С уважением, Д. 02.09.2011”
Броуди, инспектор соседнего отделения, отметил заинтересованным мычанием большую “м” в слове “встретимся” и с подозрением спросил: - У вас есть враги? Себастьян честно задумался. Все его враги, если за таковых можно было считать преступников, которых он ловил вместе с Фрэнком, сидели по тюрьмам. Разве что, их родственники или друзья из криминальной сферы, которых они не успели опросить, когда проводили расследование, могли быть к этому причастны. - Меня интересует другой вопрос, - признался он, пальцами ощупывая конверт из плотной, дорогой, пахнувшей какими-то мужскими духами бумаги и записку, надеясь найти там что-то, что ещё не нашли приехавшие по первому зову криминалисты. – Какой враг захочет отужинать с тобой в людном месте, до этого устраивая из своей поимки своеобразную игру? Он сфотографировал на телефон улики, понимая, что никто не собирается дарить их ему, отдавая в безвозмездное пользование или хотя бы на хранение дома, и вернул их так и не нашедшемуся с ответом Броуди. Что-то в этом обращении, “детектив”, казалось ему неумолимо знакомым. Четырнадцать дней спустя они поймали грабителей, и их главарь, Бэрроуз, хохотал Себастьяну в лицо: - Я знаю, что за игру он затеял. Мы все знаем, какие планы у него на тебя. Но ты никогда не поймаешь его, Моран. Это выше твоих сил. Он умнее всех, он – Наполеон криминального мира! Тот задумчиво почесал в затылке и велел увести безумца. Разговаривать с этим фанатиком было бесполезно. - Лучше сдайся, - у самой двери проговорил Бэрроуз, и констебль вытолкал его в коридор. Сдаться Себастьяну не позволяли гордость и азарт. Кто-то бросил ему вызов. Как он мог оставить это без внимания?! В начале октября нашли плывущий по Темзе труп, к которому была прикреплена ещё одна записка, предусмотрительно завёрнутая так, чтобы случайно не намокнуть от воды. “Все ещё никаких догадок, детектив? Вы теряете драгОценное время”. - О чём он, у нас же ещё год с лишним, - озадаченно вклинился Фрэнк, поехавший на место преступления вместе с Себастьяном. - У меня, - неожиданно собственнически поправил тот. – Это моя с ним битва. - Может, “О” – это не “О” вовсе, а число? Это пятнадцатая буква алфавита. Возможно, он намекает нам… тебе на то, когда появится следующая жертва? – тактично свернул со скользкой темы Фрэнк. – Или это исковерканный ноль. Начало отсчёта? Но игра началась ещё в сентябре, разве нет? - Всё может быть, - Себастьян нахмурился. – Но если это пятнадцатое число, то где его искать? Я так и не понял, хочет он, чтобы его поймали или нет. Какой преступник захотел бы быть пойманным? Какой преступник назначал бы встречу на два года вперёд, но при этом давал бы подсказки, как себя обнаружить? Здесь у нас образовалась весьма незаурядная личность… Он не мог выбросить таинственного преступника из головы. Бэрроуз сказал, что он – Наполеон преступного мира. Значит, это какой-то самоуверенный тип, наверняка изнывающий от скуки, а потому решивший затеять игру с полицией. Но почему именно с ним? Следил ли этот тип за ним с самого начала? Как он узнал про него? Всю славу забирал себе Фрэнк, потому что Себастьян не любил светиться в газетах и считал, что при такой работе лишняя известность только помешает дальнейшей службе. “М” и “О”. “МО”. Это какая-то аббревиатура? Намёк? На что? Название организации? Преступной группировки? Города? Может, это чья-то фамилия или имя? Себастьяну совсем не нравилась эта игра, потому что он не мог понять её правила. Помимо того единственного, которое было указано в первой записке. Почему именно два года? Может, это тоже какая-то подсказка? Ссылка на книгу? Историческое событие? Стоило ли проверить ресторан, который он указал? Восемь вечера? Может, там заложена бомба? Или в ингредиенты добавлен яд? Или кто-то из персонала нечист на руку? У него пухла голова от обилия вариантов, от обилия путей, по которым можно было пройти, чтобы отследить правду. И то, возможно, не наткнуться. Кто даст гарантию, что он правильно свернёт на очередном перекрёстке, что он правильно расшифрует послание? Этот тип был чертовски умён и пока маячил далеко за горизонтом, так, что даже фигуру не разглядеть. Себастьян не мог понять, чего в нём больше: ненависти к этому типу, азарта от того, что попался такой умный игрок, или восхищения. Или всего понемногу? То есть, нет, конечно, ненависти больше. Определённо. Ради своих игр тот убивал людей и подстраивал ограбления. Два года? Ха! Не наступит весна, как он заставит этого гада отплатить за свои прегрешения! В конце октября, меж тем, в подворотне нашли убитую женщину, и труп её был распят, а на шее висело очередное послание. “Ваша мать была Религиозным человеком, не так ли, детектив? Верите ли вы, что Бог поможет вам покарать меня?” Себастьян нецензурно выругался: неужели теперь в ход всегда будет идти личная информация? Не то чтобы он стеснялся своей религиозной родительницы, но от подобных маленьких заметок из прошлого всё равно становилось как-то неуютно. Невольно вспомнились напевные молитвы шёпотом перед едой и рассказы о небесах, куда попадают только послушные мальчики. На трупе, разумеется, ничего не нашли: ни отпечатков пальцев, ни волосков, ни ворсинок. Ни единой зацепки. Криминалисты только развели руками. Себастьян снова нецензурно выругался, почти чувствуя на себе укоризненный взгляд матери, почившей с миром ещё в те дни, когда он был на войне. Двенадцатого ноября ему доставили послание лично в руки, когда он сидел в участке и по дцатому кругу просматривал фотографии улик, продумывал варианты аббревиатур. Почтальон выглядел, мягко говоря, встревоженным и сказал, что получил анонимное письмо, в котором говорилось, что, если он не доставит конверт лично в руки детективу Морану, его семья пострадает. Письмо недоброжелатель велел сжечь сразу после прочтения, вероятно, чтобы не осталось лишних улик. В конверте оказалась записка: “Они прозвали меня ЗагадочнИком, потому что я играю с вами, детектив. Вам не кажется это забавным? Ностальгия по детству и комиксам про Бэтмена. Наслаждайтесь”. А также сто сороковой выпуск Detective Comics, где впервые появился этот злодей, и несколько газет, где это прозвище упоминалось в статьях. “Загадочник наносит очередной удар”, “Два года: много или мало? Загадочник подкидывает первую подсказку”, “Кровавая игра с инспектором полиции: Загадочник против Морана”. Последняя, кстати, к неудовольствию начальника участка, содержала нелестные слова в адрес полиции, которая, кажется, не особо торопилась с поимкой преступника, и одного конкретного инспектора. На комиксе обнаружили отпечатки двенадцатилетнего Кристофера Фаулера, и Себастьян тут же помчался расспрашивать его. - Эти комиксы ещё мой папа собирал, - объяснил мальчик. – Год назад он умер в автокатастрофе, и они достались мне. Я знал, что они редкие теперь. - Поэтому решил продать? – осторожно уточнил Себастьян. - Маме тяжело приходится на работе, а тут ко мне на детской площадке подошёл мужчина, спросил, люблю ли я Бэтмена. Мы разговорились, он вроде не выглядел опасным, никуда меня не звал, да и место было людное. Мы договорились встретиться там же на следующей день, и он отдал мне деньги, а я ему – этот выпуск про Загадочника. - Как он выглядел? - Он был в дорогом костюме, где-то сто восемьдесят сантиметров ростом, тёмные волосы, карие глаза. Никаких шрамов и приметных родинок. И ещё он был в перчатках. - Спасибо, это может очень помочь в расследовании, Кристофер. - Удачи вам, инспектор Моран. В перчатках. Хитрый гад. Никаких отпечатков, как обычно. Себастьян с трудом подавил неуместную улыбку и восхищение этой продуманностью деталей. - Это ничего не значит, - качнул головой Фрэнк. – Он мог ещё кого-нибудь запугать и подослать. - Нет. Я спрашивал у Кристофера, он сказал, что тот мужчина не выглядел нервным. - Может, он просто хорошо скрывал это? Да и ты слышал его описание? Темноволосый, карие глаза, сто восемьдесят сантиметров… Под это описание попадает несколько тысяч человек. Он, кстати, сказал, сколько тому лет? - Где-то тридцать, - Себастьян пожал плечами и вздохнул. Он прекрасно знал, что это мало что давало, но это было хоть что-то. Хоть какой-то прогресс. – Но даже если это его пешка, всего лишь пешка в игре, её тоже можно разыскать, может, он что-то знает. - Не строй воздушных замков, - посоветовал Фрэнк. – С облаков больно падать. В декабре, почти под самые рождественские праздники, обнаружили труп мужчины с вырезанным на груди словом “искусство”** и до невозможности краткой запиской-пожеланием в кармане пиджака, испачканного кровью. “СчастлИвого Рождества, детектив”. - Он намекает, что убивать – это искусство? Что он собирается стащить картину в одной из галерей Лондона? Что убьёт человека искусства? – с нескрываемым любопытством засыпал его версиями констебль, поехавший на место преступления, чтобы делать записи и при необходимости выполнять роль мальчика на побегушках. - Нет, - хмыкнул Себастьян, прокручивая в голове все полученные записки. – Он говорит нам, что его зовут Мориарти. А в Новый Год, вместо подарка, дело Загадочника забрала МИ-6, заявив, что по отслеживаемым им каналам прошёл слушок, будто Мориарти причастен к подделке банковских чеков. Себастьян сдержал желание вцепиться в дело зубами или схватить и убежать в самые неблагополучные районы Лондона, где люди в дорогих костюмах просто побрезгуют его искать. - Босс, сделайте что-нибудь, - нахмурившись, потребовал он. - Это не наша проблема, Себастьян, - сразу открестился начальник. – Теперь это дело Воксхолл-кросс, восемьдесят пять***. Ты же не против скинуть это со своих плеч? Пусть теперь газетчики хают секретную службу за их провалы с этим типом. - Но он ведёт игру именно со мной! Кто знает, как он отреагирует, если изменят правила его игры без его же согласия. - И знать ничего не хочу, - отрезал тот. Себастьян раздражённо цокнул языком и отправился домой. Январь проскользнул мимо без напастей, а вот в феврале произошёл взрыв в одном из полицейских участков. Те, кто выжил (а таких было меньшинство) оказались в критическом состоянии и с ожогами, покрывавшими больше половины тела. Тем же вечером Себастьяну пришло письмо от старого знакомого. “До меня дошла новость, что моё дело у вас забрали, детектив. Мне это не понравилось. Я написал нашим друзьям из МИ-6, что, если мои послания не будут доходить до вас, я выражу протест, который им не понравится. Они, видно, решили, что я шучу, я ведь большой юморист, вам ли не знать. И случилось то, о чём вы наверняка слышали в новостях. Искренне сочувствую вашим коллегам, но винить вы должны наших таинственных друзей, я лишь сдержал своё слово. Теперь же о том, что я хотел сообщить. Чтобы отвлечь вас от моих поисков и занять на время ожидания судьбоносного второго сентября, я придумал вам работу. Уже заинтригованы? Не стану вас томить. Тот, кто вам ближе всех, - предатель. P.S. Поскольку дело официально находится в руках секретной службы, я полагаю, вы имеете право не показывать это письмо никому из ваших сослуживцев. В противном случае, вы только спугнёте добычу”. Себастьян скрипнул зубами. Он ненавидел себя за то, что верил Мориарти. Верил в это сообщение о предателе. Хотя какого чёрта? Тот мог специально затеять эту игру. Игру в игре. Чтобы отвлечь, как сам и написал. Для отвода глаз и потехи. Вопроса, кто был ему ближе всех, даже не возникло: из всего отдела он по-настоящему сдружился только с Фрэнком. Неужели тот был предателем? Что же он сделал? Может, продолжал делать до сих пор? Себастьян мужественно пытался игнорировать это. Целых две недели терзаний, в которые в нём боролось две мысли. Первая утверждала, что Мориарти – преступник, просто больной псих, который убивал людей ради своих жестоких игр. Вторая говорила, что, тем не менее, этот преступник был хорошо осведомлён о его жизни, даже не поленился узнать о прошлом, так что, возможно, он знал немало и об его окружении. О жизни Фрэнка, например. Той, которая не касалась убийств и ограблений. В итоге он сдался на милость второй и решил последить за Фрэнком какое-то время. Он умел быть тихим и незаметным, если того требовали обстоятельства, а потому сослуживец не должен был его заметить. Поскольку они по-прежнему жили в соседних квартирах, задача сильно упрощалась. С неделю Фрэнк вёл себя спокойно, иногда таскался в бар или совершал пешие прогулки ночью, выходил покурить. И Себастьян уже было почти успокоился, решив бросить, но что-то подсказывало, что не надо, следует подождать ещё немного, и он снова пошёл на поводу у своего чутья, привыкнув доверять ему. В середине второй недели Фрэнк сорвался куда-то, было слышно, как громко хлопнула дверь. Себастьян отправился следом и остановился недалеко от заброшенного склада. Попахивало киношностью, и хотелось отнестись ко всему скептично, но в воздухе как будто витал запах опасности. Осторожно выбравшись из машины, он неспешным шагом дошёл до самой лязгнувшей при закрытии двери и прижался к ней спиной, обратившись в слух. - Знаешь, что, Паттерсон, мы так не договаривались, - зло заметил чей-то грубый голос. – На наш след уже напали копы, а ты обещал вести их по ложному пути. - Эти копы, Родригез, с другого участка, я не могу уследить ещё и за ними. Мне тут своих проблем, знаешь ли, хватает. - /Тебе/ проблем хватает? У меня мальчики гоняют с полными тачками наркоты, а за ними копы, и ты говоришь, что это у тебя проблемы, Паттерсон? Давай отрежем тебе яйца, запихнём их тебе в глотку и посмотрим, как ты будешь давиться ими, и в этот момент философски порассуждаем, у кого тут проблемы. - Послушай, врежь мне, если тебе от этого станет легче, но теперь своё дерьмо ты должен разгребать сам. Себастьян похолодел. Значит, Мориарти был прав: Фрэнк – предатель. Фамилия Родригез казалась знакомой. Наркотики… Он точно что-то читал об этом. Девяносто девятый год или что-то вроде того. Банда, промышлявшая подобными вещами, была довольно известна в полицейских кругах, но они смылись из Лондона, уехали из Великобритании в принципе, и теперь, видимо, вернулись, решив возобновить свой грязный бизнес. - Я могу убить тебя прямо здесь, и о твоей смерти забудут уже через неделю, перестав расследовать и искать эти ваши улики и доказательства… Себастьян решил, что не может позволить Фрэнку роскошь умереть сейчас, так легко и просто, даже не расплатившись за свои грехи, и вероломно ворвался на склад. Пользуясь эффектом неожиданности, он оглушал главаря, который говорил всё это время, отобрал у него пистолет и выстрелил чуть ниже сердца первому телохранителю, однако второй в это время успел выстрелить в Фрэнка и задеть пулей плечо Себастьяна. - Почему? – не обращая внимания на боль, спросил он, опускаясь рядом с Паттерсоном. - Нам мало платят, - фыркнул тот и скривился, зажимая рану. – А я хотел красивый дом, дорогую одежду и вкусную еду. Банально, да? Себастьян стиснул зубы и вызвал скорую помощь и полицию. Весёлая должна была выдаться ночка. - А ещё я сливал газетчикам информацию о твоём деле. О, они щедро платили за каждое слово. Жадно записывали и отстёгивали фунты. - Мы знаем друг друга лет пять. Неужели ты только под виски при первой встрече показался мне хорошим парнем? - Извини, Себ… - Мать твою, Фрэнк, ты был отличным копом. Что стряслось?! - Некоторые люди стараются изо всех сил, чтобы скрыть гниль, в которую превращается их нутро. Я – как раз один из таких. Просто не смог заработать на дорогой парфюм, чтобы скрыть её запах, вот и всё. До больницы Фрэнк не дожил. Себастьяну обработали плечо, выдали обезболивающие и отпустили с миром после небольшого разбирательства. Когда первые солнечные лучи робко заглядывали в спальню, он вернулся домой, тихо закрыл за собой дверь и закричал. Закричал громко, не стесняясь и заведомо наплевав на соседей, которые могли пожаловаться. Куда? В полицию? Ха! Он кричал, пока у него не охрип голос, потом начал молча бить по стене здоровой рукой. Он отказывался верить в то, что произошло. Он отказывался верить в то, что его мир перевернулся. Мориарти сказал ему правду, а Фрэнк лгал всё это время. Сколько? Сколько он уже был с ними в сговоре? Год? Больше? Продавал ли он сам наркотики или просто делал вид, что не замечает, когда это проворачивали другие? Через два часа его вызвал в участок босс, и в его кабинете Себастьян, чувствуя себя опустошённым, словно внутри разверзлась бездна без конца и края, поглотившая все чувства и эмоции, глядя в пол, всё рассказал. Рассказал, что после дела Загадочника он не знал, чем себя занять, и спустился в архив. И нашёл там дело девяносто девятого года. И вот тогда-то Фрэнк вспомнил, что, кажется, слышал что-то о снова появившемся в городе Родригезе. И что они вычислили его и решили устроить эту облаву вдвоём, так необдуманно, словно тинейджеры, вообразившие себя супергероями. Как последние идиоты, забыли даже наручники, не то что шокеры. И что в той заварушке больше всех повезло именно Родригезу, потому что он отключился от первого же удара. Босс покивал, хлопнул по здоровому плечу и сказал мягко: - Возьми отпуск на недельку, Себастьян. Для всех нас это большая потеря, но тебе досталось больше всех. Себастьян вернулся домой и напился в хлам, лишь бы хоть на секунду забыть об этой ненависти к себе. Ненависти к той слабой своей части, которая хотела верить и помнить того Фрэнка, которого он знал все эти пять лет. А не того, которого он увидел той ночью на заброшенном складе. Похороны были третьего марта. Собрался весь участок, плакала жена Фрэнка, плакал их ребёнок. У них, оказывается, был ребёнок. Ребекка не сказала ему, что беременна, когда они разводились, а потом он перестал её навещать, чтобы не подвергать опасности, как она и хотела. У них родилась дочка Джудит. Себастьян сдержал желание спрыгнуть туда, в яму, открыть гроб и врезать Фрэнку по его мёртвой роже. Он не должен был умереть. Он не должен был… Вернувшись домой, Себастьян обнаружил на полу конверт, который случайно придавил относительно грязным ботинком, оставив отпечаток. Уже не предчувствуя ничего хорошего, поскольку там не было написано ровным счётом ничего, он открыл его и вытащил на свет лаконичную записку. Почерк был знакомым до невозможности, так что в личности адресанта сомневаться не приходилось. “Как благородно, детектив”. - Да пошёл ты, - прошептал Себастьян в пространство и, раздражённо скомкав послание, безо всяких сожалений выбросил его в мусорку. Остаток недели прошёл мутно: он пил, спал, смотрел телевизор и ждал, пока заживёт плечо, стараясь не слишком сильно напрягаться. Мориарти, словно тоже решив дать ему отпуск, не совершил никаких подлостей. Или совершил, но о них ещё не стало известно средствам массовой информации, способным растрезвонить всему свету что угодно и при этом сделать из мухи слона. Невольно вспомнилось, что Фрэнк рассказывал газетчикам про дело Загадочника, чтобы заработать побольше денег. Себастьян нахмурился, сжимая в руке стакан: как скоро затянется эта рана? Как скоро станет шрамом, оставив лишь память о произошедшем, но убрав все уместные и неуместные в данном случае чувства? Уж точно потребуется больше времени, чем с какой-то царапиной от пули. Сердце ныло куда сильнее, и от ментальной боли ещё никто не придумал таблетки. С губ до сих пор рвалось только горькое: “Подумать только…” По возвращении на работу его тут же настигло новое дело: какой-то ненормальный душил старушек и забирал всё ценное имущество. Себастьян взялся за него неохотно, со скрипом, после случившегося снова заниматься расследованиями оказалось тяжелее, чем он себе представлял. Вероятно, именно из-за этого он ловил душителя целых три месяца, за которые тот успел убить аж шестерых. Больше всего раздражало, что первое время участок смотрел на него с жалостью. Все знали, как он был дружен с Фрэнком. Но, вот ирония, никто не знал правду. Никто не знал истинную причину его терзаний. Для всех тот умер героем. Себастьян не мог с уверенностью сказать, кого ненавидел больше: себя за это враньё и глупую веру в человека, которого, вероятно, на самом деле и не существовало, или Фрэнка, который так умело притворялся хорошим другом, что в итоге его как друга хоронил даже тот, кто знал правду о его связях с шайкой наркоторговцев. В июле пришла ещё одна весточка от Мориарти. “У нас с таинственными друзьями за это время сложилась своего рода система сотрудничества: я присылаю им какую-нибудь забавную работу (они наивно полагают, что я даю им подсказки, как подобраться ко мне поближе), а они доставляют вам мои письма. Я слежу за этим лично, если позволите так выразиться. А вы похудели, детектив. На вас так сказался стресс из-за потери друга? Пожалуйста, позаботьтесь о себе, вы нужны мне в лучшем виде. И перейдите с виски на чай, а то вас и вовсе выгонят с работы. Люди умирают каждый день, вы наверняка видели это на войне. Придите в себя. P.S. У вас на плече остался шрам?” Как ни странно, это письмо действительно заставило Себастьяна встряхнуться. Хотя советы всерьёз он, разумеется, не воспринял. Во всех этих строчках ему виделась издёвка. Нужен в лучшем виде? Для чего? Для встречи через год и несколько месяцев? Он только фыркнул на эту мысль. И что это за любопытство относительно шрама? Почему его это вообще интересовало? Захотелось забить в базу данных полиции “Мориарти” и пройтись по списку, сколько бы их там ни оказалось, чтобы сверить почерк, но, чёрт подери, кто знает, писал ли он это сам. Это было бы слишком опрометчиво с его стороны, особенно после того, как он сообщил свою фамилию. Или прозвище. Или чёрт знает что. Скорее всего, Мориарти заставлял это делать каких-то своих пешек. Ведь если он – Наполеон криминального мира, у него в подчинении должно было находиться огромное количество людей, не говоря уже о “деловых партнёрах”. Тем не менее, он зарылся во все дела, которые как-либо, пусть даже почти совсем косвенно, связывали с этим типом, и углубился в изучение. На третий день ему уже казалось, что он видит намёк в каждой букве, однако каждый намёк тянул в разную сторону. Он затронул религию. Значило ли это, что Мориарти и сам был религиозен? Или он верил только в себя, как в истинного бога? Ставил ли он себя выше других? Учитывая эти снисходительные игры с полицией и секретной службой – вполне возможно. Эдакий комплекс Бога. Также он упоминал комиксы и Бэтмена. Значило ли это, что он ассоциировал себя с одним из злодеев? Стоило ли искать информацию в том сто сороковом выпуске, который они так и не отдали Кристоферу, сначала запихнув в архив как улику, а потом перенаправив в руки МИ-6? Когда совершили очередное преступление, Себастьян тут же отмахнулся: - Пусть этим займётся Галбрейт, он у нас как раз недавно инспектором стал. Босс едва не задохнулся от такой наглости и устроил выволочку, потом безуспешно попытался побеседовать по душам, но, осознав тщетность своих усилий, плюнул и отправил на дело другого. Участок посмотрел на Себастьяна, чей стол был завален различными папками с разбросанными по всей поверхности листа файлами, отчётами и заметками, и дружно покрутил пальцем у виска. Точно свихнулся парень. Себастьян выудил из пачки последнюю сигарету и нахмурился. Нехорошо. Впрочем, он всё равно собирался зайти в тот уютный маленький продуктовый магазинчик на углу рядом с домом за десятком яиц и сосисками. Ещё шагов за пятнадцать до магазина он вдруг услышал стрельбу и напрягся. Чёрт побери. Шокер и наручники остались в участке. Он осторожно прокрался к двери, открыл её, стараясь как можно меньше шуметь при этом, и оценил обстановку. Грабителей было трое: один держал на прицеле заложников, которые жались в углу, и ещё двое обчищали кассы. Себастьян ринулся к первому и успел отключить его, забрав пистолет, выстрелил в руку второму, но третий в это время успел выхватить свой пистолет и прострелил Себастьяну ногу. - Смотрите-ка, спаситель из народа явился, - фыркнул тот, хотя голос его слегка дрожал. – Попытаешься ещё что-нибудь вытворить, я пристрелю одного из заложников, понял? Себастьян кивнул. - А теперь ползи к ним. Давай, пошевеливайся. Он поднялся и доковылял до стены, чтобы сползти по ней, стиснув зубы. Темноволосый мужчина в деловом костюме отделился от группы, и грабитель сразу же среагировал: - А ты что дёргаешься? Жить надоело?! - Я просто осмотрю его рану, ясно? Я – врач, - раздражение в его голосе можно было списать на нервозность из-за ситуации в целом, и, кажется, преступник не стал накалять обстановку ещё больше: – Только по-быстрому давай. - Это было очень смело, - мужчина чуть улыбнулся, хотя вернее было бы сказать, что он нервно дёрнул уголком губ. – Вы, наверное, полицейский? - Видать, у меня на лбу написано, - криво усмехнулся Себастьян и зашипел, когда нечаянный помощник прикоснулся к краям дыры от пули. - Она всё ещё там, - сглотнув, почти прошептал незнакомец. – Вас нужно немедленно доставить в больницу. - Как видите, доктор, “немедленно” слегка откладывается, - фыркнул Себастьян. - Возьмите пока мой платок, зажмите рану, чтобы не потерять слишком много крови. Он именно так и поступил, глядя, как ткань пропитывается кровью. Да уж, что ни день, то праздник. Уходишь с работы и всё равно как будто на неё же и пришёл. Пока первый грабитель был в отключке, а второй ныл про подстреленную руку, третий усердно выгребал деньги из касс, сминая и шурша банкнотами. Спустя несколько минут напряжённого молчания между заложниками и усердного сопения со стороны преступника кассы были опустошены, и единственный непострадавший, оценив обстановку, просто смотался с награбленным сам. - Если мне скостят срок, я готов сказать, где он будет прятаться несколько дней, - заявил второй, тоже оценив обстановку, но по-своему, и по-прежнему баюкая руку. - Я вызову скорую, - спохватился незнакомый доктор, неожиданно быстро приходя в себя после всего случившегося. - А я – полицию, - поддакнул Себастьян, стараясь не сильно шевелиться, чтобы вытащить телефон. – У нас тут всё уже готово для дачи показаний. Доктор поехал с ним в скорой и проводил до самой операционной, уже у двери проговорив с хитрой улыбкой: - Поправляйтесь, детектив… И тут Себастьян вспомнил. И этот голос с ирландским акцентом, год с лишним назад поздравивший с назначением на новую должность, и описание внешности, данное Кристофером. Тёмные волосы, сто восемьдесят сантиметров (впрочем, тут он польстил немного), карие глаза, примерно тридцать лет… - Подождите! – он дёрнулся так, что врачи отпрянули от неожиданности. – Это же… Я должен его допросить! Поймать! Отпустите меня! Ему вкололи успокоительное, с трудом уложив обратно, и через несколько минут мир померк. Когда Себастьян проснулся, он уже лежал в палате, нога была обработана и забинтована, а на тумбочке стоял букет цветов. В букете уютно устроился белый конверт. “Было приятно наконец-то встретиться с вами лицом к лицу, детектив. Хотя, кажется, вы так не думали. У вас очень приятный голос. И явно что-то не в порядке с головой, учитывая, что вы набросились на них без пистолета. Впрочем, мне понравилось. Я прошу у вас прощения за повреждённую ногу: мы не договаривались о стрельбе, мальчик просто запаниковал. Вы сбили беднягу с толку своей мужественностью, решительностью и искренним желанием спасти запуганных людей. На языке цветов красная хризантема означает наилучшие пожелания. Я желаю вам скорейшего выздоровления и с нетерпением жду, когда вы вернётесь к работе. P.S. С годовщиной нашей с вами игры”. Он хмыкнул: и правда. Вчера ведь было второе сентября. Что тут сказать, Мориарти умел делать подарки. Ближе к обеду заглянул босс. Тактично выразил удивление от букета цветов. Себастьян помахал неподписанным конвертом и получил в ответ понимающий кивок. Босс тоже пожелал скорейшего выздоровления, чем вызвал у Себастьяна невольную дрожь, и оставил несколько газет, чтобы тот не скучал и заодно посмотрел заголовки. “Героический поход в магазин”, “Полицейские на службе даже в нерабочее время”, “Список дел на сегодня: купить молоко, обезвредить грабителей”. Себастьян фыркнул и скривил губы: он по-прежнему не любил быть в центре внимания. Ему хватило его ещё в те дни, когда дело Мориарти было у него на руках. А ещё журналистам очень хотелось знать, как он себя чувствовал после смерти Фрэнка. И вот теперь опять. Вся страна, наверное, уже знала про простого инспектора Морана, который умудрялся попадать в непростые ситуации. За тот месяц, что он провалялся в больнице без дела, он получил ещё одно письмо от Мориарти, на этот раз без цветов, и окончательно сошёл с ума от скуки. Босс отказался привозить ему материалы дел, справедливо опасаясь, что Себастьян сбежит из больницы и опять отправится геройствовать, при этом совершенно наплевав на раненую конечность. Медсёстры были до тошнотворного заботливы и чрезвычайно улыбчивы, когда отвечали, что они не имеют права выписывать пациентов, этим занимаются назначенные врачи. Назначенный Себастьяну врач появлялся два раза в неделю, задавал стандартные вопросы, что-то записывал на висящей в другом конце кровати карточке и убегал до того, как с ним можно было обсудить счастливое прощание с этими четырьмя стенами. Через месяц он перестал хромать, добираясь до туалета, резво ходил в кафетерий и даже делал зарядку по утрам. Так что медсестра Нэнси проводила его до выхода и пожелала когда-нибудь встретиться в другой обстановке и при других обстоятельствах. Себастьян криво улыбнулся и, поймав такси, уехал домой. В середине октября, ничуть не забывая о Мориарти, но не желая отгораживаться от мира только из-за этого дела, он взялся расследовать кражу драгоценностей у богатой семьи. Босс приставил к нему какого-то молодого констебля, чьё имя он даже не удосужился запомнить, и как раз к Хэллоуину всё разрешилось. Как-то быстро пролетели ноябрь и декабрь. Рождество и Новый Год Себастьян встретил вместе с Джеком Дэниелсом, колючей искусственной ёлкой и посланием от старого знакомого. “Маленький подарок с расчётом обогатить ваш гардероб. Надеюсь на скорую встречу, детектив”. Маленьким подарком Мориарти назвал галстук. Судя по ощущениям, он был шёлковый и очень дорогой. И немного строгий. Чёрный в серебристую полоску. Себастьян разрывался между неуместной благодарностью (подумать только, к преступнику!) и трепетным благоговением перед такой дорогой вещью. В качестве иронии он и его повесил на одну из колючих веток. Январь прошёл относительно спокойно, только пара драк, а в феврале, четырнадцатого числа, как по иронии, произошло убийство, как потом выяснилось, на почве ревности. Девушка узнала, что парень изменяет ей, подстерегла по дороге домой поздно ночью и нанесла несколько ударов ножом. Он скончался от потери крови. Кристи сама созналась в содеянном спустя пару дней и с решимостью на бледном, заплаканном лице кивнула, подтверждая, что готова понести наказание. А первого марта Себастьяну доставили костюм. Прямо к двери. У него ещё промелькнула эта забавная, с ноткой облегчения мысль: “Хорошо хоть не в участок”. “После личной встречи интерес к вам вырос в немыслимых количествах, и я не смог больше ждать. “The Capital”, завтра, восемь вечера. Это просьба, детектив, я не собираюсь никого убивать или взрывать, если вы откажетесь. Вам совершенно нечего терять”. Себастьян подумал: а почему бы, чёрт побери, и нет? Чем раньше встретятся, тем раньше выяснят отношения. Что бы там ни хотел Мориарти, он собирался отказать ему, если только это не явка с повинной. Вернувшись с работы, он стянул с себя футболку и джинсы, отбросил прочь кроссовки, в которых всегда, если что, удобнее было гоняться за уличными воришками. Вытащил из шкафа недавно отглаженную белую рубашку в тонкую чёрную полоску, всунул руки в рукава и педантично застегнул все пуговицы, поначалу будто нарочно не поддававшиеся. Потом повязал галстук, который Мориарти подарил ему на Новый Год. Надел костюм, предоставленный им же. Следовало признать, этот тип прекрасно знал пропорции его тела: одежда сидела просто идеально. Никакого дискомфорта, удобно и просторно. До ресторана он добирался на метро. Костюм за это время успели слегка помять проходящие мимо и толкающиеся пассажиры, и стало как-то неловко и нервно за свой внешний вид, когда он оказался уже у самых дверей. Рваным движением одёрнув пиджак, Себастьян вошёл внутрь, кивком поблагодарив открывшего дверь уже немолодого швейцара, и к нему тут же подскочил метрдотель: - Мистер Моран? Вас уже ожидают. Следуйте за мной. С трудом подавив удивление, Себастьян сделал, как велено. Мориарти уже сидел за небольшим столиком. При виде долгожданной добычи, коей выступал Себастьян, он мягко улыбнулся, но взгляд его остался цепким и отметил каждую деталь. - О, вы надели тот галстук, что я вам подарил, - он обрадовался, как ребёнок, едва не захлопав в ладоши. – Так и знал, что поедете на метро. Я хотел вызвать вам такси прямо до ресторана, но решил, что вы слишком гордый, чтобы принять от меня ещё и этот небольшой подарок, задуманный исключительно для вашего удобства. - Ты правильно подумал, - мрачно заметил Себастьян, придерживая вышеозначенную часть одежды, садясь на стул напротив. - Закажите что-нибудь, детектив. Нам нужно обсудить кое-что, не стоит делать это на голодный желудок, - мягко предложил Мориарти. – Я заплачу, разумеется. Это ведь была моя инициатива. - Я не собираюсь есть на ворованные деньги, - отрезал Себастьян. – И на деньги, которыми заплатили за чьё-то убийство, если ты и этим промышляешь. А ведь ты наверняка предоставляешь разного рода услуги, а, Наполеон криминального мира, мистер Мориарти? - О, зовите меня просто Джим, - улыбнулся тот. – После всего, что между нами было, можно перейти и на имена, не так ли, Себастьян? - Давай ближе к делу… Джим. - Разрешите хотя бы выпить с вами вина. Здесь предлагают совершенно потрясающие вина, причём по весьма адекватным ценам. - Только вино. - Вы не пожалеете. Себастьян отметил булавку на галстуке Джима со змеёй, у которой в свете ламп ресторана сверкали два, по-видимому, изумрудных глаза. Отметил дорогую ткань костюма, о которой можно было судить, даже не притрагиваясь. Аккуратно подстриженные ногти. Выщипанные брови. Гладкую кожу рук. Тонкие запястья, выглядывающие из-за рукавов рубашки и пиджака. Джим смотрелся… впечатляюще. Себастьян подавил глупую зависть. Да, всякие воры и убийцы могли позволить себе красиво жить. Зато он делал правильные вещи. Он ловил тех, кто нарушал правила. Хотя оправдание это звучало довольно жалко. Так же, как и зарплата. - Так о чём ты хотел поговорить? – чтобы отвлечься от неприятных мыслей, поинтересовался он у Джима. - Видите ли, Себастьян, - тот сцепил пальцы в замок и устроил на них подбородок, глядя внимательно, неотрывно, - я заприметил вас ещё в тот момент, когда вас выгнали с позором из армии. Да-да, не делайте такое удивлённое лицо, я следил за вами с тех самых пор. О, а вот и вино. Джим ласково улыбнулся подошедшему официанту и на мгновение отвлёкся от изучения лица Себастьяна, чтобы проследить за тем, как вино разлили по хрупким изящным бокалам. Слегка покачав бокал в пальцах, он пригубил напиток. - Я рассудил, что вы – хороший стрелок и можете мне пригодиться. Но как раз в этот момент у меня возникла небольшая проблема внутреннего характера. Почти как у вас в феврале прошлого года. Себастьян мужественно стерпел это упоминание о предательстве Фрэнка, даже не стиснув зубы и не сжав руки в кулаки. Устраивать драку посреди знаменитого ресторана, а потом снова мелькать в газетах, как самый популярный, но на этот раз ещё и скандальный детектив, было последним, в чём он сейчас нуждался. - Разница, - меж тем продолжал Джим, - заключалась лишь в том, что человеку этому я не доверял. У меня вообще нет такой привычки – доверять людям. Так вот, по этой самой причине я вынужден был отвлечься от вашей персоны на какое-то время. А когда вернулся – вы совершенно неожиданно решили податься в полицейские. Себастьян невольно усмехнулся: “совершенно неожиданно”. Что ж, пожалуй, именно так это и называлось. Он сделал небольшой глоток вина и с удовольствием отметил, что оно действительно было очень приятным на вкус. - Что же я мог сделать, чтобы привлечь ваше внимание? Я затеял небольшую игру-пари. Про вас ходили слухи, что вы – азартный человек, так что я понадеялся на вашу заинтересованность. И оказался прав. Но, должен признать, эта игра с самого начала была нечестной. У вас не было шансов против меня. - У меня есть ещё полгода, - проворчал Моран исключительно из вредности. - Бросьте, Себастьян, - Джим тихо рассмеялся. – Надо уметь признавать проигрыши. - Ты хочешь, чтобы я работал на тебя? - Именно. Я могу обеспечить вас всем необходимым. Винтовка, какую вы только пожелаете. Жильё в два этажа и объёмом в несколько таких квартир, как ваша. И, разумеется, драйв, о котором вы так мечтали. Которого вам до сих пор так не хватает. Ещё с войны. Я прав? Вы до сих пор видите перед собой поле битвы, делите людей на друзей и врагов. Я не осуждаю ваш чёрно-белый мир, не прошу вас расширить спектр цветов, хотя это было бы просто великолепно. Я лишь хочу, чтобы вы выбрали ту жизнь, в которой у вас будет то, что вы хотите. - Жизнь, в которой я буду преступником? – с усмешкой уточнил Себастьян. - Воспринимайте себя как санитара леса, - мягко поправил Джим. - Будете убирать больных животных, которые мешают развитию сообщества, только и всего. Вы и сейчас это делаете, просто чувствуете, что что-то не так. Можете соврать мне, но не врите хотя бы себе: вы думали о том, что это не ваше. Что-то близкое к этому, но всё равно чего-то не достаёт. Адреналина. Движения. Будь у вас пистолет, вы отчитывались бы за каждую растраченную пулю. Я же не потребую с вас никаких бумаг. Джим подозвал официанта и сказал, что расплатится за вино карточкой. Мужчина кивнул и исчез, чтобы вернуться с соответствующим аппаратом. Себастьян перевёл взгляд за окно, чуть нахмурившись в задумчивости. Слова Мориарти звучали очень красиво. Это выглядело как идеальная реклама “тёмной стороны”. Не хватало только прославленных печенек. Джим ввёл код, подождал, пока нужные манипуляции совершит официант, и убрал карточку обратно во внутренний карман пиджака. - Подумайте, Себастьян. Я хочу, чтобы этот выбор вы сделали сами, совершенно сознательно, и не могли сказать потом, что я принудил вас к чему-то. Я протягиваю вам раскрытую ладонь, и вам решать, пожать ли мне руку или проигнорировать этот жест. - Сколько времени у меня на раздумья? – он повернул голову, снова глядя на Мориарти. - Для начала скажите, сколько вам надо, а там посмотрим, - хитро улыбнулся тот. Себастьян не мог ответить на этот вопрос. Он не сказал бы, что был в состоянии решать подобные вопросы сейчас. Внезапно в ресторане объявили пожарную тревогу, хотя дымом совсем не пахло, и Джим умудрился скрыться где-то между вставших и спокойно направившихся к выходу посетителей. Себастьян бросился следом, постоянно прося прощения у людей, которых расталкивал локтями. Он поймал Джима у самого выхода и сцепил их руки наручниками, которые предусмотрительно захватил с собой и до этого самого момента держал во внутреннем кармане пиджака. Так, на всякий случай. Джим чуть удивлённо выгнул брови, от неожиданности переходя на прежнее обращение: - Ого, а вот это что-то новенькое, детектив. Собираетесь на ночь глядя отвести меня в полицейский участок? - Я не знаю, - раздражённо выдохнул Себастьян и направился в сторону метро. Пожалуй, первое время можно было подержать его у себя дома, а наутро, определившись с ориентирами в жизни, либо отпустить, либо сдать полиции и потом не удивиться, что даже оттуда тот выйдет нетронутым. Да, это казалось отличной идеей. - Метро? Серьёзно? Позвольте я поймаю такси. Или вам так нравится представлять взгляды, которыми нас будут окидывать окружающие? Он насмешливо побренчал цепью наручников. Себастьян неохотно согласился. Джим довольно быстро поймал кэб и назвал адрес. Поездка прошла в молчании. - И что вы собираетесь теперь со мной делать, детектив? – поинтересовался Джим, едва они переступили порог квартиры. – Будете держать у себя дома, как ручную собачку? Я на это не подписывался. - Я тебя поймал. - Это не считается. - А вот и считается. - Не будьте ребёнком. Себастьян заткнул ему рот поцелуем неожиданно даже для самого себя. Но Джим почему-то ответил, и вот с этого момента всё полетело под откос. - Сними их, - Джим подёргал рукой, и Себастьян согласился, подумал, что сейчас-то ему точно не убежать, так что можно оставить без ограничений. Джим сдёрнул его пиджак, кинул на пол и принялся воевать с пуговицами рубашки. Себастьян в это время попытался расстегнуть ремень на его брюках. Они целовались, сталкиваясь зубами, кусаясь, смешивая дыхание, и прочь из головы летело всё ненужное, оставляя блаженную пустоту. - Я так давно хотел… прикоснуться к тебе… - бормотал сквозь поцелуи Джим и кусал, облизывал, жмурился, вжимая Себастьяна в стены и потом меняясь с ним местами. Себастьян не знал, как они добрались до кровати, не знал, как так получилось, что Джим оседлал его и теперь поглаживал по груди нарочито медленно, рисовал неведомые узоры пальцами, царапал, подогревая желание. Он огладил руками лицо, склонился, заглядывая в глаза, уличный фонарь заставил их сверкнуть опасно. Себастьян понял, что самый настоящий извращенец, когда ощутил, что это заводит его. Джим поцеловал его, жадно, страстно, впился пальцами в волосы, сжимая, причиняя боль. И Себастьян ответил, подаваясь вперёд, обхватывая руками, прижимая к себе, вплавливая в себя. Джим прогнулся, потёрся, в первый раз тихо застонав в рот, отстранился, стараясь избавиться от брюк Себастьяна. Яростно дёрнул пуговицу, когда та не выскользнула по первому же зову из петли, нетерпеливо потянул вниз язычок молнии. Себастьян остановил его, поменялся с ним местами, прижался губами к шее, прикусил, рассчитывая почувствовать безумное биение крови под кожей. Джим схватил его за плечи, вцепился пальцами, что потом наверняка следы останутся, провёл ногтями по спине, цепляя лопатки. Себастьян избавил его от рубашки, бросил её на тумбочку, где стоял будильник. Джим ёрзал и извивался, каждой частью своего тела требовал внимания. Грудь его часто вздымалась от прерывистого дыхания, зацелованные губы чуть припухли. Себастьян замер, несколько секунд просто любуясь этой картиной, впитывая каждую мелочь. Затем резко подался вперёд, прикусил где-то рядом с ключицей, втянул носом запах, теряя голову, в которой ни на одно мгновение не проскользнула здравая мысль вроде “Что я делаю?” или “Остановись сейчас же, это ведь так неправильно”. Это Джим имел в виду, когда говорил о расширении цветового спектра? Стёрлись все границы, они были вместе в одной постели, делили один жар, одно безумие на двоих, хотя час назад степенно сидели в ресторане и даже не помышляли ни о чём подобном. Это сводило с ума. Джим избавился от своих брюк и белья, раздражённо спихнул их с кровати и снова предпринял попытку заняться брюками Себастьяна. На этот раз тот не стал его останавливать, наоборот, помог. Они сталкивались руками, чертыхались и едва не поздоровались лбами в какой-то момент. Когда с преградами было покончено, Джим взял руку Себастьяна, приблизил к своему лицу и начал облизывать пальцы. Он делал это тщательно и умело: проводил языком по всей длине, обхватывал губами, вбирал в рот, посасывал, особое внимание уделяя подушечкам. Себастьян долго не выдержал и прервал его, забирая пальцы: они выскользнули изо рта с удивительно пошлым причмокивающим звуком. Он ввёл сразу два, раздвинув ноги Джима, и тот сжался вокруг него, прерывисто выдохнув, чуть морщась, но почти тут же двигаясь навстречу, позволяя продолжать. Себастьян двигал ими внутри, постепенно увеличивая темп, раздвигая и сгибая внутри. Вскоре он добавил и третий палец, чувствуя, как мышцы пульсировали вокруг них, жадно обхватывали, словно желая задержать в себе. Когда он вошёл, закинув ноги Джима себе на плечи, тот застонал громко и несдержанно, и Себастьян представил, какими взглядами его встретят с утра соседи. Впрочем, какого чёрта? Это его жизнь, и он имел право испортить свою репутацию, особенно после того, как был таким примерным соседом, не слушал громкую музыку и не дебоширил. А сейчас… почему бы и не устроить ребятам бесплатное звуковое шоу? Он качнулся вперёд, въезжая по самые яйца, и Джим вцепился пальцами в одеяло, сжимая, выкручивая. Себастьян подождал немного, а потом начался двигаться медленно, вместе с тем поглаживая налитый, прижатый к животу член Джима, уже давно требующий внимания. В награду он снова получил несдержанный громкий стон и довольно ухмыльнулся. - Сильнее… - требовательно выдохнул Джим, и Себастьян с удовольствием подчинялся, толкаясь внутрь и низко постанывая от тех ощущений, что накрывали с головой. Было жарко, пот катился по спине, щекоча кожу, собирался на лбу. Но ещё было чертовски, просто неописуемо хорошо. Со всеми навалившимися на него расследованиями, всеми этими играми, ранениями у него совершенно не находилось времени на личную жизнь. И теперь он отыгрывался, стараясь урвать как можно больше, почувствовать, запомнить. Джим был невероятно отзывчивым и громким: он подавался навстречу, сжимался вокруг его члена, вскрикивал и прогибался, жмурясь, иногда закусывая губу. Они кончили почти одновременно, и Себастьян рухнул рядом, тяжело дыша и сдерживая желание широко улыбнуться. Напряжение ушло, оставив после себя приятную расслабленность, даже леность в теле. Долго наслаждаться этим состоянием ему, впрочем, не дали: - Нам нужно в душ. - Может, в другой раз? Джим фыркнул и растолкал его. После душа Себастьян снова надел на них наручники. - Нет, серьёзно? Детектив… - Я сдам тебя в полицию завтра. Джим только закатил глаза. Они устроились в гостиной, и Себастьян включил телевизор, но сам не заметил, как уснул под бодрую телевикторину, которую какой-то сумасшедший вздумал показывать в одиннадцать вечера.I'll be waking up in the morning, probably hating myself And I'll be waking up feeling satisfied, but guilty as hell ©****
Наутро Джима, разумеется, и след простыл. Франция, 2014 год. В Лувре было невероятно людно. Группа японцев проследовала за своим экскурсоводом, тихо перекидываясь отрывистыми фразами. Дети лет пятнадцати-шестнадцати во главе с учительницей, словно стая рыб, проплыли по помещению и скрылись в следующем зале. Двое мужчин подошли к знаменитой картине с улыбающейся женщиной, и первый произнёс: - Твой портрет в полиции в разделе "Самых разыскиваемых" намного красивее. Второй едва заметно улыбнулся, погладив жетоны с надписью “S. Moran” под дорогой рубашкой. -- *На самом деле тут ещё вопрос в политике Великобритании. Там вообще не принято выдавать оружие полицейским. В лучшем случае они ходят с шокером "Тэйзер", который стреляет на 6,4 метра. В нём пятьдесят тысяч вольт. И полицейский должен трижды прокричать "Тэйзер", прежде чем стрелять. **На английском оно звучит как "art". ***Адрес штаб-квартиры МИ-6. ****Maroon 5 - One more night