бежал и примчался прямо в объятия врага. Как мило. Интересно, какое выражение будет у Аллена, когда он узнает? И как он узнает? Тики скажет ему? Сразу станет Ноем на его глазах? Или сначала причинит боль, насладится недоумением, подарит надежду и растопчет, объяснив, словно маленькому, правду? Пожалуй, многое зависит от самого Аллена. Что выдержит он? Что выберет он? Сейчас он молчал, только, в отличие от Тики, не наслаждался видом сада и ухудшающейся погоды, но рассматривал Ноя. Нагло, впритык, позволяя глазам бродить по всему телу, не задерживаясь, кажется, нигде. — И каково это? — Что? — Быть избранным Богом? — Тики старательно пытался скрыть насмешку в голосе и, кажется, у него получилось. Или Аллен был слишком рассеян даже для подобных очевидных откровений. — Хреново. Тики усмехнулся. Примерно таким же был бы его ответ на то, какого быть избранным генами Ноя. — Ты же понял, что я не типичный экзорцист. — Свободолюбивый. — Вроде того, — Аллен усмехнулся, заправляя выбившуюся белоснежную прядь за ухо. Колеблясь, он никак не решался продолжить разговор. — Но на самом деле с чистой силой не так плохо. Её не слишком трудно скрывать. А если обнаружат, могу соврать, будто не знал, что с рукой, думал, мол, проклят. Мало ли? Мне говорили, что она проклята. Я был совсем мал, но хорошо запомнил, на меня стал напирать мужчина, взбудоражил толпу. Я не помню, что стало с перчаткой, может, я её содрал, но затем попыталась вмешаться моя няня, но… У неё было плохо со здоровьем. Не знаю точно, но в ту пору она практически не могла передвигаться сама. Что-то с ногами, может быть. Или спиной, и поэтому, когда мы гуляли, мы всегда были с кем-то ещё. Кажется, это единственное, что в ту пору меня спасло. — Твою руку называли проклятой? — шокировано обернулся Тики, не зная, помирать ему от смеха или подождать чего-нибудь ещё более забавного. Экзорциста чуть не забили незнакомцы, принявшие чистую силу за проклятие! Какая дикость! Впрочем, если Аллен был мал, то когда это произошло? Может быть, в то время экзорцисты ещё не так были распространены. Их слава начала завоёвывать города лишь года три-четыре назад. — Она выглядит безобразной, и тогда я не умел ей управлять. Она не шевелилась практически. — Не шевелилась? — Да. — Аллен опять улыбнулся, теперь ещё смелее. Ему нравилось удивлять Тики. — Рука была словно парализована отчасти. Я не знаю, как объяснить, учитывая, что я давно не испытываю дискомфорта. — Подожди-ка! — снова вспомнил свою самую главную претензию ко всему рассказу Тики. — Но разве твоё положение это не предательство? Предательство Чёрного Ордена и Церкви! А полгода назад всё же просочилась информация в народ.. точнее, к лицам, подобным мне, собирающим все городские сплетни, что предатели становятся Падшими. — Ты про тот неприятный инцидент? Я никого не предавал, — покачал головой Аллен. — Ни одного носителя чистой силы, как это сделал Суман Дарк. Я лишь стою и наблюдаю рядом. Ничего страшного в этом нет. — Но ты учился управлять чистой силой? — Однажды она сама собой активировалась, а потом, да, я учился. Без этого никак. — Тяжело тебе, наверное, было? — Нет. Я был слишком молод, чтобы понимать ужас ситуации. Родителям было тяжелее, это уж точно. Тики так и подмывало уточнить: первым или новым. Но он молчал. Молчал и Аллен, теперь уже тоже наблюдающий дождь. Он стоял на жалком расстояний, он был прямо здесь, всё такой же, как раньше, не официальный экзорцист, но убивать его больше не было ни малейшего желания. Тики убьёт кого-нибудь ещё в столице. Там простор и огромный выбор. А может, Шерил даже передаст весточку о по-настоящему полезных убийствах. — Милорд, я прошу прощения, — раздался сзади нерешительный женский голос и приглушённый стук каблучков. — Что такое, Анни? — обернулся Тики. На лестнице стояла молоденькая служанка, одна из близняшек, в ситцевом, голубом платьице с закатанными выше локтя рукавами и подвёрнутой юбкой. Так что стоило девушке присесть в приветственном реверансе – оголились её острые коленки. Чего уж упоминать не до конца застёгнутое декольте платья? — Милорд, что-то случилось у вас с господином Алленом? — служанка нервничала, но всё же улыбалась. — Вы.. я проходила здесь двадцать минут назад, и вы были здесь, но, кажется, разговаривали, а теперь вы стояли и даже не услышали, как я зову. — Действительно? Должно быть, мы задумались. Дождь вызывает меланхолию, — спокойно ответил Тики. Девушка нахмурилась, чего-то не понимая, но кивнула. — Вам ничего не требуется? — Нет. Мне нет, да и вряд ли Аллену, — Тики обернулся, и юноша лишь пожал плечами. Его всё ещё смущал вид служанки и то, как гладко-сладко с ней общался Тики. — Ты можешь идти прибираться или отдыхать. Что у тебя по плану. — Дом большой, так что уборка. — Вам с сестрой должно быть не просто одним. И теперь без Амалии. — А какая разница? — не поняла девушка, и Аллен едва не фыркнул, пытаясь понять, сколько работы на самом деле выполняла Амалия. — И да, милорд, ваши билеты на поезд уже куплены, так что… в десять тридцать утра, завтра, от нашего вокзала. Вы с Алленом уезжаете? — Да, — кивнул Тики. И несмотря на то, что Аллен был как никогда рад этому известию, его больше интересовало, кто купил билеты. Впрочем, у Тики вчера был весь день, чтобы договориться с кем-то в городе. — Значит, в десять тридцать отправляется ваш поезд. — Если повезёт. — Простите? — Ничего особенного, — фыркнул мужчина, — но в это время со всеми волнениями все рейсы через столицу будут весьма не стабильными. Так что вряд ли мы сумеем выехать так рано. — Волнения? — продолжала недоумевать девушка. — Ты не читала газет? — Милорд, я не умею. Моя сестра… — Ну, точно! — Тики хлопнул ладонью по перилам. — Я путаю вас порой, Анни. Попроси сестру прочесть тебе газету, всё равно с отъездом меня и Аллена у вас будет достаточно времени. — Я сама путаю нас порой, — рассмеялась девушка, вновь поклонилась, пожелала хорошего дня Тики и Аллену и умчалась прочь. — Дай угадаю, ты раньше видел лишь её сестру, — обратил внимание на так и не сдвинувшегося с места Уолкера Тики — Да. Наверное. Ты видел, как она одета? — О! Она ребёнок. Да ещё и выросший где-то в холодных краях или что-то вроде. И ей всегда жарко. — Ребёнок? Жарко? — Аллен знал, что сейчас краснеет. — Да. И тебе вдруг тоже стало?