Red Christmas ribbon

*** – Значит, ты строитель? А...скажи, а что вообще любишь? Расскажи мне хоть немного о себе, – после очередного бокала вина, попросил Сехун. – Да, сейчас я управляющий семейной инженерной фирмой. Люблю собак, лошадей, и терпеть не могу кошек. Раньше с друзьями мы частенько выбирались покататься на лошадях, у моего давнего друга – Криса есть своя конюшня, сейчас же… Я почти привык к этому креслу, за этот год. Я вполне самостоятельный, могу опираться вон на те палки в углу, если мне нужно встать или поменять дислокацию. Раньше я еще и на лыжах катался. Я хожу в церковь, правда, не часто потому как сейчас для этого мне нужно просить забрать родителей или друга, хотя последний сейчас в Пекине, по делам семейного бизнеса. У меня нет ни сестер, ни братьев. Только... у меня был кузен – Лу–хён. А вообще, я стараюсь не загадывать много наперед и не думать много о прошлой жизни. Это не значит, что я не строю планов на будущее, но в моем положении каждый день, месяц, год – уже большой срок, и хоть врачи утверждают, что после следующей операции я смогу снова ходить, жить полноценной жизнью, как раньше. Я стараюсь не загадывать и не мечтать заранее... Наверное, потому что сам не до конца верю в их предположения и обещания. Прежде меня Исин уже убеждал что сможет поднять меня на ноги после второй операции, но как видишь я все еще в этом кресле... В общем, когда увижу и почувствую результат – тогда и поверю. – Твоя жизнь не была плохой, и даже после аварии такой и остается. Я уверен, что после следующей операции с тобой все будет хорошо! Нам всем приходится мириться с некоторыми вещами... Кресло... Это еще не конец света. Ничего, что мы говорим об этом, или хочешь поговорить о чем–нибудь другом? – вдруг спохватился Се, поняв, что не хочет затрагивать тяжелую для Чанёля тему. – Ничего, все в порядке. А могу я задать тебе вопрос? – вдруг спросил альфа, и после согласия Хуна, продолжил: – Что бы ты почувствовал, если бы вернулся домой в канун Рождества и увидел Кая в инвалидном кресле? Что, если бы он сказал тебе, что не сообщал о себе, потому что не хотел видеть тебя несчастным и не хотел портить тебе жизнь? Что, если бы он сказал, что ты – его единственная опора в этой жизни? Что бы ты сделал, Сехун? Пак ждал честного ответа. О же очень долго молчал. – Не надо было спрашивать меня об этом сейчас, я плохо соображаю. Мне хочется петь, танцевать и просто веселиться, потому что Рождество – это мой любимый праздник. В прошлом году я не пел, потому что мне было слишком грустно, как и в позапрошлом… Ты спрашиваешь о настоящем или о прошлом? – вдруг вырвался он из своих воспоминаний и стал очень серьезным. – Какая разница? Просто представь себе такую ситуацию, вот чтобы ты тогда делал? – сухо спросил Чанёль, заранее предчувствуя ответ омеги. Наверняка, он скажет, что принял бы альфу любым, не будучи честным и откровенным до конца. – Разница есть. В прошлом году, как и два года назад... я бы сказал, что это не важно, потому что я люблю его... А все его части... работают? – вдруг снова не туда понесло омегу. – Не знаю. Это я так, к примеру. – Чанёль отвернулся, чтобы спрятать улыбку, его веселило поведение Сехуна, или им просто вино в голову ударило? – Сейчас... Не знаю. Наверное, жалел бы его. Кай очень... не знаю даже, как бы это назвать... Я бы справился с такой ситуацией, а он нет. Он бы впал в депрессию и сдался. Он такой. – А как же поддержка? – О, это да. Я бы мог материально поддерживать его. У меня есть работа, хорошая медицинская страховка. Я мог бы начать собственный бизнес и зарабатывать, возможно, больше денег, чем зарабатывает он. Но зная Кая я думаю, что он бы в конце концов, взбунтовался. А может быть, и нет. Что касается моральной поддержки – да, я бы заботился о нем, старался, чтобы ему было хорошо потому что не люблю сдаваться. Никогда не любил. А почему ты спрашиваешь меня об этом? – Пак пожал плечами. – Наверное, просто чтобы понять. Если я когда-нибудь найду омегу, который мне понравится, хорошо было бы знать как на него подействует вот это. Ты удивил меня тем, что не обратил внимания на кресло, а ведешь себя со мной, как с… нормальным, здоровым альфой… – Но, всё это, потому что я не влюблен в тебя, – с грубоватой от выпитого, прямолинейностью сказал О. – Что же во мне не так? – немного обиженно поинтересовался альфа вновь встречаясь с чужим взглядом. – Всё так. Я не настолько пьян, чтобы не понимать, что ты говоришь. Я влюблен в другого альфу, кажется влюблен... – он выглядел озадаченным, с прикушенной губкой, которую сейчас с удовольствием поцеловал бы сам Чанёль. – Мне наплевать на твое кресло, потому что я не собираюсь за тебя замуж, или что–то еще...в этом духе. Но оно и не было бы помехой, если бы я любил тебя, потому, что я не бросил бы любимого человека никогда! И потом… ты сказал, что все части твоего тела работают. Или это ложь? Мне кажется нравится секс... – снова прикушена нижняя губа, и Пак медленно начинает сходить с ума от такой картинки перед глазами. «Черт, Чанёль, у тебя просто давно не было секса вот в чем дело!» пытался собрать мысли и чувства в кучу, альфа. – Секс прекрасен, когда двое людей могут быть откровенны друг с другом... ну, ты понимаешь… Хотя, в общем–то, это только мои мысли, вслух… – Представь себе, мне тоже так кажется, – мягко улыбнулся альфа разглядывая слегка покрасневшее личико напротив. – Вот и прекрасно, – обрадовался омежка так, только что в ладоши не захлопал, альфа не выдержал и прыснул. – Ты не ответил на вторую часть моего вопроса, – вспомнил Пак. – На какую? – казалось, он и в правду подзабыл. – Что, если бы события развивались по такому сценарию? Ты приезжаешь на Рождество домой после двух долгих лет, и видишь Кая в инвалидном кресле, что тогда? Что бы ты сделал, О Сехун? – пытливо заглянул омеге в глаза Пак. О пожал тонкими плечиками: – Не знаю, и не хочу сейчас думать об этом... И потом Кай нытик, если бы не дай Бог, с ним что–то подобное произошло, об этом знали бы и в Корее, Китае, и вообще во всех уголках мира, так что навряд ли это было бы для меня сюрпризом. Скорее всего, я бы встречал его в аэропорту, а после отвез бы к себе и долго пытался вывести из депрессии и уговаривать пройти лечение. Он такой… Многое в его поведении есть такое, скажем так, не альфийское, что ли… Иногда, нет, почти всегда, он ведет себя не как будущий глава семьи, он становится каким–то… не надежным, вот оно – то самое подходящее слово! – всплеснул руками к потолку, омега. – Вот как, – хмыкнул Чанёль, – и что же ты тогда нашел в таком вот типе альфы? Первая любовь, привычка или просто боязнь одиночества, а? – Мне надо в ванную, – попытался уйти от прямого ответа Хун, больше боясь принять его самому, чем признаться в таком сокровенном кому–то другому, – и попить. Тебе принести чего–нибудь? – альфа помотал головой. Чанёль с улыбкой на лице наблюдал за опьяневшим Сехуном, который сейчас еле стоял на ногах в попытке дойти до ванной комнаты и не упасть. – Я сейчас вернусь, если меня не вырвет. Может быть, ты угостишь меня травяным чаем? – пьяно и мило улыбался парень пытаясь подняться по лестнице. – Иди за ним, Кокос, если ему станет плохо – позови меня, – сказал псу альфа. Ретривер выбежал из комнаты за омегой. Спустя несколько минут Хун покачиваясь вернулся в гостиную, за ним весело бежал Кокос. Чанёль уже принес травяной чай и печенье, и пересел на диван куда следом плюхнулся и омега. – Половина двенадцатого, – констатировал факт альфа, пролистывая каналы на телевизоре. – Осталось полчаса. В полночь я тебя поцелую. Ну, может быть, в одну минуту первого. – Я не люблю, когда меня используют, – наигранно недовольно протянул Пак. – Я тоже. Я поцелую тебя потому что мне этого очень хочется! Так крепко тебя поцеловать… – захихикал захмелевший омега. – А что про это подумает твой Чонин? – лукаво подмигнул альфа. – Какой Чонин? – Хун расхохотался и повалился на кушетку. Кокос понятливо гавкнул. Чанёль рассмеялся. Успокоившись омега сказал: – У тебя слишком красивый смех, чтобы прятать его... Я давно так не веселился! Жизнь – такая серьезная штука. Иногда необходимо отступить назад и увидеть... как это называется?.. Перспективу. Я люблю аттракционы, люблю иногда вести себя как ребенок. Возле того места где я живу есть парк и я люблю кататься на американских горках. Чонин никогда бы не пошел, так что я хожу туда с моими друзьями. И, хотя это, конечно, не то же самое, но не хочешь пойти вместе и... понаблюдать за людьми? Я повезу тебя туда, если ты только захочешь. – Возможно, – ушел от прямого ответа Пак. – Терпеть не могу это слово. Ким всегда так говорил. Это просто другой способ сказать «нет». Все вы, альфы, одинаковые! – Ты ошибаешься, Хун-и! Нет двух одинаковых людей. Если ты будешь считать всех альф чонинами, то многое пропустишь! – Думаю, над твоими словами надо поразмыслить… – согласно кивнул парень и придвинулся к альфе ближе. – Сколько там уже? – альфа вздрогнул от близости омеги, но показал циферблат своих наручных часов. – Почти полночь, Чанёль… – заговорчески прошептал Сехун ему на ухо, от чего по телу последнего пробежались мурашки. – Уже поздно. Уверен, что к завтрашнему утру дороги будут расчищены. Телефон заработает, и ты сможешь позвонить домой. – повторялся альфа. – Я постараюсь найти кого-нибудь, кто бы тебя отвез. У меня есть хороший механик, я попрошу его починить твою машину. Ты надолго к родителям? – Не знаю. Это зависело от... многих вещей. А что ты будешь делать? – Работать. Сейчас у нас много проектов, так что я буду очень занят. – Я тоже. Мне нравится как ты пахнешь, я люблю пряники, – быстро выпалил Хун, и тут же зарделся от собственных слов. – Мне тоже нравится твой запах, О Сехун, – сказал альфа обняв его за плечи. – У тебя хорошо, – удовлетворенно выдохнул омега. – Я люблю домашний уют и много зеленых растений. Наверное, поэтому мне нравится этот коттедж. Он теплый, уютный. Совсем как ты сам… Его не хочется оставлять. – «А меня?» вертелось на языке у альфы, но он так и не задал этот вопрос. Чанёлю нравилось вот так сидеть с Се хуном рядышком, обнимать его и иметь возможность просто вдыхать любимый с детства аромат мандаринок, видеть полюбившуюся улыбку на красивом личике, ощущать его присутствие. Он взглянул на часы. – Без пяти двенадцать. – отчего–то охрипшим голосом поведал он. – Думаешь, он приехал, м, я про Чонина? – тихо спросил Хун ни с того, ни с сего. – Он будет болваном, если не приедет. – снова этот альфа! Черт! – Его мать сказала моему папе, что он не собирается домой на Рождество. – Ну, может быть, он собирается сделать тебе сюрприз? Может, его планы изменились. Все возможно, Сехун, к тому же – я не знаю его также хорошо, как ты сам. – В любом случае, все будет в порядке. Правда. Я просто переключусь на план «Б» и буду жить дальше. – Чанёлю безумно хотелось, чтобы в жизни этого малыша был и он сам, он чуть было не сказал это, но Се перебил его: – Скоро полночь. Готовься! Помнишь, я сказал, что поцелую тебя так, что у тебя слетят носки? – Помню. И я готов. – как–то грустно улыбнулся мужчина. – Готов? Что-то непохоже... – протянул Хун, заметив изменившееся настроение альфы. – Я уже боюсь за свое давление, – усмехнулся альфа. – Что, если мне станет плохо или слишком хорошо от твоего поцелуя, что тогда?.. – Никаких «если». Я тебя поцелую! – решительно заявил парнишка, только кулачки и волшебного «файтин!» для законченности картины не хватало. – Поцелуи бывают разными. Иногда... – Не сейчас. Не в этом случае. И потом, я знаю о поцелуях всё, хоть в сексе и не особо искусен. – лицо Се было совсем близко к лицу Чанёля, и омега мог с уверенностью сказать, что хочет смотреть в эти огромные глаза напротив всю жизнь… Конечно, альфа думает, что он просто болтает и ничего не сделает, что ж, Хун покажет и ему и Чонину, на что он способен! Поцелуй – это... это... Его поцелуй не был легким. Он был страстным и дерзким. У парня закружилась голова, а по телу пробежала дрожь. Может быть, дело было в выпитом вине. Омежка прижался к альфе всем телом. Пак ответил. Хун почувствовал вкус вина на губах Чанёля и подумал а пахнут ли вином его собственные губы? Слабый стон вырвался из его груди, когда он отстранилась от горячего Чанёля. Имя альфы теперь было у него на устах. Парню хотелось еще, еще, еще... Ему нужно было сказать: «Ну что ж, я сдержал обещание, поцеловал как следует», а потом встать и уйти. Но почему–то этого делать совсем не хотелось! Се хуну нужно было совсем другое... – Я все еще в носках, – пробормотал Чанёль переведя дыхание. – Может, ты попробуешь еще раз? Или давай я сам тебя поцелую?.. – он еще и спрашивает? Да Се готов тут душу Богу отдать за еще один такой вот необузданный поцелуй, а он еще его и спрашивает. – Давай, – охотно согласился омега. И альфа поцеловал его, повторив почти один –в–один его действия, и даже больше. Альфа посасывал его язычок, проходился по его небу, и снова возвращался к языку. Губы распухли от страстных покусываний, Сехун чувствовал руки Чанёля на своем теле: горячие, ищущие, требовательные. И тогда все его последние заслонки унесло к чертям, Се тоже стал ласкать его. Он потянул вверх футболку альфы, буквально сдергивая ее с него, и тут же обхватил его обнаженную шею руками, усаживаясь ему на колени. Его собственный свитер отправился в полет следом за футболкой Чанёля, а ширинки на джинсах обоих были расстегнуты (и когда они успели?). Пак провел пальцами по груди омеги, вырывая из груди последнего несдержанный вздох и коснулся его соска кончиком языка не отводя взгляда от затуманенного, потемневшего напротив. Когда затвердевший сосок оказался у него во рту, и мужчина стал посасывать его, омега испытал необъяснимое наслаждение. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного! Он оторвался лишь на короткое время – стягивая сначала с Чанёля (которому пришлось приподняться), после и с себя штаны, и бросая их в общую кучу одежды, а после принялся за стягивание последнего предмета – нижнего белья. Пока омега возился со своим, альфа уже улегся на спину, чтобы им было удобнее. Охваченные огнем желания, они срывали поцелуи с красных губ с таким остервенением, словно оголодавшие звери. Сехун не помнил, как оказался сидящим на Чанёле сжав в руке его восставшую плоть. Его темные волосы упали на лицо Чанёля, когда омега наклонился, чтобы поцеловать его снова. Альфа же продолжал проводить пальцами по его груди, задевая соски, а после длинные и мокрые от слюны пальцы опустились на нетерпеливую дырочку, принимаясь за разработку давно не тронутых мышц. Омега стонал и просил еще, когда альфе удалось быстро найти простату, массируя ее. Чанёль не хотел порвать малыша, ведь у того не было течки, а с его размером это было возможным, но Сехун все решил за него – омега опустился поцелуями по груди альфы, и дойдя до большого, с крупной головкой члена, стал облизывать его словно леденец. Альфа едва не взвыл от накатившей волны удовольствия. Хун тем временем уже вобрал член альфы наполовину, и стал ритмично двигать головой, пытаясь взять еще больше, насколько это было возможно. – Хун-и, прошу, я не выдержу больше… – прохрипел альфа мягко отстраняя парня от своего члена за загривок. Омега смотрел на него расфокусировавшимся взглядом, а губы были опухшими после минета, тонкая ниточка слюны все еще соединяла его рот с членом альфы, и Чанёль не выдержав, дернул его вверх, на себя. Он впился жгучим и резким поцелуем в солоноватые губы, кусая их и одновременно надрачивая член омеги. Омега скулил и когда еще немного – и альфа бы кончил от одних его стонов, он попросил Сехуна: – Попрыгай на мне. И он исполнил его просьбу. Приставив возбужденный орган альфы к своему сфинктеру, стал медленно насаживаться на него, почти сорвавшись на крик… Омега чувствовал себя заполненным плотью альфы до краев, как только резко опустился на него полностью – весь мир вокруг замер, все померкло, и единственным маяком в бессознательном вакууме был он. – Чанёль… Это было в сотни раз лучше, чем он мог бы себе представить! Сейчас все казалось таким правильным, настоящим, реальным и в то же время – слишком ванильно–сказочным!.. Опускаясь на член альфы с каждым разом всё быстрее и резче, парень совсем потерял связь с реальностью, он даже не слышал своих криков наслаждения, всё, что он чувствовал – это огонь внутри себя и горячие, нетерпеливые руки альфы на своем теле, везде, куда тот мог дотянуться; губы мужчины были горячими, мокрыми и слишком гладкими, что парень решил тут же испортить, покусывая их в порыве страсти. Сехуну хотелось кричать: «Пометь меня! Привяжи к себе навсегда! К черту парные мы, или нет! Попроси остаться рядом с тобой навсегда!», но все что он мог, это только кричать, стонать и просить: «Еще, Чанёлли, еще…», и Пак давал ему это – входя с каждым разом все резче и глубже… Они вознеслись на пик блаженства одновременно, и когда горячая струя спермы альфы выплеснулась внутрь Сехуна, он закричал от жгучего удовольствия и обессилено упал на грудь Чанёля, который тут же прижал парня к себе. Они долго не шевелились, их все еще потряхивало от вспышек оргазмов, что проходили волнами, но кажется, ни один из них не понял, что их связывает одним единым узлом… На периферии сознания, Сехун вспомнил сказанное однажды Кёнсу, что сколько бы раз альфа не кончал в омегу, если у последнего нет течки – он не забеременеет. Омега грустно улыбнулся, отчего-то ему стало жаль. Он был бы не против стать папой милой мини-копии такого красивого и мужественного альфы, совсем не против... Но кто они друг другу? Никто... Хуну захотелось посмотреть на Чанёля, захотелось что-нибудь сказать, но подумав, он промолчал. Он ждал его слов, но альфа лежал тихо, гладя бледное плечо любовника. Почему он ничего не говорит? Может быть, он считает это платой за кров и пищу? Будет ли он уважать Сехуна утром? Черт возьми, было уже утро. Что вообще на него нашло? Чертов Кай! Как Се мог отдаться этому жутко сексуальному альфе? Он ведь был влюблен в Чонина. Но почему–то, именно в этот момент Хун не мог вспомнить, как вообще выглядит Чонин. Прождать два года, и изменить ему с малознакомым альфой… Но измена ли это? Считается ли это изменой вообще? «Нет, нет!» – кричала душа омеги. Сехун чуть не расплакался. Но он сразу успокоился, стоило Чанёлю притянуть его лицо за подбородок к себе и поцеловать, а после расцеловать раскрытую ладошку. – Я... я никогда раньше... Я не хочу, чтобы ты думал... Я не из тех, кто прыгает в постель... Это первый раз за два года... я... – пытался оправдаться Сехун. – Шш, все хорошо. Было так, как было, – тепло, чудесно и естественно. Ни один из нас не должен давать никаких клятв и обещаний. Спи, Хун-и, – прошептал Чанёль. – Ты не уйдешь? – спросил Се сонным голосом. – Мне бы хотелось проснуться рядом с тобой. – Не уйду. Я тоже хочу проснуться с тобой. – Ты ведь знаешь, как я люблю пряники? – Я понял это, когда увидел, как ты готовишь свой домик на моей кухне вчера.... –альфа ласково чмокнул омегу в макушку. – Так вот… Ты слаще любого домика на свете, мой пряничный альфа, – глупо улыбаясь, тихо проговорил Сехун водя пальчиком по широкой груди мужчины. – Подожди-ка, как это «когда увидел, как ты готовишь на моей кухне»? Ты ведь был в гостиной все это время, и только Кокос все время вертелся рядом со мной!.. – вдруг дошло до него. – Ну, пока ты не видел, я незаметно наблюдал за тобой… – замялся Пак признавшись, Се хихикнул в кулачок. – Хорошо… А когда я стал «Хун-и»? – еле разлепив сонные глазки, спросило это чудо. Чанёль улыбнулся чмокнув его в макушку. – С той самой минуты, как развалился на моем полу в прихожей, дурачок. А теперь спи, моя радость. – и, снова легкое касание, теперь в лоб. Омега вздохнул и через пару минут уже крепко спал, устроив голову на плече альфы. Как будто, после всего, что произошло, альфа мог уснуть! «Успокойся, Пак, этот милый парень принадлежит другому, – говорил он себе, по крайней мере, пока они не примут окончательного решения». Но то, как ему было хорошо с этим пахнущим мандаринками, омежкой, говорило о том, что это – не был просто секс! И то, как ему хорошо с ним сейчас, даже просто лежа рядом и прижимая к себе, черт!.. Что он сказал Сехуну? О, да: «Было так, как было». «Черт бы тебя подрал, Чонин или как тебя там! Ты не заслуживаешь Сехуна! Пусть твой проклятый член отвалится. Ты точно не сидел там поджав яйца в своем Китае! Я знаю это так же точно, как то, что солнце встает по утрам. Хунни это тоже знает, просто не хочет признаться». Альфа уставился на огонь в камине невидящим взором. Завтра Се уедет, и он больше никогда его не увидит. Он же будет жить дальше со своей операцией, своей работой, своими проблемами. Будет жить вдвоем с Кокосом, и унюхав запах мандаринов каждый раз, он будет вспоминать его – стройного, долговязого и жутко красивого омежку, что приполз в его обитель, обвязав вокруг запястья красную рождественскую ленту… ***