Ну и пусть

Едва прибыв из Анжера в Париж, Орильи был сражен слухами о том, что бахвал Бюсси вызвал на дуэль всех четырех миньонов. Но еще больше его поразило требование миньонов об участии в этой дуэли трех анжуйцев – Рибейрака, Антрагэ и Ливаро. Это значило, что одним солнечным утром состоится не дуэль, а битва, битва такая, какая бывает редко в мирное время – насмерть. Едкий холодок пробегал по его спине, когда он смотрел на Бюсси, Антрагэ, Ливаро и Рибейрака в приемной герцога Анжуйского. Кто бы из них не стал его соперником, каждый, каждый из них был смертельно опасен для него. С каждым ударом сердца, с каждым вдохом, приближалась минута жеребьевки, момент, когда судьба расставит на поле боя дуэльные пары. И в ожидании этого момента Орильи неистово, шепотом молился: «Господи, только не Бюсси, только не Бюсси!!!» Только не Бюсси. Но судьба-насмешница определила в соперники д’Эпернону именно его. День Святых Даров, на рассвете, турнельский загон, Бюсси. И в эту цепочку в голове Орильи совершенно не укладывался холодный, окровавленный д’Эпернон. Он судорожно искал пути, как разрубить этот ужасный узел, и не находил. Каждый раз, украдкой выглядывая в окно, он покрывался потом, видя, как упражняется в фехтовании Бюсси. Были ли у д’Эпернона шансы? Нет. У Орильи даже не было надежды на благоприятный исход дуэли для него. И лютнист надеялся только на чудо. Отчаяние и боль разрывали Орильи на части, каждую минуту он умирал мучительной смертью, тысячей смертей от бессилия и предрешенности. Ничего нельзя изменить, но последние дни у них остались. В последний раз, вместе, рядом. И каждый вечер лютнист испрашивал согласия герцога Анжуйского, чтобы отлучиться. – Что же вас зовет за пределы дворца, Орильи? – О, мои маленькие уроки, монсеньор. – Не иначе, как господин д’Эпернон собрался победить меня силой музыки? – иронично улыбаясь, спросил Бюсси. – Мне-то что за дело, сударь? Мой ученик просит уроки, я их даю, – пожал плечами Орильи, глуповато улыбаясь. Но изнутри его раздирала слепая, сносящая все со своего пути, ненависть. Он бы отдал что угодно, чтобы стереть Бюсси с лица земли, все, что угодно. Но только не последние вечера с д’Эперноном. И быстрым шагом он сбегал из герцогского дворца, словно опасаясь погони, он бежал туда, где его ждал д’Эпернон. Сам же д’Эпернон понимал, что он скоро умрет от клинка Бюсси. Но его молодость отказывалась с этим мириться, и хитрый, изворотливый мозг искал пути решения этой проблемы. – Вы, сударь, скоро будете играть лучше, чем Орильи, – как-то сказал ему Шико в один из этих ужасных ожиданием дней. – Вам-то что за дело, господин дурак? – д’Эпернон моментально вспыхнул, ведь шут всегда знал все и обо всех. – Мне дела, сударь, до сего нет, но мне жалко моего бедного короля. Вам бы со шпагой упражняться, а не с лютней. Д’Эпернон смолчал. Если кто и был опасней этого головореза Бюсси, так это разве что Шико. А молодой человек, к сожалению, был труслив и опасался вступать с королевским шутом даже в словесную перепалку. И он промолчал, проглотил слова Шико. Но ему пора было бежать. Его ждал Орильи. Пусть скоро ему предстоит умереть, но последние дни он проведет так, как хочет он. Дни принадлежат королю, ночи принадлежат только ему. То ли от осознания неизбежной и неотвратимой беды, то ли действительно такими были чувства между Орильи и д’Эперноном, но эти ночные встречи проходили в бесконечной нежности, трогательности и слабости. И, словно в подтверждение, оберегая друг друга от ран, заботясь, никто не говорил о грядущем поединке. Вечерами Орильи играл для д’Эпернона старые, полные грусти и тоски, баллады. За столом, за бокалом вина из королевских погребов, над тонкими блюдами витали простые жизненные разговоры. Словно время остановилось. Словно впереди была вечность. И эта вечность была в затопленных нежностью и ласками ночах. Таких коротких ночах, что поутру хотелось выть в подушку. Орильи был корзиной, в которую герцог Анжуйский заботливо складывал все свои секреты и мысли, не опасаясь разглашения своих тайн. Орильи был предан ему. А еще Орильи всегда подозревал, что в истории с Дианой де Монсоро у Бюсси был свой интерес. И, вероятней всего, этот интерес был того же рода, что и интерес герцога Анжуйского, и графа де Монсоро. Но Орильи и в голову не могло прийти, что эта запуганная лань из Меридорских лесов, оказавшись между принцем и мужем, выберет третьего, Бюсси. И когда он увидел, что руки Бюсси сомкнулись вокруг тонкой талии Дианы, Орильи понял, что вот он, шанс для д’Эпернона избежать дуэли и смерти. Разгневанный принц и обманутый муж наверняка не дадут Бюсси дожить до дня дуэли. С затаенной радостью Орильи ожидал неминуемой мести со стороны герцога Анжуйского и графа де Монсоро. Глядя в их горящие яростью глаза, Орильи со все возрастающим ликованием понимал, что Бюсси не жилец, а д’Эпернон спасен. И в те вечера, вселявшие в него надежду, Орильи был особенно нежен и страстен с д’Эперноном. Надежда, вера проснулись в нем и вдохновляли его. Но чтобы не дарить ложной надежды, он молчал, молчал, пока Монсоро не начал искать людей, деньги и способ, чтобы избавиться от любовника жены. – Мой милый, вы знаете, кажется, я нашел способ избавиться от господина де Бюсси, – однажды мурлыкнул на ухо д’Эпернону Орильи. – Какой же? – искренне удивился д’Эпернон, припомнив, что недавно никто иной, как Орильи рассказывал ему о подготовке Бюсси к поединку. – Мне пока нужно это обдумать, но видит Бог, это редкая удача. – Да бросьте же вы наводить тень на плетень, – воскликнул бледный д’Эпернон, отчаянно боящийся грядущего поединка. – Завтра я дам вам ответ, мне еще нужно подумать. Но… нужны деньги. Много денег, – тут Орильи вздохнул. – Деньги? – задумчиво протянул гасконец. Кажется, слова лютниста заронили в его душе зерна, грозящие взойти сорной травой. Недоброе облачко набежало на его лоб. Что же, тут не только Орильи предстоит подумать. Подумать нужно и д’Эпернону. Уж не убийство ли предлагает ему любовник? В первую секунду ему стало дурно от этой мысли, но затем он понял, что и сам не видит иного выхода. И этот выход стал казаться ему соблазнительным. – Пусть так. Я готов заплатить достаточно увесистую сумму, если наступят обстоятельства, которые избавят меня от этого головореза Бюсси. – Тогда все остальное моя забота, мой милый, – и Орильи стал наигрывать одну из веселых итальянских песенок. Конечно же, о том, на чьи деньги Монсоро нанял своих головорезов, граф не знал. Да ему и ни к чему это было, он был обуреваем ревностью и ненавистью. Сам же д’Эпернон, узнав, кто будет мстить, как и когда, успокаивался с каждой минутой все больше и больше. В конце концов, страх и трусость ушли, оставив место вернувшемуся бахвальству и хвастовству – к миньону вернулась веселость и показная храбрость карманной собачонки, изгнав остатки здравого смысла. Даже если Бюсси уйдет от двух дюжин наемных убийц, то усталость не позволит победить ему его, д’Эпернона. Но он хотел в смерти своего противника убедиться сам – все-таки его мучали сомнения, несмотря на слова Орильи о том, что Бюсси завтра драться не будет. Позже, ночью, уже в доме Монсоро, Орильи ходил рядом с д’Эперноном по лужам крови, натыкаясь то тут, то там на следы ужасной резни. Несмотря на то, что обоим было присуще чувство трусости, сейчас они не боялись, ибо самый страшный враг сегодняшнего дня был повержен. Орильи сам убил его. Бюсси д’Амбуаз был мертв. И его смерть спасала от смерти д’Эпернона. После того, как стихли последние отголоски той знаменитой дуэли, молодые люди возобновили свои уроки не только в ночное, но еще и в дневное время. Орильи и д’Эпернон снова позволяли себе открыто общаться в Лувре, и, Господь Всемилостивый, иногда даже посылать друг другу нежные взгляды. Любая толпа была залогом нескольких нежных слов, встреча в коридоре была поводом лишний раз коснуться, любая ниша и потайной коридор – местом для обмена быстрыми и порывистыми поцелуями. Орильи больше не нужно было бояться за жизнь д’Эпернона, сам же он был в полной безопасности в тени герцога Анжуйского. Что касается самого д’Эпернона, то он остался единственным любимцем короля, разом обрушившего на него всю любовь и заботу, которая раньше доставалась четверым. Все сложилось гораздо более благополучно, чем можно было ожидать… … Если бы не Шико. Но с Шико ни д’Эпернон, ни Орильи не рискнули бы никогда ввязаться ни в словесную перепалку, ни в обмен ударами шпагой. Слишком смел, храбр и опасен был этот человек. Воплощенная совесть и правосудие, как иногда смеялся король. И лютнист всеми силами старался избегать встреч с шутом, но все же иногда ему не везло. Шико словно вырастал перед ним из под земли. – Господин Орильи! – вот Шико снова вынырнул из какой-то незаметной ниши. – Господин Шико! – А вы, смотрю, только расстались с нашим господином д’Эперноном? – Увы, - пожал плечами лютнист, глуповато улыбаясь. – Скажите, любезный господин Орильи, а вас не мучит совесть за то, что вы с вашим господином и другом сделали с одним несчастным графом? – последние слова Шико прошептал на ухо своему собеседнику. – Помилуйте, причем тут я и мой господин? Говорят, этот несчастный граф сам навлек на себя ревность мужа одной дамы. – Вы правы, господин Орильи. Уж простите мне мою шутовскую выходку, – улыбнулся Шико. – Вы же знаете, у шута что на уме, то и на языке. «Пусть предательство, пусть подлость, пусть Бюсси получил то, что заслужил. Мне все равно. Мне важно лишь то, что д’Эпернон жив. Мне важно лишь то, что он мой», - Орильи дружелюбно улыбался, когда в его сердце бесновался всепоглощающий огонь.