Не уходи

      Моя вера была со мной с детства. Мама учила нас с Мойрой молиться Хельму, и мы молились. У нас было для этого достаточно поводов. Когда мы прятались от пьяного отца, ожидая, что он найдёт нас и отстегает ремнём так, что мы будем двое суток лежать в лихорадке. Молились, молились, молились. Хельм Всемогущий, спаси нас, защити…       Когда мы оплакивали маму в день её похорон. Она была прекрасна и ещё так молода, и я всё не мог поверить, что она больше не поднимется. Хельм, береги её. Присматривай за ней.       Когда я сгорал со стыда, видя, как отец ворвался в штаб-квартиру Ордена Сияющего Сердца, когда я служил сквайром, и устроил скандал. Хельм, дай мне терпения. Не сорваться, не впасть в ещё больший позор.       Сейчас я не могу обратиться к богу, которого всегда считал своим. Наверное, потому, что очень хорошо чувствую, насколько мы, люди, от них далеки. Точнее – они от нас. Насколько мало значит наша воля. Как ничтожны наши проблемы и цели по сравнению с их.       Я знаю, что Хельм не поможет мне в том, что сегодня значит для меня больше, чем что бы то ни было.       Между мной и тобой всё начиналось с дружбы. Ты чуть младше меня, но гораздо мудрее, на твою долю выпало много испытаний – чересчур много для того возраста, в котором вы с Имоен начали своё путешествие по Побережью Мечей. Именно твоя выдержка помогла мне устоять в трудный момент, и помимо веры и надежды, в моей жизни забрезжила любовь, а может, только её обещание.       Я мало что мог предложить тебе взамен, и сделался твоим рыцарем. В куртуазной поэзии рыцари служили прекрасным дамам, сидящим дома за вышиванием, я же всецело принадлежал леди асассину, отважной и не служащей никому. Когда после победы над садистом Айреникусом по всему Побережью начались беспорядки и Орден призвал меня на допрос, я шёл туда с твёрдым намерением в случае чего стать отступником, но отстоять тебя.       Ты научила меня, что порядок бывает слеп, в то время как хаотичное, не подверженное правилам сердце – никогда.       Орден сдался, когда я сказал, что видел всё своими глазами. Видел, как ты сражалась с ночными кошмарами, сопротивлялась аватару Баала, пытающемуся поработить твоё сознание, как ты, обычно сдержанная и сильная, порой кричала во сне в голос. Как ты таяла на глазах, преследуя Айреникуса, как всё больше и больше закрывалась в себе и всё же не сдавалась.       Тогда я впервые почувствовал, что теряю тебя. Что ничем не могу тебе помочь. Что не работают мои яростные, испепеляющие изнутри попытки защитить тебя в бою и отчаянные, крепкие до боли объятия ночами. Ты улыбалась мне, пытаясь бодриться, но я видел бесконечное страдание и опустошение в твоих глазах. Огонёк жизни в тебе едва тлел, мне было мучительно и странно видеть твою надломленную ауру, но несмотря на панический страх однажды проснуться рядом с твоим бездыханным телом, я отчётливо ощущал, как в тебе крепнет божественная воля. Ты больше не была простой смертной, слишком маленькой для своей судьбы.       А потом всё пошло очень быстро. Наша кампания в Тетире представляла собой сплошную баталию и спешное продвижение дальше и дальше в поисках Потомков Баала. Дикая гонка сначала в попытке спасти Сарадуш, затем – в охоте на Абазигала и Сендай почти не оставляла нам времени побыть вдвоём. Ты неожиданно сблизилась со своим братом и когда-то противником Саревоком, и я и твои друзья ощущали себя чуждыми вам двоим. Я ненавидел его всем сердцем, и вовсе не за его неприкрытую агрессию. А потому, что он, пусть и лишённый Эссенции, всё равно был частью всего этого. Тьмы, готовящейся отобрать тебя.       Колесо судьбы вращается, и я знаю, что финал близок. Знаю, что ты уйдёшь. Сочтёшь, что твоя роль в моей судьбе уже сыграна, и как всегда, отправишься бороться, оставив меня жить без бога в душе. Ты не человек, и ты не можешь выбрать простого смертного, которому нечего тебе подарить, кроме простого фамильного колечка и собственного окровавленного, вырванного из груди сердца.       Или?..