Будь осторожен.

─ Дело приостановили. Мягко говоря, хотят, чтобы мы не совали нос. ─ И чем же мотивируют? Касьянов невольно усмехнулся, вспоминая доводы начальника следственного комитета. ─ Щуров ─ гомосексуалист, убит своим любовником. ─ В последнее время, ─ перебил его Серов, ─ он ездил по одному и тому же адресу. Мы выяснили, что там находится, это заброшенный завод, примерно такой же, какой сейчас стоит в Усть-Каменске. Перед тем, как уйти от нас в небытие, Щуров едва ли не каждые три дня брал туда такси в один конец. ─ Так же это же зацепка! ─ воскликнул Касьянов. ─ Мне нужно немедленно отправиться туда. ─ Заброшенный завод… ─ медленно процедил Серов. ─ Что-то мне это совсем не нравится, Игорь Петрович. Не вздумай ехать один. Хотя бы… Касьянов снова улыбнулся, но на этот раз преувеличенно вежливо, и удалился. Глядя ему вслед, Серов сощурил глаза от солнца, и от начальника службы безопасности концерна осталось лишь размытое темное пятно. Наверное, такие люди живут недолго, подумал он. Никогда нельзя предположить, что может случиться с ними в ближайший час: похищение, убийство, имитированный суицид. ─ Будь осторожен… ─ промолвил он, усаживаясь на заднее сидение дорогого «форда». Водитель непонимающе посмотрел в его сторону, спросил что-то о назначенном маршруте, и Серов что-то ответил ему. Кажется, он дал указание следить за массивным черным джипом своего недавнего собеседника, а может просто подумал об этом. Во всяком случае, когда спустя несколько минут мимо замелькали парковые заросли и резные заборчики, Серов очнулся окончательно. Сожалея о так и не высказанном совете уволиться, прекратить копать под здоровенный дуб, ибо он может просто завалиться на бок и в лепешку раздавить копающего. Но лишь одно мужчина прекрасно понимал: Касьянов знает, что может с ним случиться. Несмотря на это – действует на свой страх и риск. * * * Серое небо, облака с рваными краями. Да и завод – кажется, еще с советских времен стоит без присмотра. Касьянов отправился туда один, потому что терпеть не мог доверять кому-то. Все это доверие, дружба, клятвы в верности.… Да рано или поздно человек, который обещал хранить твои тайны как свои, предаст тебя за ничтожно маленькую сумму, опасаясь быть пойманным или просто соучастником. Действительная, правда, ─ если тебя не увидят, то не поймают. Следом за собой он на всякий случай отправил одного из охранников концерна, и тот не увидел ни одного хвоста, да что там – ни единой машины, что больше двадцати минут следовала бы за ним, не отрываясь. Значит, чисто. Серов чист. Вот уж где говорят ─ от любви до ненависти и от ненависти до любви, как было в их случае. Никогда не обещая Касьянову благотворного сотрудничества, он каждый раз отводил от себя подозрения все дальше. Широко раскинувшаяся свалка – едва ли на несколько километров вокруг горы мусора, грязные, невысокие кустики, изрытые траншеями сантиметры земли. И это приземистое, вытянутое здание, словно какая-то шутка, или привет из далекого прошлого. Когда Касьянов, выходя, хлопнул дверцей автомобиля, гул пошел довольно далеко. Чувствуя, как задрожали руки, мужчина крепче сжал рукоятку семнадцатимиллиметрового «глотка» в кармане пиджака. Кожаного пиджака, что так противно скрипел при ходьбе, но был самой предпочитаемой деталью гардероба для начальника службы безопасности. Здесь его могут подстрелить, откуда угодно. Как угодно. Но разумно было бы держаться поближе к машине, ибо, если бы туда заложили взрывчатку, все произошло бы в считанные секунды еще тогда, когда он завел мотор. Мужчина выпрямился и тщательно осмотрел местность, окружающую его. Снова. Каждая куча в человеческий рост могла скрывать в себе опасность. ─ Опять ты трусишь, Игорь Петрович… ─ пробормотал он. ─ Но какого черта здесь так часто делать Щурову? Тут внезапно появилась догадка. Так внезапно, что его аж передернуло. Серов! Это же он указал на завод. Почему же это не может быть ловушкой? «Не вызывает подозрений!» Как же! Небось, уже сидит где-то здесь, в засаде. Чертово заинтересованное лицо. ─ Обернитесь. ─ До боли знакомый голос прервал тишину и напряженные, мелькающие мысли Касьянова. ─ И пистолет. Я знаю, он у вас в кармане. Прошу его наружу, Игорь Петрович. Ме-едленно. Не делая резких движений, как их и учили в академии, тот, к кому обращались, двумя пальцами вынул «глок» и швырнул себе под ноги. ─ Быть может, стоит мне раскрыть свое скромное имя. Если вы еще не узнали меня. Обернитесь, повторяю. Касьянов повернулся в сторону незнакомца, и незнакомец перестал быть таковым. Правда, он и до этого с первого слова стал для него знакомым. Григорьевский. Человек с лицом и фигурой неудачника, кристально чистой репутацией и умением разнюхать и приумножить прибыль. Уж в его-то руках пистолет кажется еще большей нелепостью, чем панамка на голове Хэмфри Богарта. И все-таки иногда самые нелепые представления оправдываются. Заметив некое замешательство и даже удивление в глазах Касьянова, Григорьевский самым натуральным образом хрюкнул. ─ Я у вас теперь не только спаситель концерна и тот, кто держит на плаву все акции. Еще и Неуловимый Джо. Скажи, ты меня подозревал? Ну, хоть немного? А Серов? Пинкертон и Шерлок, точней, худшие их подражатели. Сидели там у себя и соображали… ну кто, кто? Может, некто из старых врагов Нащекина-старшего? Может, даже Татьяна? Теперь он расхохотался, отчего дуло, глядевшее прямо в лицо Касьянова, тоже затряслось. Когда люди хохочут, подумал тот, они обычно зажмуривают глаза. И в эту же секунду Григорьевский посерьезнел. ─ А на меня-то кто подумает? Я же просто Чиз. Шут гороховый, никто. ─ Я знал, ─ хрипло промолвил Касьянов. Григорьевский пристально следил за его лицом, и изогнувшуюся бровь воспринял как некое недоумение. Он умел читать людей, но и его невольный заложник так же кое-что понимал в человеческой природе. Все это время во время короткого диалога на лице верного помощника Дмитрия не наблюдалось ни капли страха – лишь тревога, возмущение, удивление, насмешка… Но он не боялся. Чертов самоконтроль, благодаря которому ему не сломать Касьянова. Делай он с ним что угодно, триумфа победы не видать как своих ушей. ─ А я знаю, что вы знали. Поэтому вы сейчас и сдохнете. Я обыщу вас, пока вы будете еще живы; надругаюсь над вашим еще теплым трупом и спрячу. Среди мусора, где вам и место. Гордо вскинув голову, его собеседник не вымолвил ни слова. Григорьевский нажал на курок. Пуля просвистела едва ли не над самой макушкой Касьянова. Выстрел услышали вороны из стайки на мусорной куче – с возмущенными криками эти создания, покружившись над мужчинами, смылись искать другое, более безопасное место расположения. Ветер раздул полы пиджака управляющего концерном. Наступила кратковременная тишина, а потом Григорьевский сказал: ─ Серов в курсе вашего нахождения здесь? Короткий кивок был ему ответом. ─ Кто еще? ─ Никто, ─ нехотя процедил Касьянов. ─ Я предпочитаю работать в одиночку. Поэтому-то меня и ценил прежний владелец концерна. ─ Отправитесь к нему. Он вас заждался, в аду-то. Выстрел. На этот раз в колено. Пуля обжигающе вошла в плоть и крепко там засела, словно пробка в бутылке. Поэтому кровь не хлынула фонтаном, как в дешевых фильмах, а заструилась тонкой, теплой струей сквозь пальцы, когда мужчина без единого звука свалился на землю, словно подкошенный, и стиснул колено, стараясь воспрепятствовать обильному кровотечению. Странно, что он это делает, ибо по закону жанра должен последовать завершающий выстрел. Его еще называют контрольным. Григорьевский подошел к нему и, присев на корточки, осведомился: ─ Почему вы не визжите как свинья, Касьянов? А? Рукояткой пистолета он что есть силы стукнул по переплетенным пальцам Касьянова. Затем еще и еще раз. Бил, пока тот обессиленно не опустил руки, и тогда Глеб переключился на раненое колено. Все, чего он хотел в этот момент – это крика. Чтоб этот хваленый специалист завопил от боли, словно рожающая баба на операционном столе. За то, что ставил палки ему в колеса. За то, что совал свой нос, куда не следует. За то, что был преданным, как Хатико. Вот пусть и сдохнет подобно этой собаке. ─ Кричите, легче будет. Кричите. Касьянов же тем временем видел мир, словно если бы он находился под водой: размытые черты лица Григорьевского, какое-то мутное небо, ландшафты мусоросборников, точно кроны деревьев над поверхностью воды… еще чье-то лицо. Или это просто галлюцинация. Он стиснул зубы, подавляя рвущийся из горла вопль. Кажется, у его мучителя это вызвало ухмылку. ─ У тебя ничего не выйдет… Ты… ты ничего не получишь. Ничего не добьешься, - выдавил он из последних сил, - Чиз. Миллионер из трущоб. Еще одна вспышка боли – теперь уже в другом колене. Жуткая, страшная боль. Она пугает, но в момент ее наступления ты готов вытерпеть что угодно и предать кого угодно, лишь бы она исчезла. Еще секунда – и он сдастся. Григорьевский сможет наслаждаться его криками, сколько влезет, а потом наступит смерть. Запрокинув голову, он закричал. Весь мир для него на данный момент состоял из всех спектров мучительной боли; он переливался яркими красками и пульсировал, отдаваясь в висках и простреленных коленях. Чья-то рука сжала его плечо, а затем в лицо брызнула липкая, теплая жидкость и потекла за ворот рубашки. Тоже кровь? У Касьянова не было сил это проверить. *** Автомобиль Касьянова был довольно приметным и громоздким, так что Серов своим острым взглядом сразу отыскал его среди нагромождений банок, бутылок и деталей от разной техники. Неподалеку у дороги был припаркован красный «лексус» Татьяны Нащекиной: он служил своеобразным предупреждающим сигналом. В случае Касьянова – сигналом спасения. ─ Останови тут. Возьми оружие. Прикрывай меня чуть что. ─ Сухие и отрывистые команды Серова не оставляли места для паники или тревоги, но на самом деле на душе у него было неспокойно. Да что там неспокойно – там все бурлило и кипело. ─ Говорил же я этому дьяволу: будь осторожен. Не лезь на рожон, Игорь Петрович! Ну нет, работу свою он выполняет на сто процентов. Все происходящее развернулось перед двумя новоприбывшими буквально через пару шагов, когда сначала послышался душераздирающий вопль, а потом короткий, отрывистый смех Григорьевского. Серов было рванул туда, но охранник словно стальными клешнями стиснул его предплечье. Пошел вперед и кого-то там застрелил, причем, стрелял-то в спину. Как в дешевых фильмах. Ей-Богу, американский квест какой-то, так подумал Серов перед тем, как выйти из-за широкой спины своего секьюрити. ─ Черт подери. Игорь Петрович! Вася, звони в «скорую», - он кинулся к машине Касьянова и, переступив через труп Григорьевского, опустился на колени перед раненым. Но Вася категорично заявил: ─ Мы его быстрей до больнички довезем, чем эти удоды сюда доедут. ─ И этот лоб под два метра ростом спокойно взвалил себе на плечи пострадавшего, на этот раз неосторожно наступив на труп Григорьевского. Посмотрел вниз, сказал: «Ну, ему уже все равно», и пошел себе дальше. Как ни странно, все это время Касьянов оставался в сознании, только по его минимальной сопротивляемости было ясно, что сознание это находится в какой-то глубокой прострации. «Поторопиться бы надо, - с нарастающей тревогой решил Серов. – Поторопиться». И рукавом пиджака отер с лица Касьянова чужую кровь.