В селе времён Третьего рейха

- Сколько там осталось времени? - немного раздраженно поинтересовался дядя Иосиф у Ссылкина. - Пять минут. Революционер уже ждёт во дворе с лопатой, - словоохотливо ответил кот, листая старый номер "Комсомольской правды". - Не кипятись так, товарищ, а то аппетит пропадет. У нас все ещё есть надежда на булочки. - Надежда-то есть, а начать копать все-таки не помешает, - рассудительно заметил Йося, в сотый раз расчесывая усы и поправляя волосы. Ссылкин вздохнул и отбросил газету в сторону. Хвост его нетерпеливо метнулся вправо. - Если почтальон таки удрал, проку от ямы до его поимки будет немного. Как от Репрессии молока, если можно так выразиться, - промурлыкал пушистый пособник великого вождя всего села, расплывшись в ухмылке. - Молока от неё было много, - недовольно возразил дядя Иосиф, вспоминая свою ныне покойную корову. - Почему же она в итоге пошла на котлеты? - ехидно допытывался Ссылкин. - Она предала наше государство и наш народ. Это была расплата за политическое преступление! - Это ты про тот случай, когда она тебя чуть не забодала? От ответа дядю Иосифа спас тихий прерывистый стук в дверь. Мальчик навострил уши и поспешно вскочил, едва не опрокинув табурет. Ссылкин заинтересованно мурлыкнул, махнув пушистым хвостом, но, чтобы не выдать своего любопытства, вновь подхватил газету и закрыл ею свою хитрую морду. Теперь только его глазищи поблескивали за пожелтевшей бумагой. Дядя Иосиф, отряхивая мундир, степенным шагом прошествовал к двери и с безразличным выражением лица распахнул дверь. Впрочем, ему тут же пришлось отступить в сторону: бездыханная тушка почтальона, все ещё прижимавшая к груди пакет с драгоценной добычей, рухнула на шершавые доски пола, едва не повалив за собой великого правителя. - Майн Готт, - прошептала тушка, задыхаясь и чуть не плача. - Майн Готт! Герр Сталин, вот ваши булочки... Там не было с заварным кремом, я... я взял с повидлом... Майн Готт, я не чувствовал себя так ужасно со времён Первой мировой! Слуха дяди Иосифа коснулись лишь одни его слова. Он навис над полумертвым посланником, взбивая усы с самым своим внушительным видом. - Что значит "с повидлом"? Вдруг я его не люблю? - грозно поинтересовался он. Гитлер, привалившись к стене, окинул дядю Йосю печальным взглядом выпуклых глаз. По лбу его струился пот, костюм был изорван в клочья, а прилизанные волосы растрепались и торчали во все стороны. На бледном лбу чернел отпечаток злополучной свастики. - Яблочное, герр Сталин, - произнёс он с непередаваемым выражением лица, видимо, считая этот факт неоспоримым аргументом. - Твоё счастье, - милостиво кивнул дядя Иосиф. - Ссылкин, Революционер, пора чаевничать! Надо оставить крошек Захватчику... Забрав пакет и отнеся его к столу, Сталин все же обернулся и окинул все ещё сидящего на полу в тихом шоке почтальона долгим оценивающим взглядом. Гитлер показался ему ещё более встрепанным, чем раньше. А его глаза... В них словно сосредоточилась вся скорбь этого мира. - Любопытно, что с тобой приключилось в пути? - поинтересовался он с долей насмешки. Адольф истерически хихикнул и ткнул себя пальцем в лоб. Все продолжали недоуменно взирать на него (Ссылкин уже судорожно припоминал номер ближайшей психбольницы), и только смекалистый Революционер таки дотумкал, о чем пытался сказать пострадавший. - Гулять со свастикой на лбу по советскому селу - чистой воды самоубийство, - мудро изрек он, наставительно подняв вверх булочку. Гитлер рьяно закивал и, держась за стену, кое-как поднялся на ноги, что все ещё плохо держали его. Дядя Иосиф нахмурился, скрестив руки на груди. Ссылкин и Революционер, уже успевшие перехватить пару кусочков булочки, хлеба жаждали теперь не так сильно, как раньше, и не без основания полагали, что пришла пора зрелищ. - И куда ты собрался, шельма? - изогнув пушистую бровь, вопросил дядя Йося. - Я свою часть договора выполнил, герр Сталин, - с холодной любезностью пояснил почтальон. - Булочки доставлены. А теперь мне пора. - Пора-не пора, не пойдешь со двора, - категорично заявил дядя Йося. - Нам ещё партия на балалайке полагается. Лицо Гитлера постепенно и очень красноречиво вытянулось. - Что?.. Нет! Не хочу! Прочь от меня! - заорал он не своим голосом, багровея до кончиков ушей и бешено размахивая руками. Дядя Иосиф на всякий случай отскочил подальше, ибо свои глаза очень любил и не хотел их лишиться. Заложив руки за спину, он с интересом наблюдал за тем, как стоящий перед ним нацист устраивает истерики, достойные шестилетнего ребёнка. Для полного эффекта ему надо было только бухнуться на пол и начать вколачивать вылезшие из половиц гвозди кулаками. Ссылкин, вальяжно рассевшись на стуле и с изяществом английского лорда поглощая булочку, небрежно махнул лапой и наклонился к уху Революционера, с живым любопытством внимающего откровенному монологу Гитлера. - Не могу понять, чего он так разоряется, - шепнул он. - Балалайка - благородный инструмент. И играть на ней легко, это тебе не труба... Могу поспорить, дай мы ему трубу - нам пришлось бы потом ему искусственное дыхание делать. - Что ты! Труба же просто шикарна! - обиделся пес. - Не спорю, но лёгкие от неё наверняка наизнанку выворачивает... - Ты ведь не играл ни разу! - И не собираюсь, - фыркнул кот, интеллигентно прихлебывая чай. - Очень нужно! Мне мои лёгкие нравятся. Взглянув в сторону постепенно угасающего Гитлера, Ссылкин глубокомысленно пробормотал: - Возбудимый психопат, по всему видно. Любопытный типчик. Надо его в поликлинику сдать, для опытов. - Вообще-то я припоминаю, что это он нас когда-то хотел туда сдать, - заметил Революционер, сгребая со стола крошки для Захватчика. - Тем более! Кто первый сдаст, тот и в выигрыше. Этот мир суров, товарищ. Пока Ссылкин спокойно философствовал, легко усмехаясь и подергивая усами, гнев Гитлера всё-таки сошёл на нет. Почтальон, махнув рукой с последним криком "И я, всецело преданный славному делу НСДАП и Третьему рейху, не собираюсь осквернять свои руки этим плебейским инструментом!", принялся кое-как приводить сбившееся дыхание и растрепанные волосы в порядок. Дядя Иосиф сокрушенно покачал головой. - Да причём тут твоя НСДАП? Нам нужна только песня. Не умеешь играть, так и скажи... - И вы откроете дверь? - с надеждой спросил Гитлер, с тоской глядя на Ссылкина, потянувшегося за второй булочкой, и вспоминая, что сегодня ещё даже не завтракал. - Нет, - ласково пропел дядя Йося, - научим! Гитлер в мрачном отчаянии воздел руки к небу, точнее, к потолку. - Я покончу с собой! - взвыл он. - Тогда зачем было так за жизнь хвататься? Я мог тебя пристрелить в самом начале. Впрочем, если хочешь, я и сейчас... - М-м... Нет, это слишком любезно с вашей стороны, герр Сталин. - Вот и славно, значит, мы все-таки сошлись на балалайке. *** Прошло около получаса. Дядя Иосиф меланхолично жевал последнюю булочку, Ссылкин любовно протирал дуло винтовки, Революционер следил за Захватчиком, клевавшим оставшиеся от выпечки крошки, и раздумывал, как бы незаметно вернуть унесенный галчонком паспорт их соседу, чьи дикие вопли ещё и сейчас долетали до дома дяди Йоси. На стуле, стоящем посреди комнаты, сидел многострадальный почтальон и взирал на балалайку в своих руках таким взглядом, точно это была ядовитая змея. - Ну, полагаю, обучение закончено, и теперь вы нам сыграете, - ухмыльнулся дядя Иосиф с напускной вежливостью, приглаживая усы. - Как насчёт моей любимой песни? Ну, той, которая ещё про ваши эти нацистские заморочки... Ее Революционер часто поёт. Лицо Гитлера залила смертельная бледность. Он нервно сглотнул и едва не уронил инструмент. - Может, лучше песню Хорста Весселя? - умоляюще спросил он. - Нет, - ответил за хозяина Ссылкин, поигрывая винтовкой. Несчастный почтальон, зажмурившись, ударил по струнам и, не обращая внимания на то, что на музыку это бренчание было мало похоже, сдавленно затянул: Маленькие дети! Ни за что на свете Не ходите в Третий рейх, В Третий рейх гулять! Там живут нацисты, Там антисемиты, Газом вас отравят - И все шито-крыто! Будут вас сжигать И по вам стрелять, - Не ходите, дети, В Третий рейх гулять. В Третьем рейхе фюрер, Там нет психа злей. Перед ним трепещет немец и еврей! Песня так тронула дядю Йосю, что он, залихватски закрутив измученные усы, принялся подпевать, а Ссылкин и Революционер, решив присоединиться к прекрасному, начали отбивать такт чашками. Музыкальности действу это не добавило, и к концу песни Гитлеру казалось, что его уши разрушены без возможности восстановления. Однако дядя Иосиф был очень доволен. Заложив руки за спину, он степенно подошёл к почтальону, приготовившемуся на этот раз твёрдо отстаивать свои права. - Для начала неплохо, - снисходительно отметил он. - Первый урок музыки был бесплатным, хотите продолжить обучение - платите государству... - Государство обойдётся без моей музыки и без моих денег, - буркнул окончательно вымотанный Гитлер. - Зря ты так, - покачал головой Ссылкин. - У тебя определённо талант. А впрочем, тебе уже пора, - добавил он, взглянув на часы и ткнув своего хозяина задней лапой. - Действительно! - спохватился дядя Иосиф, выхватив балалайку из рук почтальона. - Пора и честь знать. И не успел Гитлер опомниться, как его уже вытолкали на улицу, причём он явственно ощущал спиной дуло винтовки. Вытирая покрытый холодным потом лоб, нацист облегченно вздохнул. Наконец-то все закончилось! Больше он в этот двор - ни ногой! Пусть сами со своей почтой разбираются... Впрочем, как говорится, не зарекайся. Дядя Иосиф вел слишком интересную жизнь для того, чтобы в неё можно было не вмешиваться.