Герой

- Да я не буду!!! Ни за что! Сами закрыл лицо рукой и тяжело вздохнул. - Успокойся. - Успокойся?! Успокойся?! Да меня все это дико за*бало! Хедира устало плюхнулся в кресло и откинул голову. «Вот же идиотина», - думал он. А Месут и не собирался делаться спокойнее, а наоборот – все больше крушил, пихал ногой ни в чем неповинный стул, быстро нарезал круги по комнате, смачно матерился и орал так, что Сами было стыдно; не услышали ли бы соседи этих истерик. - Это просто невыносимо! – продолжал вопить одиннадцатый номер Арсенала. - Ну вот скажи мне, почему?! «Потому, что ты - бестолковая дубина» - Эй!? Я с кем разговариваю!? - Потому что, дорогой мой, надо внимательней читать, что написано в контракте. - Ах, то есть, по-твоему, это я виноват?! - А кто еще? – Сами тоже начал выходить из себя. – Не ты ли случайно его подписывал? - Ну, я… Но это ничего не меняет, они должны были мне сказать! - Ты должен был читать! И смотреть, что за херню ты подписываешь! Да и, тем более, что такого? Это же всего лишь… Но турок не дал ему закончить. - Всего лишь?! - Да заткнись ты! Хватит орать! У меня уже уши болят из-за тебя. Месут кинул на Хедиру гневный взгляд убийцы, а затем резко развернулся, громко топая ногами, дошел до прихожей, кое-как надел кеды и демонстративно захлопнул дверь, так, что штукатурка затрещала и, казалось, была готова отвалиться. - Ну вот, бл*ть, обиделся, - констатировал факт Сами стенам своей квартиры. «А главное из-за чего? Ну, подумаешь, сняться в откровенной фотосессии. Да там даже откровенного ничего и нет. Неужели, это так страшно – полежать без футболки? Ну, может, без футболки и штанов. Дома же так делаешь, а иногда еще развратней получается, чем на снимках рекламы для нижнего белья. Тем более, многие футболисты совершенно спокойно снимаются в подобных вещах. Да и вообще, вот что я переживаю за него? Сам на меня на пустом месте наорал, так еще и обижается. Ну, пусть дуется, надоест – приедет и еще будет прощения просить. Придурок.» Но Сами не желал турку ничего плохого. Он просто очень любил его и, конечно же, переживал за него, как за себя. Месута можно понять, он - мусульманин, у него с детства привито, что подобные вещи – это мерзко и неприемлемо, поэтому для него стыдно и некомфортно делать подобное, тем более, в первый раз. Хотя, конечно, он сам виноват, ведь не досмотрел весь контракт, а теперь не знает, что ему делать. «А я, как всегда, попался под горячее» - пронеслось в голове у Хедиры. Он встал и пошел на кухню, решив, что лучше сейчас налить себе чаю. На столешнице стояла тарелка из сервиза, который дарил ему Месут на Новый Год. Турок вообще считает, что кухня – это святое, и очень любит посвящать время готовке своих кулинарных шедевров. И никогда, ни за что на свете он не будет готовить по книжным рецептам, ведь Месут - это самый настоящий экспериментатор, как на кухне, так и в постели… Все в доме Хедиры напоминало об Озиле – от зеленого чая, который так любит турок, до того самого сервиза. В прихожей – коврик, в спальне… Ну, тут каждый уголок – это Месут. - Черт бы тебя побрал, - заныл Сами, выходя из кухни, так как ему совершенно расхотелось пить этот долбанный чай, - все настроение, зараза, испортил! Хедира сел на диван и включил телевизор. «Ну, хоть так, может, успокоюсь» - подумал он и с довольно кислым лицом нажал на кнопку пульта. В большой плазме, висящей над заниженным комодом, началась реклама. И все бы расчудесно и прекрасно, да вот только через пару рекламных роликов начался показ новых бутс от Adidas, где участвовал никто иной, как Месут Озил. - Сука! – что есть силы заорал на телевизор Хедира и, прикладывая огромное количество усилий, надавил на пульт, а когда плазма погасла, отшвырнул его куда подальше. Сами схватился за голову. «Ну что же это такое, а? Чертов турок». Месут тем временем уже доехал до дома, он был очень зол, но одновременно в душе щемило и трепетало – он обидел любимого, действительно, попросту наорал на него. «Как же он все это терпит?» - думал одиннадцатый номер Арсенала. Уже поворачивая ключ в замке своей квартиры, Месут почувствовал, что «это» не оставляет его, и, похоже, намеренно остаться, пока последний не извинится перед любимым. Но чувство гордости, которое в огромном количестве было всегда присуще турку, пока взымало вверх. Войдя в помещение, на глаза Озилу сразу же попалась толстовка Сами, которую тот забыл с прошлого посещения его дома. Турок сразу опустил с нее взор, уж как-то стыдливо и неприятно было смотреть. Будто бы это не кофта Хедиры, а он сам. Первым делом, Озил быстро снял кеды, буквально побежал в спальню и с разбегу упал на застеленную пледом постель. Одиннадцатый номер Арсенала тяжело вздохнул и закрыл лицо ладонями. Глаза почему-то начало пощипывать, а к горлу подкатил горький ком. Подавив желание разрыдаться, Месут начал томно дышать – воздух с громким шипением заполнял легкие, и с полу-всхлипом покидал их. Успокоившись, турок понял, что больше не может терпеть. Он рывком вскочил с кровати и быстрыми шагами направился в коридор, к кофте Сами, что висела на крючке в прихожей. Остановившись перед нею, Месут словно встал в ступор, и как завороженный смотрел на серую толстовку, затем бережно снял ее и, медленно сложив вдвое, пошел обратно в спальню. Усевшись на покрывало, он развернул ее и еще долго смотрел на меховой капюшон, невольно вспоминая все приятные моменты, где он вместе с Сами гулял, и последний был в именно этой кофте. Глаза вновь начало нещадно щипать, все в миг стало расплывчато, а горло, казалось, разрывалось от горького кома, который продвигался все ближе к глазам и превращался в слезы. Месут аккуратно, будто это хрупкое сокровище, поднял одежду гардероба Сами и уткнулся в нее лицом, пряча свои карие очи от холодных стен. Пройдя носом по плечевому шву, турок чувствовал запах Сами, вдыхал аромат его туалетной воды, и в глазах сквозь размытую пелену он видел, как тот держал его за руку, целовал, ласкал, говорил «люблю». На негнущихся ногах, Озил, слегка пошатываясь, дошел до журнального столика и взял с него свой мобильник. Дрожащими пальцами он снял блокировку и, пошмыгивая носом, приступил к написанию смс. * Сами, прости меня, пожалуйста. Приезжай ко мне. * Месут взял телефон и пошел обратно к кровати. Медленно осев на темно-коричневый плед, турок достал из-под него подушку, положив на нее голову, прижал серую толстовку реаловца к себе и закрыл глаза. Озил задремал и не услышал, как вошел Сами, ведь у последнего были ключи от квартиры. Хедира не стал будить любимого, уж слишком его растрогала эта картина, как Месут, во сне, поеживаясь от холода, сжимался, сладко сопел и подергивал носом, прижимая к себе его кофту. Сами бережно укрыл турка пледом с другой половины кровати, а затем пошел на кухню. Через сорок минут Хедира вернулся в комнату, где спал Месут. Тот перевернулся на другой бок, но не отпустил толстовку: все также жался к ней, утыкаясь в капюшон, словно она излучала тепло. Сами медленно подошел к кровати и тихо, чтобы не разбудить любимого, прилег рядом с ним. Лицо Озила было совсем близко от лица реаловца, и последний с такой нежностью смотрел на вздрагивающие ресницы, на растрепавшуюся челку, на пальцы, которые тот сжал в кулачки у ворота своей футболки. Сами не удержался и медленно провел костяшками пальцев по щеке турка. Тот даже не вздрогнул, но слегка приоткрыл глаза, и уголки его губ приподнялись. Хедира, поняв, что любимый просыпается, пододвинулся ближе и поцеловал того в нос. Месут с трудом разлепив полностью один глаз, потянулся и пододвинувшись на встречу Сами, положил свою голову ему на грудь. - Долго я спал? – сипло спросил турок, кладя руку на бедро реаловца. - Час, - тихо ответил Хедира и стал поглаживать спину турка. - Извини меня, я идиот, - еще тише сказал Месут, сильнее прижимаясь к Сами. - Перестань, - Сами приподнялся, целуя Озила в макушку. - Я кстати, решил, что все-таки снимусь в этой чертовой фотосессии. - Ну Месут, - усмехнулся Сами, - ну чего ты боишься? Ты же не раз снимался для реклам. - В такой – в первый раз, - обиженно пробормотал турок. - Ну… Ну хочешь, я буду там присутствовать? И ты будешь представлять, что позируешь для меня. Месут засмеялся и слегка укусил Сами за живот через футболку. - Ну нет уж, я как-нибудь сам! - Ладно, ладно, - ухмыльнулся Сами, растрепав и без того взъерошенные волосы турка. – Пойдём ужинать. *** - Ну вот, классные фото же получились! А ты переживал, глупенький. - Я не глупенький. Сами отвлекся от рассматривания фотографий на сайте рекламодателя и повалил Месута на ворсистый ковер. - Ты мой герой, - ворковал он, - мой умница. Мой смелый мальчик. - Хватит, перестань! Ну же, слезь с меня, мне нечем дышать! Эй, ну отпусти, раздавишь ведь своего героя! Но Хедира и не думал слезать с турка, слишком он сейчас горд за него и хочет насладится этим моментом, чувствуя близость и некую беспомощность любимого. Он медленно снял с себя серую толстовку, и, откинув ее в сторону, начинал медленно целовать шею турка. А Месут… А что Месут? Ради Сами он где угодно снимется, да и не один раз, лишь бы только хоть ненадолго побыть его героем.