***
— Клис, я думаю, нам нужно проникнуть в комнатушку заправляющего, где он держит швабры. Мы сидели на кухне под огромными вытяжками, и я ещё несколько секунд слушала, как её смех гулко звенит среди металлических столов. — Что за очередные бредни, мм? — Клис, я серьёзно. Она не ответила, продолжая помешивать варево в жестяной кастрюле. Глядя на её аккуратную фигурку и надпись на свитшоте "keep on", мне показалось, что она совершенно не вписывается в здешнюю обстановку, хотя я уже давно перестала задумываться об этом. — Клис. Скучающий вздох. — Честно, Мэй, я просто не представляю, понимаешь, я вообще понятия не имею, что происходит там, в твоей голове. Зачем влезать в комнату старика? Что мы там найдём? Старые носки? — М-м-м, ну, например, информацию о том, как нам выйти отсюда. — Хочешь выйти — открой дверь, потом закрой её с другой стороны. Оп! Мне кажется, на этом алгоритм действий завершается. — Там ничего нет, — безэмоционально ответила я, поигрывая с ложкой. — А даже если есть, то навряд ли это предназначено для нашего сознания. Оно просто не выдержит. Снова молчание, но я почувствовала, что на этот раз она понимает — я могу быть права. — Сколько мы здесь, Клис? Мы ведь не могли быть здесь всегда. Я помню солнце, но так смутно, как будто бы оно мне приснилось. — Наверное, так и было. — Но ты же знаешь, что такое солнце, чёрт возьми! Ты же не можешь думать, что его просто нет. — Это планета, вокруг которой вращаются другие планеты, астероиды, метеориты, космическая пыль и бла-бла-бла, — она не поворачивалась. Я фыркнула: — Звезда, вообще-то. Воздух постепенно заполнялся ароматом приправленного специями супа из макарон и пшённой каши — нашего извечного "деликатеса", и я невольно замолкла. Мне редко хотелось что-то говорить, да и желание вести беседы ускользало, как песок сквозь пальцы. Все равно Клис проще не задумываться об этом. Пусть верит, во что хочет. Нет. Во что они хотят. Я невольно взглянула на её сосредоточенное лицо, когда она развернулась, чтобы взять тарелки. В отличие от меня, она никогда не пренебрегала макияжем. Об этом говорили тонкие стрелки вокруг глаз и кораллово-красная помада, изящно выделяющая женственные губы, что, стоит признаться, ей шло. Мне было шестнадцать, всего на год младше, но я являлась полной её противоположностью. Тусклые волосы скорее напоминали спутанную паутину, бледность лица ничуть не отличалась от трупной, а бесцветные губы и синюшные пальцы часто вызывали у неё подозрения на моё плохое самочувствие. Хроническая усталость, разве что она. — Сегодня ешь быстрее, — сообщила Клис, разливая суп. — Старик хочет раздать нам кое-какие указания, и поскорее. Знаешь, у него было такое взволнованное лицо: он то ли сожрать меня хотел, то ли сообщить что-то интересненькое. — Навряд ли его лицо выражает что-то кроме "мне-абсолютно-плевать-на-то-что-происходит", — меланхолично заметила я. — Он попросил поторопиться — ему уже не все равно. — Странно. Ведь обычно он не разговаривает. Наверное, заболел, — явно наступила моя очередь иронизировать. — Хей, хватит думать, что все вокруг законченные маньяки или роботы, раздающие указания! — кажется, она собралась опрокинуть на меня суп. — Кто все? Здесь же никого нет. Она покачала головой: — Ладно. Мне стоит быть благодарной, что ты вообще сегодня склонна к общению. Я покивала, вскинув брови, и принялась вырисовывать узоры на поверхности супа. — О да. Ты невероятно правильно поняла слово "быстрее". С обедом — завтрак, ужин, полдник, какая здесь к чёрту разница — было покончено за короткий срок, Клис осталась довольна. Она торопливо зашагала вперёд, по узкому коридору, с выходящими на пустошь окнами, оставив мне лишь вариант брести позади. Я тянулась за ней, разглядывая из-за стекла, как колеблется жухлая трава. Однажды я попыталась уйти, видят боги. И, если захочу умереть под холодным небом, зарывшись в землю грязными пальцами, то, несомненно, попытаюсь снова. Клис остановилась у неровно выкрашенной двери и постучала, задумчиво разглядывая меня. Старик не ответил, так что она, раздражённо вздохнув, снова ударила в дверь кулаком. Раздался неясный шум, а потом послышались шаркающие шаги. Я снова увлеклась мыслью о том, что необходимо проникнуть в его каморку, хотя бы разглядеть, что в ней, но он, как всегда, вышел слишком быстро, слишком скоро захлопнул дверь, позволив мне увидеть только бледноватое свечение за его спиной. Хмуря косматые седые брови, он протянул Клис ключи — ко мне, явно, доверия не было — и невнятно заговорил: — На первом этаже, спуститься вниз по восточной лестнице от парадной двери, коридор налево, коридор направо, коридор направо, коридор налево, открыть дверь в подвал, пройти мимо котельной, коридор направо, открыть комнату генератора, там. Хорошо, что у меня была неплохая память. — Мы никогда не были в подвале, — заметила Клис. Я почувствовала, как холод внутри даёт о себе знать вместе с возникшим волнением. Мне казалось, что весь морок поднимается с пола зловонными испарениями, проникая сюда как раз из подвальных щелей. — Там, в котельной, — внезапно добавил старик. — Они не должны видеть. Не должны видеть ни в коем случае. И закройте дверь. Я собиралась было поразиться — он действительно сообщил что-то помимо направления, но в тот же момент дверь резко хлопнула и мы снова остались одни. — Что за "они"? — недоумевающе уставилась на меня Клис, словно бы я могла перевернуться и прочесть ответ к загадке, который обычно писали в конце страницы. — Мне это не нравится, — тихо сказала я, вспоминая тот случай, когда ей приходилось спасать меня во время наступления темноты. Сейчас мне снова казалось, что эта темнота рядом. Ласково обнимает щиколотки мёртвыми пальцами, несёт запах сырой гнили и опустошения. Холод. Как же холодно. Ты не бойся только, иначе он тебя убьёт. — Тебе не нравится всё вокруг, — неожиданно бодро заметила Клис. — Идём. Увидев мой сверлящий взгляд, она закатила глаза. — Боги, Мэй. Этот старикашка нас постоянно отправляет непонятно куда. — Но не в подвал. — Там ничего такого нет. Может, какие-нибудь рабочие. — Здесь никого нет, кроме нас. Она качнула головой, позволяя коротким волосам упасть на лицо. — Если не хочешь работать — так и скажи, я ведь всё понимаю, ты больна, я могу сегодня сделать всё за тебя, но скажи, зачем, зачем это грёбаное "нет, мы туда не пойдём, мы все умрём, это конец, смерть, безысходность, всё". — Я не больна. — Мы уже проходили это, Мэй, — в её голосе появились упрашивающе-протяжные нотки. — Понимаешь, проходили. Пойдём и покончили с этим. Я поправила рукава служившего платьем безразмерного свитера и направилась в сторону лестницы, ведущей на первый этаж. Хроническая усталость — не болезнь. Пульсирующая боль в сердце — не симптом. Распирающий внутри вакуум — не диагноз. Она никогда не поймёт, что это холод, который имеет надо мной власть. Терзает меня. И что мы здесь не одни не только ночами, когда нечто странное творится в холлах за много-много комнат и стен от нас. Они всегда здесь. Видят. Наблюдают. Чувствуют. А я чувствую то, как они хотят нас в подвале. По всей длине винтовой мраморной лестницы, ведущей от самого верхнего этажа до первого, располагалось одно из необъятно-огромных окон. Клис приободрилась, уверенно спускаясь по ступенькам — ключи в её пальцах позвякивали. Наверное, размышляла о предстоящей работе. А у меня сумрачный свет из-за стёкол неясным образом ассоциировался с помещениями скотобойни. В голове, словно двадцать пятый кадр, промелькнула картинка покачивающихся окровавленных крюков, но я отогнала её прочь. Это не мои мысли. Не мои. Мы шли долго. Действительно долго. Может, это молчание Клис или отсутствие мыслей, но я прочувствовала на себе всю продолжительность нашей дороги, окрашенной в серый. Кажется, прошла вечность, прежде чем мы добрались до железной красной двери. — Красный — цвет крови, — невольно произнесла я, задумчиво проведя пальцами по неровной поверхности. Клис лишь молча вставила ключ в замок и попыталась провернуть, но безуспешно — у неё вышло только тогда, когда она надавила на него обеими руками. — Если так будет каждый раз, то я не вынесу, — прошипела она от напряжения. "Надеюсь, нам не нужно будет бывать там больше, чем однажды". Воздух по ту сторону оказался душаще-спёртым. Никаких окон — не было ничего, только известняковый коридор, уходящий в черноту. Благо, на грубо сколоченном табурете неподалёку стояла керосиновая лампа. Взяв её в руки, я почувствовала себя увереннее. Железо холодило ладонь, смутно напоминая рукоятку ножа, которая могла бы быть здесь. Отовсюду слышался монотонный оглушающий шум — наверное, если бы Клис вздумалось сказать что-то мне, то ей пришлось бы выкрикивать слова. Мы неспешно шли вперёд, чтобы не наткнуться ни на что в тусклом свечении лампы, но совсем скоро необходимость в этом отпала. На бугристых стенах заиграли огненные блики. Котельная. Коридор кончился, впереди начиналось огромное сумрачное помещение, заполненное жаром непрерывно работающих котлов и гулом, здесь ещё более рокочущим и тяжёлым. Клис ободряюще взглянула на меня, и ступила на свет. Она тоже увидела дверной проём, за которым виднелась побелённая стена — там явно начинался последний нужный нам коридор. Но для этого нужно было пройти между рядом вибрирующих машин и неровной каменной стеной. Пока я задумчиво оценивала размеры котельной, Клис уже кралась среди дрожащих теней, косясь налево, в щели между цистернами. Какой бы решительной она себя не воображала, я знала, предупреждение заправляющего не прошло мимо неё. Я нерешительно шагнула за ней. На меня пахнуло чадом и жаром раскалённого железа, но я продолжила следовать за стройной бежевой фигуркой, виднеющейся среди испарений. Довольно странно было ощущать всё это после бесконечного холода дворца. Хотя, мне казалось, что он и здесь не оставляет меня, сковывает сердце изнутри, затаившись и поджидая, когда всё снова станет прежним. Внезапно она остановилась. Сначала я подумала, что мне мерещилось, и моя спутница по-прежнему идёт вперёд, но потом увидела — Клис действительно стоит на месте, вглядываясь в проём света. — Что, — одними губами шепнула я, приблизившись, навряд ли ей бы удалось меня расслышать. Она указала пальцем. Я выглянула из-за ближайшей цистерны, придерживая рукой длинные пряди волос, сползающих на лицо. Рабочие. Я прищурилась. Нет, они мне не привиделись. Мужские фигуры в майках, снующие среди котлов, кажется, я даже видела их лица. Они были там точно так же, как и была улыбающаяся Клис рядом со мной. Кажется, она была довольна, окончательно разочаровавшись в предупреждении заправляющего, но у меня эта мысль пульсацией забилась в голове, вынуждая схватить Клис за рукав свитшота. — Мы должны идти, — сказала я, приблизившись к ней, чтобы она расслышала. — Это просто парни, — рассмеялась она. — Нет, ты представляешь, — её громкий голос щекотал волосы у моего уха. — Старикан явно не хотел, чтобы мы познакомились. — Мы должны идти, Клис, — отчаянно задёргала её я. — Да идём-идём, крошка, не нервничай. Просто... — она помотала головой, снова рассмеялась и уже более уверенно направилась к белеющему проёму. "Нет-нет-нет. Всё ведь совсем не так, как кажется. Всё куда хуже". Я не хотела говорить Клис, что почувствовала в этом месте адский смрад, как в ту ночь, когда надо мной сгустилась темнота.***
Дни стали протекать быстрее, напоминая мне об ускоряющемся движении реки вблизи водопада. Я знала, что она ходит к ним. Она сказала: "Я просто хочу пообщаться, в этом месте адски скучно" — и я почувствовала, как холод цепляется за лёгкие острыми коготками. Я свернулась в комок в одном из коридоров и уснула прямо там, на холодном полу, ощущая себя одним целым вместе с огромным зданием, его стенами, переходами, залами, и теми пышущими жаром подвалами внизу. Слышала, как она звала меня и искала, когда вернулась, но во дворце Скорби не было недостатка в количестве комнат. Я встретила её в столовой на следующий день и спросила, закрыла ли она дверь. Нет. Нет. Конечно, следовало этого ожидать. Я бросилась прочь, но она загородила мне проход. — Мы не должны расходиться, — третье правило прозвучало нелепо из её уст. Как же, ты ведь его уже нарушила. Подлая. Мерзкая. Что она ещё говорила? Кажется, что-то вроде: "Ты ведёшь себя, как старушка", "Мы просто общаемся", "Это я тебя оберегаю, а не ты меня". Я прошептала: — Всё куда хуже. Куда хуже, понимаешь? Нет, она не понимает. "Ты совсем помешалась со своим всемирным злом". "Убегай, если тебе так легче". Я нашла один из самых огромных залов дворца Скорби и лежала там на кварцевых плитах, ощущая, как леденящие волны уничтожают мои мысли и наполняют тело болью. Они явно довольны. Им это нравится, когда они смотрят на нас. Я продолжала работать, хотя, в последнее время, мои и так немногочисленные силы пошли на убыль. Я расчищала облеплённую пылью комнату генератора, быстро проскальзывая мимо котельной и спала, слыша, как на кухне кто-то с грохотом роняет посуду, подбираясь ближе. Я уже с безразличием принимала мысль о том, что нас разделяло всего несколько стен, хотя раньше "непостижимое" творилось за многие-многие комнаты от места, где мы спали по ночам. Однажды я обошла котельную и убедилась в том, что она пустовала. Конечно. Клис ведь не закрыла дверь. А спустя ещё несколько дней случилось так, что я увидела их. Это было на кухне, когда ночь только рассеялась и я в полудрёме побрела на шум голосов — она и трое парней в цветастых майках сидели за одним из столов и пили газировку в жестяных банках. Никто из них не видел меня, когда я выглядывала из-за двери, они явно были слишком увлечены, чтобы обращать внимание хоть на что-то. А потом я услышала: — Хей, я думаю, тебе стоит зайти. Я не знаю, как я не сумела заметить одного из них, роющегося в холодильнике рядом с дверью, но он стоял с банками в руке и смотрел прямо на меня. Обсидиановые глаза смеялись, губы изогнулись в усмешке, пальцы зарылись в густые ершистые волосы. Я бежала так быстро, как только мне позволяло измождённое тело и подкашивающиеся ноги. Кажется, он начал говорить Клис что-то, но до меня донесся только обрывок фразы "...твою подружку..." прежде, чем я завернула за угол. Я мчалась к заправляющему. Мне казалось, что темнота подбирается к горлу, и я неслась к треклятой ужасно выкрашенной двери, цепляясь за углы стен на поворотах, слыша звонкий перестук оксфордов о гранитный пол, и чувствуя, что одна из резинок, поддерживающих чулки, расстегнулась. Навряд ли меня это сейчас волновало больше, чем ощущение, что в следующий раз безумие будет твориться не за сотни комнат от меня, не на кухне, а прямо на моих глазах. Я затарабанила в дверь, задыхаясь, в боку нещадно резало от недостатка воздуха. — Откройте! Пожалуйста... Шаркающие шаги, щелчок отпираемой двери, недовольное лицо старика и вопросительный взгляд. — Она... Клис не заперла дверь. Казалось, заправляющий осмысливал слова, пока внезапно его лицо не побагровело, а нижняя губа задрожала. — Помогите, — прошептала я, с мольбой глядя в глаза единственного существа, способного протянуть мне руку. — Не. Приходи. Сюда больше, — выдавил он. — Никогда. Казалось, слова давались старику с трудом. "Что?" — Почему? Он попытался резко захлопнуть дверь, но я подставила ногу в проём. — Помогите мне! Они придут за мной! Придут! Вы же знаете, что здесь происходит, почему не... — ВОН! Его хрипящий крик заставил меня прекратить тянуть дверь за себя. Непонимающий взгляд ребёнка столкнулся с суровыми глазами старика, в которых внезапно проскользнуло сочувствие. "Бедное дитя... Прости". Щелчок. Дверь закрылась, как закрылся последний путь к спасению. Я вздрогнула: внезапно стало холодно. Вместо песен Тина Тима мне слышался адский скрежет. Я нужна им. Откинув голову назад, я закрыла глаза, считая до десяти, а потом неспешно побрела вперёд по серому коридору.***
Кажется, я забылась сном под одной из лестниц, не помня, сколько времени прошло, но только зная, что скрежет, настоящий ли, мерещущийся ли, стал тише. "Это в моей голове, — подумалось мне. — Это просто снится". Но я не видела сны уже очень-очень давно. Я встала, покачиваясь, и чувствуя, что кости нещадно болят, а сил оставалось ровно столько, чтобы неровно брести, держась за стену. Мне хотелось упасть, позволить ногам подкоситься, но внезапная мысль о том, что я должна найти Клис, заставляла меня двигаться, цепляясь за шероховатую стену дрожащими пальцами. К тому времени, как скрежет прекратился, я ощутила в воздухе сгустившийся морок. Он поднимался из котельной и именно туда я и должна была отправиться. Вернуться. Мои глаза слезились, и я чувствовала себя слабой, как никогда прежде. Хрупкие кости, слабое тело, тонкая кожа. Я здесь, чтобы умереть. Все эти бесчисленные коридоры виделись мне, словно сквозь туман, а призрачные голоса и смех, то приближались, то отдалялись. Порой, мне казалось, что я вижу уродливые танцующие фигурки среди теней, и тогда я жмурилась, позволяя слезам стекать, отворачивалась и продолжала идти. Красная дверь, цвета крови, распахнута настежь. Я вошла в коридор и побрела наощупь, касаясь стен и пачкая пальцы известняком — конечно же, керосиновой лампы здесь больше нет. Только монотонный гул и усиливающийся жар. А внутри только холод и темнота, разрастающиеся и практически заполнившие всё тело. На стенах отблески — котельная близко. Я знала, что повернуть назад уже не сумею, мне нужно увидеть её. Я протёрла глаза рукавом старого свитера. Я отпустила стену, покачнувшись. Я вышла на свет. "Вот оно. Безумие. Творится на твоих глазах. Принимай, вбирай, впитывай". Покачивающиеся крюки. Трупы. Трупы. Трупы. Сорванная плоть, обугленные руки. Клис? Где ты... Ещё один шаг, сжав кулаки до хруста, дыхнувший кровью жар и выколотые глаза. Клис? Тело в порванной одежде на полу. Клис! Тот самый двадцать пятый кадр. Не твои мысли. Не твои мысли. Живот Клис продырявлен, спёкшаяся кровь в уголках рта. Они столпились над ней. Кто-то из них насилует её тело, проникая внутрь одной из многочисленных ран, в то время, как другой отрывает куски мяса от расцарапанной плоти. Её голова падает набок, малахитовые глаза широко распахнуты. Надпись на одежде "keep on", я вижу её, вижу, как она её произносит. "Keep" — на вдохе, "on" — на выдохе. В такт движения существа над ней. — Kee-e-p o-on, — глядя на меня. Внезапно понимаю, что не могу дышать, мне нечем дышать, кто я, почему я вижу это, как, Клис, Клис, Клис... Застывший крик надрывным хрипом вырывается из горла, я чувствую, как лицо искривляется, как безумное биение сердца заставляет меня вздрагивать. — Хэй-Мэй. Голос. Тот самый, что сказал: "Я думаю, тебе стоит присоединиться". Я не двигаюсь и смотрю, как его обладатель приближается. Останавливается, склоняет голову набок. "О да, тебе стоит присоединиться". "Присоединяйся, ты точно не пожалеешь". Не твои мысли, не твои мысли... — Мэй, мне кажется, ты порвала свой чулок. Вот здесь... Реакция срабатывает. Поворачиваюсь. Коридор. Запах известняка и крови. Бегу. У меня нет сил, мне кажется, что я плыву, что я задыхаюсь, что должна вынырнуть. Сейчас. Сейчас я увижу солнце. "Ты не вынырнешь, потому что уже утонула". "Не... мои... мысли", — сквозь исступлённый бег. Всё вокруг мелькает, краски смешиваются, вытягивающиеся лица возникают перед глазами. Я падаю, но поднимаюсь, и бегу, уже не разбирая куда и зачем. Внезапно кто-то резко хватает за предплечье, вынуждая остановиться, от чего ноги разом подкашиваются. — Во дворце Скорби, — говорит он, — нет солнца. Его руки подхватывают меня, и я чувствую под своей щекой рубашку в крови Клис. А потом темнота, и для меня больше ничего не существует.***
Неясный свет щекочет веки, мутное марево вливается в глаза. На мгновение мне кажется, что здесь луг, бесконечно-зелёный и прекрасный, прежде, чем я осознаю реалии пустошей. — Где я? — невольный вопрос вырывается совершенно самопроизвольно. — В аду. Оборачиваюсь на голос: вчерашний преследователь сидит на мраморных ступеньках у парадной двери, отчищая пятно крови с истёртой поверхности. Заметив мой затуманенный взгляд, бесцельно глядящий на тусклую кляксу, он поджимает изящные губы: — Вчера почти всё здесь кровью заляпала. На миг глаза застилаются поволокой, как бывает после сна, и я прищуриваюсь, чтобы лучше разглядеть его безмятежное правильное лицо. — Почему я здесь? — Ты зарезала её, высекла у неё на животе "keep on" и бросилась с моста, — его слова звучат отчуждённо, он явно увлечён кровавой розой на ступеньках больше, чем моими апатичными вопросами, но всё же добавляет. — Помнишь? Внезапное осмысление. — Помню. Думаю о том, что было бы неплохо встать, но тело совершенно обессилело, и я с тихим стоном откидываюсь на холодные молочные балясины лестницы. — Почему ты знаешь? — вопросы рождаются хаотически. — Я здесь что-то вроде особого гостя, — он кривит губы. — Это?.. — Это что-то вроде особого гостя. Здесь у всех разные привилегии. Недолго размышляю: — Кто такой заправляющий? — Пленник дворца. — А... из котельной? — Они давно стали частью этого места, — он вздыхает, на момент останавливаясь, и проникая внутрь меня колючим обсидиановым взглядом. — Все мы. Я чувствую, как этот жёсткий взгляд пожирает меня, и опускаю глаза. — Почему я не помнила? — Ты нравишься хозяевам, а они любят поиграть, — он откладывает тряпку в сторону и поднимается. Постепенно накатывает пронизывающее опустошение, и я вспоминаю свою ночь темноты. — Так это они... меня? Он плотоядно улыбается, а потом протягивает руку: — Ага. Идём. — Зачем? Нетерпеливый вдох. — Дверь нужно закрыть. — Л-ладно... — одной рукой держась за перила, а другой, ухватившись за его длинные пальцы, я поднимаюсь. Неожиданно становится холодно — накативший порыв стылого ветра вызывает непривычные ощущения, — и я ёжусь, позволяя кистям утонуть в рукавах свитера. "Особый дворцовый гость" поднимается наверх, и еле заметно тянет меня за собой, но я все равно чувствую в его хватке подавляющую силу, которая ненавязчиво вынуждает подчиниться. Он отпускает меня только тогда, когда закрывает дверь — грохот вставших на место створок гулким эхом раздаётся в пустых помещениях. Я останавливаюсь у окна, уперевшись спиной об стену, и рассматриваю свою восковую ладонь, как будто это может помочь мне определиться с тем, кто я, что я, что чувствую в этих безжизненных пространствах. — Что теперь? Он снова приближается, как всегда неспешно, и я невольно вжимаюсь в стену. Не чувствую холода, не чувствую темноты, только неясная распирающая рёбра пустота — пронизывай грудь ножом и выпускай её наружу. Когда он останавливается совсем близко, я поднимаю голову, чтобы столкнуться с ним взлядом. Он безучастен — подхватывает меня под бёдра и мягко, почти нежно, усаживает на подоконник. "Что..." Ощущаю его твёрдые сухие губы на своей шее, и колющий щёку жёсткий ёрш волос. Холодные пальцы скользят по бледной коже, отстёгивая резинки от чулок. Качаю головой, пытаюсь отстраниться, но пустота внутри нарастает, пульсирует, проснувшийся холод мгновенно расползается по телу, а силы окончательно меня покидают, и я только всхлипываю. Почувствовав моё бессилие, он поднимает голову — бесконечно чёрный безжизненный взгляд горит безумием, а из уголка глаза стекает карминно-красная капля. — Нравится? — он улыбается, оскалив зубы, которые тоже оказываются окровавленными. Вздрагиваю, изворачиваюсь в желании соскользнуть с подоконника, хотя всецело осознаю бессмысленность этих попыток — обессиленные ноги вынужденно обвивают его талию, а железные сильные руки вжимают мои запястья в стекло. Запах морока и сырой гнили, казалось, ушедшие, вернулись, и я чувствую их. От него. Холодный озноб и леденящая волна накатывает с такой силой, что я откидываю голову назад, отдалённо ощущая, как он проникает внутрь и двигается, распространяя ноющую боль. Гнилостный воздух проскальзывает в лёгкие сквозь приоткрытые губы, и я сквозь смутную пелену вижу отваливающиеся куски плоти, и разлагающийся покрытый личинками труп, который вдалбливается в моё тело. Снится. Я закрываю глаза и слышу глухой свистящий шёпот, щекочущий кожу под ухом: — Ты меня убила, Мэй. Тоже. Во дворце Скорби не было солнца.