Замороженный воздух.

Вдох-выдох. И на выдохе воздух вырывается клубком пара. Эрик прислоняется лбом к стеклу – на мгновение, но как жаль, что всего лишь на мгновение, тягостные думы уходят, и он впервые за долгое время ни о чем не думает, просто наслаждается спокойствием и тишиной в глубине самого себя. Прекрасно осознавая, что это всего лишь видимость. Фальшивка. И она перцовой карамелькой перекатывается на языке, горький сок с трудом сглатывается. И поэтому Слингби почти пропускает момент, когда ему нужно ответить, ловит лишь последние отзвуки. - ...рик? Эрик, с тобой все в порядке? - А? Да-да. - Я спрашивал, может ты первый мыться? - Нет, иди ты, - Алан кивает, улыбается напоследок, прежде чем скрыться в ванной. Хотя ванная - одно название. Такая же дешевая, как и этот номер. Из-за вспышки холеры последний месяц все шинигами трудятся в поте лица практически двадцать четыре часа в сутки – даже времени домой отправиться нет, а потому многие жнецы предпочитают просто снимать номера в гостиницах, как простые смертные – в таком случае, есть хотя бы надежда на то, что удастся поспать лишний часик. Эрик и Алан не исключение: начальство отправило их почти на самый север – в холодную сейчас Шотландию, где им приходилось курировать несколько городов и небольших деревенек. Муторная, тяжелая работа отнимала почти все силы. И единственными отдушинами были горячая ванна да мягкая постель после тяжелого дня. Однако и этого они были лишены – дешевая гостиница, в которой им пришлось остановиться, была весьма бедна на подобные роскошества: чан с неприятно-теплой, будто липкой водой да скрипучая кровать с застиранным бельем – вот что их ждало в номере. Впрочем, они не жаловались. Они никогда не жаловались. В соседней комнате купался Алан, грозя расплескать всю воду. Но все равно - сколько бы Эрик не мылся - ему никогда не смыть той крови, что намертво облепила его руки, лицо, прочно впечаталась в память пустым широко распахнутым мертвым взглядом каждой жертвы, засела под кожей, растворившись в его собственной крови. Слингби порой казалось - даже ночами он слышит их требовательные голоса, звенящие где-то глубоко-глубоко внутри. "Дайдайдайдайдай" - шептали они, тяня неосязаемые и невидимые руки из самых глубин души (а души ли?). "Ещеещещееще" - ныли и стонали, вызывая очередные приступы головной боли. И сердце его покрывалось снежной изморосью, декабрьским инеем, и даже живительное тепло Алана уже не могло растопить его. Эрик слышит, как хлопает дверь, и резко оборачивается. Алан выходит из душа. С кончиков волос капает вода, сам он смущенно улыбается, зябко переступает с ноги на ногу. И шинигами не может не улыбнуться в ответ, обронить легкое: - Простынешь ведь. Хамфриз качает головой, на цыпочках невесомо пробегает по полу – даже полупрогнившие доски не скрипят под его шагами, прижимается к Эрику – будто чувствует. Нет, не так – потому что чувствует. А руки у него горячие-горячие, лишь кончики пальцев холодны, как лед. И когда он касается Эрика, из глубин души Слингби поднимается желание, мучительное, дикое, звериное, первобытное желание. И оно не имеет ничего общего с желанием защитить, уберечь и спасти. Это лишь постыдное желание обладать. Иней на сердце тает, легким облачком пара вырывается изо рта, бешено разгоняет кровь по жилам. - Эрик… Я… Но он даже не дает ему договорить, притиснув хрупкого юношу к стене и глухо рыкнув, жадно впивается в мягкие губы, одной рукой скользит на плавный изгиб бедра, отводит в сторону ногу Алана. Хамфриз мучительно сладко стонет ему в рот, неуловимым движением увлекая его в сторону кровати – старый матрас податливо скрипит, продавившись едва ли не до пола, когда они резко падают на него. Эрик, оказавшийся снизу, перевернулся, подминая под себя юношу. Алан откинулся назад и с готовностью раздвинул стройные ноги. Ненужное полотенце полетело в сторону. Слингби окинул взглядом лежащего под ним юношу, почти забыв, что вроде нужно дышать. Вроде. Шинигами не нужен воздух. Они не дышат – это лишь обман, фикция, облачка пара вырывающиеся изо рта. Как и биение сердец – идеально фальшивые, не придерешься. Интересно, а чувства тоже…? Мужчина даже не заметил, как замер на месте, пока его не возвратил в реальный мир Алан, обхватив его коленями, тяжело и вызывающе дыша. - Эрик… В груди отчаянно больно сжалось что-то, и мужчина склонился над возлюбленным, целуя лицо, губы, веки, пытаясь отодвинуть нежданную боль на задний план, выцеловывая тонкую дорожку от ключиц до пупка и обратно, а Алан в исступлении сжимал сильные плечи, сам подаваясь навстречу. - Эрик… - вновь выдохнул юноша его имя, и за одно это Слингби готов отдать Богу, Дьяволу – да кому угодно, все, что у него есть, готов уничтожить этот мир до основания и воссоздать его снова, лишь бы это нежное и теплое создание всегда было рядом. – Пожалуйста, быстрее… Мужчина кивает, поспешно стягивает с себя рубашку и брюки с бельем, пуговицы громко заскакали по деревянному полу, и крепко обнимает Алана. Тот смеется, не говорит – выдыхает тихое: - Чего ты так боишься? Я никуда не уйду. – и Эрик, наконец, понимает, что все же его сердце – оно живое, бьется и сейчас просто готово выскочить из груди. И плевать, что там говорят остальные. - Да. Знаю. – чуть улыбается он и удивленно замирает, когда юноша перехватывает его ладонь, подносит ее к лицу и, смущенно зардевшись, касается губами его пальцев, медленно проводя по одному за другим языком, а дойдя до указательного и среднего – мягко посасывает, затягивает их в рот, нежно скользит по ним языком. Эрик чуть не задыхается от уже почти неконтролируемого, дикого желания, вжимает податливое тело в пахнувшие порошком сероватые простыни, скользнув пальцами к бедрам юноши. Алан стонет, совершенно бесстыдно раздвигая ноги, пока пальцы медленно двигаются внутри. - Быстрее… Эрик… пожа…луйства… - тяжелый рваный шепот просто сводит его с ума Слингби крепко сжимает изящные хрупкие бедра и, коснувшись губ Алана, медленно входит в него. И замирает, чтобы позволить возлюбленному привыкнуть, но Хамфриз качает головой, выдыхает нечто нечленораздельное, будто приказывает ему двигаться, сам подается навстречу. И Эрик не выдерживает, рывками вторгаясь и почти выходя из горячего тела. Юноша выгибается ему навстречу, вцепляется пальцами в его спину, глушит стоны, впиваясь поцелуями в такие родные и теплые губы… Экстаз судорогой выгибает их тела, хриплый стон срывается с губ, теплое семя вырывается из дрожащей от спадающего возбуждения плоти… Эрик бессильно откидывается на подушки, прижимая к себе мгновенно уснувшего Алана – утомившийся не только от жаркой ночи, но и от тяжелого дня, он клубочком сворачивается под боком. Слингби еще невыносимо долгих полчаса смотрит в потолок, ждет, пока дыхание юноши окончательно выровняется, после чего бесшумно выскальзывает из постели, не забыв укрыть любовника, и идет в ванную. Наскоро вымывшись, он поспешно одевается, с мокрых волос все еще капает вода. Но Эрик знает, что времени ждать у него нет, и все же уже почти у двери замирает и тяжело выдыхает. Воздух замерзает еще в легких, вырываясь серебристыми ледяными кристалликами. Шинигами припадает затылком к дверному косяку, бросает быстрый взгляд на Алана. Тот спит, зарывшись носом в подушку, зябко закутавшись в одеяло. Слингби закрывает глаза руками, горькая усмешка искажает линию губ в тонкую кривую. Простояв так еще пару минут, он выходит, неслышно прикрывая за собой дверь. Иней на его сердце медленно превращается в лед.