Персона 4: Сердце всего. Часть вторая

             — Амано-сан, вы что-нибудь хотите? Футон, ванну, еды?..       Именно с такими словами Наруками встретил ночную гостью. И, хотя его лицо говорило о высшей степени заспанности и желании отправиться в страну Морфея немедля, он пытался держаться молодцом. Но зевал, часто моргал и щурил глаза. Майе стало его даже немного жалко. Впрочем…       — Еды не надо, футон раскладывать — тоже. А вот от ванны не откажусь! Наберёшь? Не затруднит? — потерев ладошки и улыбнувшись, девушка под пристальным и подозрительным взглядом привидения споро начала разуваться.       — А… — Юу, конечно, услышал фразу. Но вот часть про футон… — А где вы собираетесь…       — Да тут, на диванчике. Мне он показался в высшей степени удобным, — рука женщины отложила обувку в сторону. Она распрямилась и потянулась, протяжно зевнув ещё в процессе. — Сам-то будешь купаться? Если нет — то я могу обойтись и душем, никаких проблем…       — Что вы, Амано-сан! Нас это ни капли не затруднит… — юноша замахал руками, но только потом он осознал контекст. Сморщил лицо и прикрыл его ладонью. — А… вы пойдёте первой, тогда?..       — Лучше второй*. Мне ещё макияж снимать. А это, сам понимаешь… — отмахнувшись, Амано проследовала вглубь, затем бухнулась на диванчик, резво забросив ноги. Зарылась в сумку. Вытащила пол-литровый пузырёк с двухцветной жидкостью — цветной и бесцветной фазами. Сосредоточенно затрясла. Снова закопалась…       Подросток немного отвис, ещё немного постоял на месте, изучающе разглядывая гостью. Голова у него работала, но, учитывая обстоятельства, крайне неохотно, тяжело и вообще периодически норовила отключиться. Если что-то и можно было сказать про его новую знакомую — та выглядела донельзя по-домашнему и хозяйски. То есть, никакого смущения, переживаний — уверенность. «Кого я впустил в этот дом…» — на грани сознания промелькнула мысль.       — И халатик не подготовишь? Ну, если не сложно. Всё же, было бы неудобно… — её голова показалась из-за спинки дивана, покуда фиалковые глазки уставились прямо на него. И, в этом серебряновласый готов был поклясться, в них, несмотря на усталь и долю опьянения, царило веселье, слегка разбавленное негой.       — Я посмотрю, что можно сделать, — уклончиво ответил юноша, после чего смахнув с себя остатки оцепенения, занялся более простой задачей — готовить ванную. Халатом можно будет заняться и позже…       Майя устроилась поудобней, и, пока Наруками возился в соседней комнате, нанесла демакияжник на ватный диск, который был выловлен минутой ранее всё из той же необъятной сумочки. Хотя, по некоторым признакам, это был портал в параллельную вселенную, столько разных вещей в ней умещалось…       Саки, кстати, не торопилась улетать, заместо того порхая подле гостьи. Не выдержав, она нависла той прямо перед лицом. Майя, вытащив зеркальце, нежно провела пару раз белоснежной поверхностью диска по губам.       — Я выведу тебя на чистую воду, слышишь?.. — «А тебе не говорили, что ками, которого не трогаешь, не проклянёт, а?*» — внешне Майя сохранила полное спокойствие, проигнорировав брошенный вызов… хотя под ложечкой таки засосало. Вспомнить молитвенную формулу для гонения духов? Заместо этого предпочла сконцентрироваться на макияже, да.       Кониши, ещё некоторое время парившая над женщиной, фыркнула, после чего скрылась в направлении Наруками. Тот же, покинув ванную, откуда шумела набиравшаяся вода, поразмыслил с полминуты, а после направился наверх — видать, планировал там отыскать женский халат.       Оттуда же донёсся громогласный храп Доджимы. Журналистка, вздрогнув от резкого звука, лишь лишний раз удостоверилась, что её решение оказалось правильным… впрочем, ушные затычки никогда не покидали её сумочку. Никогда.       — Амано-сан, я нашёл кое-что. Может быть, оно вам подойдёт, — когда подросток вернулся назад, Майя уже занималась глазами, как раз сводя с них стрелки; Сменила ватный диск на новый, с иным составом, так же умело орудуя ватными палочками. Если конкретно — её рука с ювелирной точностью водила по веку. Замерев, она убрала её от лица, проморгалась, скосила взгляд и вскинула бровь.       Наруками держал в руках слегка запылившийся розовый хлопковый халат, довольно объёмный, с длинным подолом. Его оттенок точь-в-точь копировал лепестки вишни — нежный цвет которых иногда бывает на рассвете.       — Кидай.       Юу подождал с секунду какой-то иной реакции, потом всё же подошёл вблизь и передал из рук в руки. Её глаз оценивающе пробежался по изгибам ткани, пальцы — огладили материал. Нехотя встав на ноги, черновласая сначала приложила его к телу, потом накинула поверх блузы. Повертелась.       — Не под мой рост, но сойдёт, — мягко скинула на диван. — Благодарю. Ты там, кстати, не забыл про воду?..       Серебряновласый, облегчённо вздохнув, вздрогнул, когда ему напомнили о набиравшейся ванне. Стремглав он рванул к открытому крану. Майя снова зевнула, опустилась на диван и продолжила свои процедуры… разве что, напоследок, ещё раз покосилась на одолженное. «Интересно, откуда он раскопал халат госпожи Доджимы?.. Получается, Рётаро до сих пор хранит её вещи?..»       Любой предмет, особенно одежда, помнит того, кто его использует. И чем более прослужила вещь, тем более таких малозаметных, но примечательных следов своей жизни она хранит; в случае такой интимной детали, как домашняя одежда, она помнила ещё и запах.       Мир запахов закрыт для человека. Это не его вотчина, ибо от природы ему дано не то чтобы отвратительное, но довольно посредственное обоняние, особенно по сравнению с иными видами. Так вот, аромат живого существа, пожалуй, даже более интимен и сокровенен, нежели собственно нагота: в нём содержится вся биологическая сущность и самодостаточность владельца. Именно поэтому можно утверждать, что запах, в какой-то мере — это душа того, кто им обладает.       Не то чтобы Амано стеснялась — но у неё было чёткое понимание того, что, одев этот халат, она, вольно или невольно, временно займёт место госпожи Доджимы. Чего бы ей не хотелось — мужчины с возрастом становятся жутко консервативны, а уж женатые (или разведённые) склонны искать спутницу по лекалам прошлой. И что будет, если вдруг получится так, что она окажется убедительной копией усопшей супруги?..       С другой стороны, улечься спать в «вечернем» наряде она бы просто не смогла — как по причине того, что негоже мять хороший наряд лишний раз, так и потому, что её чувствительное тело будет мучиться всю ночь и не даст провалиться в глубокий сон. Так что, ввиду отсутствия альтернатив…       В ванне шумно плескались — Юу, по договорённости, отправился мыться первым. Амано, поразмыслив, просто махнула рукой на всю ситуацию и продолжила заниматься святым — снятием макияжа с кожи.       Саки, пискнув, вылетела со стороны душевой, вся мерцающе-переливчатая. «Да у кого-то здесь неплохие склонности к подглядыванию, я так посмотрю… Нару, как ты только уживаешься с ней?..»       В тот момент, когда Наруками показался наружу в синем японском банном халате с длинными подолами, обвязанным поясом, Майя уже закончила основные работы по снятию слоя тональника с лица. Впрочем, там и было-то не так много, в отличии от той же Урары, которой приходилось «работать» в несколько «смен». Так что, она, переодевшись, мирно дремала, а Кониши на некотором расстоянии парила и со всем старанием изучала ту, не спуская взгляда. Хмурилась. Юу, потянувшись и зевнув, мазнул взглядом по гостье. Внезапно, встретился с ней взглядом — та, услышав шум, открыла глаза и лениво водила ими по телу юноши. На губы ея скользнула лёгкая улыбка.       — Симпатичный.       Серебряновласый покосился на неё и поднял бровь, точно бы в ожидании подвоха. Но его не последовало — женщина с грохотом плюхнула ступни на пол, а затем нехотя поднялась.       — Тебе не говорили, что у тебя внешность типичного сердцееда, Нару-кун? — подросток вздохнул и прикрыл веки.       — Мне кажется, мне об этом напоминают каждый день, Амано-сан, — не удержавшись, он дёрнул правой половиной лица и скосил взгляд на привидение. Та оттянула нижнее веко и показала язык.       — И тем забавней то, насколько неуклюжим ты мне кажешься, — хихикнув и прикрыв рот ладонью, она направила шаг в душевую.       — Неуклюжим?.. — на его лике проскользнуло недоумение. Майя остановилась прямо напротив юноши, практически вплотную. Она была ниже его; но не настолько ниже, насколько в среднем оказывались низкорослыми сверстницы. И, в общем-то, её можно назвать высокой. Статной. Её правая рука сложилась в кулачок, оттопырив большой и указательный пальцы, подняла её на уровень глаз, так, чтобы смотрящий вперёд перст совпадал с линией взгляда. Прижала к правому глазу и зажмурила левый. Наруками приподнял брови, чуть приоткрыв рот.       — Пуф! — молниеносным движением она отправила указательный палец в живот к Юу, и, от неожиданности, тот закашлялся и согнулся, сугубо рефлекторно. И, когда он поднял голову, то натолкнулся на улыбчивую девушку, фыркавшую носом. — Вот о том я и говорю!..       — Майя-сан, это не смешно, — с долей грусти молвил парень, чьё лицо приняло вид донельзя обиженный. По-детски обиженный, что главное!       — Зато ты меня назвал по имени!.. — Наруками замер, пораженный то ли её наблюдательностью, то ли тем, что он сам, против своей воли, назвал это странное существо по имени, пусть и с суффиксом. — Ты слишком серьёзный. И постоянно напряжён. Честно, не знала бы, что ты племянник, решила бы, что ты родной сын Рётаро — вы точно из одной норы тануки выползли!*       — Мне уже жаль дядю, — распрямившись, парубок приложил ладонь к лицу. — Ему пришлось общаться с вами целый вечер…       — Так вот, имея такие данные, тем любопытней, насколько ты не умеешь общаться… особенно с девушками! — поднесла палец ко рту и подняла глаза к потолку. — У вас это что, семейное?..       — Майя-сан!.. — возмутился Юу, вскинув подбородок. Внезапно, он оказался стиснутым в объятья.       — Расслабься! Мысли позитивно!.. — похлопав того по спине, она распустила объятия, после чего ловко скользнула в сторону ванной, напевая себе под нос какой-то мотивчик. Наруками с несчастной моськой посмотрел на Кониши, которая откровенно заливалась смехом.       Заметив обращённый к ней взгляд, не прекращая смех, она покрутила пальцем у виска и вознесла ладони к небу. Юу… отряхнувшись, как будто пытаясь избавиться от следа прикосновения, молча и мрачно последовал наверх, что-то пробурчав себе под нос. Саки последовала за ним, покуда у неё в голове промелькнула мысль: «А ведь у неё получилось вот так, походя пробить броню безразличия Нару…» Замерла в воздухе. «Опасная женщина, однако…» — покивала своим мыслям.       …когда счастливая и улыбчивая Майя выползла из ванной, одетая только лишь в халат на голое тело, тишину первого этажа, слегка разбавленную ночной песнью ветра и стрекотнёй цикад и сверчков, нарушали трели телефона. И, как показалось Амано, он звонил уже приличное количество времени — кто-то очень настойчиво хотел поговорить. «Коренные» обитатели не торопились откликаться, кстати — сказывались нервные потрясения и усталость… покачавшись на мысках, обутая в тапки журналистка, всё же, решилась взять трубку.       — Дом семьи Доджима, — задорно молвила она, снимая радиотелефон с базы и нажав кнопку вызова. На той стороне раздался кашель, за которым последовало молчание. — М… Алло?..       —…вы… Нанако Доджима?.. — Майя еле сдержалась, чтобы не хихикнуть: её писклявый голосок уже не впервой приняли за детский. На той стороне говорила женщина, говорила с долей волнения и надрыва.       — Нет.       —…Ну братец, водит он всяких… — вполголоса пробормотала собеседница. «Теперь меня зачислили в разряд девиц лёгкого поведения. Ай-яй-яй…» — Простите, а кто вы?..       — Амано Майя. М… гостья. Ну, так получилось, — черновласая журналистка разлеглась на диване, вытянув ноги.       — Получилось?.. — вот теперь неизвестная растерялась, явно будучи неуверенной, что ей думать. Но сориентировалась: — А могу я поговорить с Доджимой Рётаро, моим братом?       — Я бы хотела вам помочь с этим вопросом, но не могу. Доджима-сан не доступен. Как минимум до завтра, — облизнув губы, ответила Майя.       — До завтра?.. Подождите, что у вас там происходит?! Мой сын, он?..       — Доджима уже спит и добудиться до него не представляется возможным. Что касается сына… вы не про Наруками Юу сейчас говорите?.. — по ту сторону провода собеседница издала непроизвольное «Ха?..»       — То есть… стоп. ЭТА СКОТИНА УЖРАЛАСЬ, ЧТО ЛИ?! — Амано выверенным движением убрала динамик от уха, дабы его не оглохнуть от воплей разнервничавшейся мамы Юу. — Ну братец, ну я тебе… простите. Так, с моим сыном… всё в порядке?.. Могу я его?..       — Ну… я могу попробовать, но мне что-то подсказывает, что он сейчас спит. Нет, я могу его разбудить, если…       — Что вы, что вы. Если спит — и славу богу. Я и не знала что думать, когда прочитала в интернете о том, что в этой Инабе творится…       — Вы про взрыв газа?.. — «Какая боевая мама у тебя мама, Нару-кун. Сразу звонит, переживает…»       — Взрыв газа? Я читала про атаку террористов! И где?! В старшей школе!.. — голос у нея задрожал. Амано, подумав, установила положение трубки посередине — не прислонив её, но и не отведя от себя — так было удобней всего воспринимать голос матери и её эмоции.       — Юу-кун невредим и цел. Вымотался, но совершенно невредим. Очень воспитанный, но слегка неловкий в общении юноша.       — Что вы, что вы!.. — Амано нутром ощутила, что её комплимент заставил мамочку раскраснеться. — А… извините… за личный вопрос… как давно…       — Сегодня. Я говорю: так получилось. Ваш брат… перебрал. Я помогла его доставить до дома, потом…       — А потом он повёл себя как полный мужлан и что-то натворил. Да, так и было?.. — «Какая проницательность!» — восхитилась журналистка, позволив себе улыбнуться и хихикнуть.       — Вы хорошо его знаете.       — Он из тех людей, которым категорически нельзя пить много. Я его предупреждала, что устрою ему, если ещё раз… — и тут говорившая сообразила, что немного увлеклась, а также забыла назваться, — простите, я вам не представилась, Амано-сан. Наруками Ёшико, сестра Рётаро и мама Юу.       — Никаких проблем, Ёши-сан. Надеюсь, мы сможем подружиться! — на той стороне снова раздался кашель, который сменился тишиной. Майя… она такая Майя, да.       — Вы… прямолинейный человек…       — И ещё очень странный! Ура-чан мне постоянно об этом напоминает, — на заднем фоне раздался мужской смех, который перерос в возмущённые шепотки Ёшико и чьё-то шутливое «Боюсь-боюсь!». Амано, между тем, сочтя произведённый эффект достаточным, перевела разговор в продуктивное русло: — Я бы вам посоветовала перезвонить утром, но не знаю, будет ли вам… это удобно.       —…по крайней мере, я могу быть уверенной, что она не одна из тех аферисток, которые подбивают клинья к разведённым и вдовцам… — не обратив внимания на прошлую фразу, мама Юу снова забормотала себе под нос. «Эй! Я ещё тут! Ау-у!» — журналистка фыркнула носом. — …простите, просто это так… внезапно. Да, я перезвоню утром. Я в Америке, разница большая выходит. Да ещё и с рабочего места…       — Ваш сын по вам очень скучает, — сочла нужным озвучить наблюдение Амано.       — Правда?.. У меня создалось ровно обратное впечатление… доброй ночи вам, Амано-сан.       Длинные гудки. Нехотя, Майя снова поднялась с диванчика, чтобы вернуть телефон на его зарядную базу. Потянувшись, она поискала глазами выключатели света — девушка любила спать в полной темноте.       Наконец, когда все препятствия сну были исключены… сладко зевнув, она положила под голову себе подушечку, а сама укрылась пледом, проваливаясь в глубокий сон практически мгновенно.       Кониши парила под потолком, вглядываясь в свернувшегося калачиком Наруками. Да, неожиданно, но «самый крутой парень в Ясогами», как его называли в шутку, а теперь, вероятно, на полном серьёзе, спал вот так вот, напоминая собой слегка беззащитного котёнка… хм, если «котята», конечно, бывают размером с взрослого мужчину.       А Юу, хоть и не отличался богатырским размахом Тацуми, всё же был высоким и статным по японским меркам… словом, Нару — красавчик. Уж Саки-то в этом вопросе понимала. И тем удивительнее, что с его данными, харизмой и способностями, в некоторых вещах он проявлял поразительную несмышлённость. Его проблемой, пожалуй, было то, что он… слишком крут, да. «Во! Он как Амаги, но только мужская версия», — хихикнула призрак себе под нос, сделав кувырок в воздухе со скуки.       Именно. Наруками был слишком идеален. Но эта идеальность всего лишь прикрывала его недостатки: неловкость и неумение общаться по-человечески, одиночество и потребность в общении, ну и самые «тёмные» уголки его души, которые проглядывали совсем изредка. И пожалуй главное: неискренность. Наруками Юу — всего лишь лжец, лицедей, привыкший играть некоторую роль и потому с ней сросшийся.       Именно такие мысли буравили её уже неживую головку после всех дней знакомства с ним. И знаете, что было обиднее всего? В нём Саки видела отражение себя. Лицемера, говорящего то, что от него ждут. Актёра, играющего роль по принуждению, а не зову сердца… настроение, как и следовало при таком самоедстве, сползло в самый низ термометра. Нужно сделать гадость. Срочно.       «М… привидение. Ну, Амано-сан, держитесь!»       Носик Майи слегка сморщился.       Смех. Какие-то лающие звуки. Стоны. Охи. Ахи.       — Я… пришла… за тобой… Майя…       Скрежащие, шипящие слова, которые произносил чей-то голос.       Новый смех, стоны, плач…       Девушка слегка приоткрыла глаза. Над ней, сверкая золотыми глазами, девушка-призрак подрабатывала озвучкой к фильму ужасов, талантливо используя эффект эха и искажения, которым наполнился её голос. Да и сама она — золото, горящее во мраке, шевелящаяся чёрная туча, нависшая над ней. Журналистка пару раз мазнула взглядом… а потом просто повернулась на бочок и засопела далее.       «Облако» замерло. Саки неслышно скрипнула зубами.       Топот, топот, топот, топот повсюду. Крики, вопли, звуки разбивающегося стекла…       Майя раскрыла глаза. Теперь тучка стала клубком змей с жёлтыми глазами, огромными пастями, которые вились и струились прямо вокруг её тела. Та на это только вздохнула, после чего полезла в сумочку. Затычки. Наступила тишина. Амано снова сомкнула веки.       «Ах ты!..»       Ощущение полёта, безграничного падения, которое сменяется водоворотом, захватившим тебя точно бы щепку… и вот что-то склизкое, вязкое обхватывает тело, доставляя неприятные ощущения, навроде прикосновения змеиной чешуи… а вот бросает в обжигающий холод…       Резко, Майя села. Уставила свои ярко-фиалковые глаза точь-в-точь на Кониши, которая, обвив чёрным болотом диван, пыталась испортить сон гостьи. «Ну всё. Будда терпит до трёх раз…*»       На лицо призрака, который внезапно открыл в себе способности к вредительству (впрочем, не настолько внезапно — чем-то же надо заниматься, пока все спят и скучно?..) наползла улыбка — Саки, как вы помните, была Тенью изначально. И, как сборник отрицательных эмоций, она могла работать и их передатчиком, отравляя чей-то сон. Но и не только…       Облако отступило, оформившись в контурную чёрную тень, обрамлявшую бывшую школьницу.       — Кто-то. Будет. Наказан… — зло вымолвила журналистка, покуда её очи полыхнули сиреневым светом. Резко она выхватила из сумки блокнот и маркер чёрного цвета — начала что-то выводить по бумаге практически в полной темноте. Саки подняла бровь.       Меньше чем через минуту, к ней развернули изображение. Два чётких и прелестных иероглифа уставили свой голодный оскал на нечистивицу.       — Прочь.       …Саки ощутила боль. Нет, не просто боль: ей с корнем выдирали ногти, волосы, сжигали заживо и варили в кипящем масле — примерной такой гаммой она могла описать в дальнейшем эту встречу. Дикий, нечеловеческий вопль огласил дом, заставив Наруками вздрогнуть во сне, покуда Кониши, не разбирая дороги, нырнула под кровать к подростку, где и затихла, поскуливая от фантомного ощущения боли.       Страх. Если раньше эта стрёмная тётка вызывала у неё аппетит и любопытство, то теперь, после того, как она продемонстрировала способности к экзорцизму… ужас. Никогда в жизни (и не-жизни) девушка не испытывала столь мерзкого сильного и пробирающего страха…       А Майя, сладко зевнув, просто положила блокнот рядом — на пол, покуда сама, поворочавшись с полминуты, провалилась в глубокий и здоровый сон.       Рассветные цвета совсем непохожи на закатные, скажут вам знающие люди. Конечно, есть что-то общее в этих обоих явлениях, но, по сравнению с закатом — восход очень сочен и ярок. Если это красный — то это красный свежей струящейся крови, если розовый — то это шёлковый и бархатный, точно бы ласковые лепестки роз. Задолго до того, как покажется первый луч Солнца, на востоке начинают собираться краски, покуда небо меняет окрас с сине-чёрного, на сине-голубой, светлея с каждой минутой, приближающей новый день. Рассвет — как рождение ребёнка, как первый его крик в новой жизни, оглашающий начало чего-то нового.       Такси, со всё тем же неунывающим таксистом, резво двигалось навстречу золотым лучам восходящего светила: три часа ночи. Скоро, уже скоро покажется обжигающий диск. Салон был набит под завязку: пятеро мужчин, чуть ли не ровными храпящими штабелями уложенные на заднем сиденье, а также аловолосая Урара, почётно усаженная слева, которая, судя по её виду, совершенно не собиралась спать или вырубаться. Даже напротив — она высунулась в окошко, отдавшись ветру и завывая песни. Вообще, она вовсе не походила на человека, который напился в зюзю, скорее, принявшего что-то для расширения сознания с эффектом «шила в заднице».       — Эй, водила! Гони быстрей! Ву-у! ~Hello, hello, hello how low!!!*~       «Водила», тяжело вздохнув, прибавил газа, из-за чего машина умудрилась слегка подпрыгнуть на каком-то перепаде высот. Серизава издала восторженный визг, выкрикнув нечто, что, по скромному суждению, она называла гимном и смыслом своей жизни. Амано на это обычно качала головой и говорила, что она о себе много мнит.       — I FUCK LIKE A BEAST!!!*       — Пока, дядя. Сдачи не надо. Ещё увидимся, — небрежно бросив купюру, Урара выползла наружу. — И вам адьёс, слабаки, — бросила она короткий кивок всхрапнувшим копам.       После чего, покачнувшись, направилась на подъём к гостинице Амаги. Её тело пьяно шаталось, создавая эффект что она, скорее, продолжала танцевать, а не бухой походкой возвращалась по месту проживания. Но, что самое главное, она не прекращала это «вокальное изнасилование», как про себя окрестил его водитель такси, поторопившийся уехать от проблемной клиентки как можно дальше, от которой спиртным разило на убой.       — I FUCK LIKE A BEAST!!!       Собственно, это было даже не пение: Урара навывала под нос себе мелодию и, дождавшись какого-то момента, резко выкрикивала ключевую фразу.       Молодая работница, которой досталась самая «собачья смена» на ресепшене — предрассветные часы, злостно нарушала правила — дремала, если быть точным. Одетая в синюю юкату, она, сидя за вполне крепким стулом, напоминала замеревший в пространстве знак вопроса. Волосы, завязанные в хвост и заколотые шпильками, губы, что-то лепетавшие во сне…       — I FUCK LIKE A BEAST!!!       Сон, каким бы он ни был, мгновенно покинул её. Подняв мутные глаза на прихожую, она попыталась сфокусироваться, чтобы обнаружить что-то или кого-то, кто нарушил её покой. На крае слышимости она уловила какое-то противное жужжание.       Первое, что она увидела, было смутное оранжево-жёлтое пятно, с красной макушкой. Небольшое усилие — взгляд фокусируется, чтобы увидеть… белую, точно бы у мертвяка кожу, горящие синим глаза… безумную полуулыбку, чуть высунутый язык. Лицо… оно имело какой-то цвет, даже казалось живым, но уже в районе шеи он переходил в мраморно-мертвенный. «Мамочки мои…» — кто бы к ней не явился под утро — он явно имел с ёкаями и зомби больше, чем с живыми людьми.       И этот странный и жалобный вой издавало, кстати, это существо. Внезапно, оно подпрыгнуло на месте, выдавив из себя это непонятное:       — I FUCK LIKE A BEAST!!!       Работнице рёкана эти слова показались каким-то страшным проклятием, заклинанием. Сбледнув, она поднялась и отвесила дрожащий поклон, моля про себя всех богов и Будду, чтобы этот зомби явился не по её душу.       И алые волосы смотрелись на белой мёртвой коже жутко, надо добавить. «Оно» затормозило подле стойки… и, слегка поморщившись, попыталось сделать человеческое лицо. Сиплый и хриплый голос покинул глотку твари:       — Третий ВИП. Не беспокоить до полудня. Чао…       «Не проклят, значит, этот ВИП, да?!» — панически пронеслось в голове у работницы, которая сползла на пол в обморок.       Серизава Урара, перемещаясь качающейся походкой, скрылась из виду, держа прямой маршрут к своей цели…       Знакомый щелчок раздался где-то со спины. Ты оборачиваешься. Никого. Оглядываешься.       Обычная подворотня возле высотки в Сумару. Граффити, нанесённые на стены, и изображающие маску с одним глазом, забрызганную кровью. Мусорные контейнеры, наполненные до отвала. В Сумару осталось не так много мест, которые напоминали бы о былом запустении и экономическом кризисе; ты находишься в одном из таких. «Семь сестёр?» Нет, скорее Касугаяма*. Только там могли остаться признаки запустения спустя столько лет…       Новый щелчок. Такой знакомый, такой… снова оборачиваешься, на этот раз к граффити. Рисунок… издевательский. Издевательски памятный для тебя. Эта нарочитая улыбка, скалящаяся до ушей, с подведёнными помадой губами, белый обод, левый глаз, с пустым отверстием. Рисунок. Маски. Ненавистной тебе маски.       Ещё один щелчок. Совсем близко к тебе. Новый поворот. На тебя смотрят его глаза. Спокойные, карие. Короткие коричневые волосы орехового цвета, расслабленное лицо. Короткий и туповатый нос, худые щёки, острый уголок подбородка, строгая линия бровей.       Лицо… если бы тебя спросили, какое оно, ты бы сказала, что обычное. Такое, которое увидишь в толпе и забудешь, которое сольётся и потеряется в сонме таких же, настолько оно обычное. Но, в то же время, его обычность была очень гармоничной, красивой, магнетичной. Для тебя.       И сейчас этот лик смотрит на тебя холодно, без узнавания. В руках он по-прежнему держал зажигалку. Металлическая, хромированная, блестящая серой бесцветностью. Его большой палец правой руки одним движением откидывает крышку. Скользит по кремню и высекает искру. Запаливает синий огонёк.       И только короткий вопрос, который он обращает к тебе:       — Кто ты?..       — Тацуя…       Её глаза, два тёмно-фиолетовых глаза неторопливо распахнулись. Нехотя смежились снова. Раскрылись. Медленно, она приняла вертикальное положение, уперев спину в подлокотник.       На улице ярко; высоко в небе сияло солнце. Тучи неспешными барашками плыли по небосводу. Птицы, насекомые… и весь этот яркий, слепящий свет озарял первый этаж, безжалостно опаляя всё светом и блеском.       Её тело чувствовало негу: ту особую слабость и теплоту, уютную лень, которую ощущает человек, только-только вернувшийся из царства снов. Это горячее томление тела, эта особая мерзлявость и оцепенение. Именно этот сладкий момент, когда ты ещё спишь, но уже проснулся, и тебе хочется ещё немного дремоты… эту невероятную гамму она чувствовала.       Прикрыв глаза, Майя просто позволила себе насладиться ей чуть больше, но, усилием воли, не давая себе провалиться в сон. Просто понежиться, насладиться этим букетом утренней слабости.       Сердце билось. Щемяще, чуть тоскливо… «Тацуя…» — имя отдавалось тупой болью, но, что правда, оно же вызывало настоящий пожар, вулкан теплоты и нежности. «Таково моё… вечное наказание».       Нанако Доджима, напевая под нос детскую песенку, спустилась вниз и остановилась, заметив, что на их кухне хозяйничает кто-то незнакомый. Девочка, нахмурившись, упёрла руки в боки.       Между тем, Амано, тоже напевая под нос, возилась с мукой, молоком и яйцами, засыпая и заливая это всё в одну большую ёмкость. По-прежнему остававшись в розовом халате, она выглядела очень по-домашнему. А, ну и нагло, учитывая, что она вела себя точно бы дома. Её плечи вздрогнули, а затем она обернулась, точно бы почувствовав на себе чужой взгляд.       Карие недовольные глазки маленькой девочки встретились с улыбчивыми и насмешливыми взрослой женщины. Возникла пауза. Девочка, не выдержав противостояния, отвела взгляд первой и надула губы. Майя, издав пару смешков, наклонила голову вбок и прикрыла веки.       — Вы не у себя дома, — молвила наконец Нанако, снова сверкнув глазёнками на эту странную тётку и ткнув в неё указательным пальчиком.       — Не у себя, — та кивнула, после чего раскрыла свои глаза со странным цветом радужки и подошла к ребёнку. Тот предпочёл немного попятиться.       Шаги остановились. Колени согнулись, и вот голова её переместила вниз: она села на корточки. Её пятки оторвались от пола, переместив вес тела на мысок, покуда кулачок правой руки подпёр подбородок.       — Скажи… Нанако… ты любишь блинчики?.. — глаза младшеклассницы сами собой расширились.       —…блинчики?..       — Сла-адкие. Вкусные блинчики. С мёдом. С джемом.       —…сладкие? — Нанако зачарованно качнулась, покуда её воображение уже во всех красках представляло себе картинку. Однако, её было не так просто провести!.. Помотав головкой, та сердито посмотрела на соблазнительницу.       — Я у незнакомых тётей блинчиков не принимаю.       — М! Это правильно. Но смотри: я провела у вас в доме ночь. Правильно?.. — Нанако, не чувствуя подвоха, осторожно кивнула.       — Да…       — А пришла я с твоим папой. Твой братик разрешил мне остаться. Что это значит?.. — маленькая Доджима сложила руки на груди и опустила взгляд, серьёзно задумавшись. Между тем, Амано незаметно подвинулась вперёд. На пару шагов.       — Не знаю… — хмурая девочка опасливо смотрела на женщину, ожидая подвоха.       — А это значит — что я совсем не незнакомая тётя!.. — наставительно подняла Майя палец.       — А я не знаю вашего имени.       — Амано Майя. Но ты меня можешь звать просто «сестрёнка Майя». Или Майя-нее. Ладно?..       На лицо девочки наползла гримаса удивления и растерянности. Даже рот слегка приоткрыла… потому что хотела возразить этой тётке, а не могла!..       — Попалась!.. — между тем, Амано, тихой сапой, гуськом подобралась к своей собеседнице вплотную… после чего стиснула в объятиях!..       На весь дом зазвучал возмущённый детский писк, выражавший категорическую степень несогласия на столь близкие телесные контакты. За ним последовали новые вопли, шум возни, а также зловещий хохот, нагоняющий ужас, в исполнении Амано Майи…       Рётаро Доджима чувствовал себя космонавтом. Не то чтобы в Японии их было так много, но когда-то в детстве и у него был период мечтаний о космосе, подогретый фантастикой. Так вот: при взлёте астронавты испытывают неплохие перегрузки, которые, при подготовке к далёким межвселенским странствиям, заменяются центрифугой. И, внимая ощущениям организма, Доджима подозревал, что его очень хорошо покатали на ней. Прямо на «ура», просто.       Голова, по которой словно бы настучали раз сто молотком, жажда, ну а главное — это непередаваемая тошниловка между горлом и желудком. Больше всего в таком состоянии хотелось трёх вещей: чего-то очень холодного, чего-то солёного и просто вышибить себе мозги выстрелом кольта.       Жалобно застонав, мужчина попытался открыть веки… чтобы снова их прикрыть от рези, которую вызывал в зенках свет.       — Доджима-сан, вы себя очень плохо вчера вели, вы это знаете?..       На глаза наползла тень, чтобы, вскорости, погрузить комнату в полумрак: запахнуть шторы. Осторожно, Рётаро приоткрыл свои слезящиеся очи. В полумраке комнаты он увидел женщину. В розовом халате, черновласую, которая склонилась к нему… а потом поднесла к губам стакан с холодной водой. Серебряновласый детектив, не будь дураком, принял подношение, покуда в его голове вертелась одна и та же паническая мысль: «Мей… Мей…» Запах… знакомый, понятный, коснулся его ноздрей, пробудив бурю чувств. Жадными глотками он осушил бокал.       — Мей-чан… — прохрипел он что было силы и потянулся к ней, приполнимаясь на постели… Женщина отстранилась быстрым движением, после чего фыркнула носом и заглянула ему прямо в глаза. Своими странными фиалковыми глазёнками.       — Доджима-са-ан. Моши-моши! — помахала перед лицом. Тот вздрогнул. — Амано Майя вызывает Доджиму Рётаро! Приём-приём, как слышно?       — МАЙЯ-САН?!       Девушка распрямилась, распахнула занавеси, опять пустив свет в комнатёнку. И теперь Доджима, широко раскрыв рот, мог наблюдать образ… вчерашней знакомой, одетой в халат его жены. И она (знакомая), сложив руки на груди, с долей ласкового порицания смотрела на него. Точь-в-точь, как смотрела бы Мей, обнаружив, что её благоверный упился до безобразия.       — Доджима-сан. Просыпайтесь. Завтрак скоро будет готов.       И, не дав тому вставить и слова, исчезла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Детектив, смотря ей вслед, медленно схлопнул рот. Хотел потянуться за сигаретой… но, закашлявшись, решил отложить это ненамного.       Наруками проснулся. Странное дело, но сделал он это быстро, легко, а главное — без остаточного эффекта. Почти. Усевшись на кровати, приложил ладонь к лицу и провёл снизу-вверх наискось. Чего-то не хватало. Чего-то надоедливого, но важного. Зрачки лениво пробежались по комнате.       — Семпай?..       Молчание. Поднялся с кровати, огляделся повнимательней. Никого.       — Семпай?.. Ты где?       Голоса добавил, а ответа нет. Присмотревшись, он заметил прядку прозрачных волос… которые торчали из его кровати. Наруками покачал головой, после чего уселся на пол и заглянул под кровать. Там, свернувшись в позу эмбриона, лежала девушка, спиной к нему. И она… спала?.. Во всяком случае. Юу так показалось.       — Саки, проснись.       — Я не сплю, — раздался очень жалобный голос в ответ. Привидение перевернулось. Вид у него… не важный. Мерцает, просвечивает сильнее обычного. Да и глаза не жёлтые, а карие. Просто карие.       — Что-то случилось?.. — несмотря на все неудобства, которые та ему уже доставила, парень, пусть и не хотел того признавать, привязался к этой язве. И сейчас в его речи сквозило неподдельным беспокойством.       Сама же семпай выглядела несчастной. Напуганной.       — Нару… — чуть не плача вымолвила она.       — Э?.. — в смятении поднял брови юноша.       — Она страшная!.. — резким манёвром, та налетела на своего партнёра, после чего обняла его, прижавшись. Но, поскольку была нематериальной… эм… У Юу возникла ассоциация с простынёй, которая на него накинулась.       — Страшная?.. — Саки кивнула и разрыдалась в истерике.       — Страшная-страшная-страшная-страшная тётка!       «Она… про Амано-сан говорит сейчас?.. Что у них произошло ночью?..»       — Юкико. Дочь моя.       — Да, мать моя? (кланяется) Что я могу сделать для тебя?..       — Мне нужно чтобы ты убралась в третьем ВИПе.       — Его же только недавно…       — У нас постояльцы. Две незамужние женщины. Не побоялись снять у нас этот (выплёвывает слово) проклятый ВИП.       — Так это же хорошо, мать моя!       — (тихо вздыхает) …честно говоря, я не уверена. Они странные, обе.       — Странные?..       — В любом случае, как мне передали, никто из них вчера не вернулся в номер.       — (бледнеет) что, и они то…       — (качает головой) одна из них мне звонила мне ночью, просила не беспокоиться и говорила, что будет сегодня ближе к полудню. Про вторую ничего не знаю. Дочь моя, твоя задача — привести номер в порядок к их приезду. Поняла меня?..       — (кланяется) Да, мать моя.