***
— Кеншин! КЕЕЕНШИН! Да где ты бродишь! Иди сюда скорее! — Хай, хай, уже иду, Каору-доно, — Бродяга вышел на улицу, оторвавшись от мытья посуды, и замер. Во дворе лежал снег. Белый и ослепительно чистый. На этом снегу стояла темноволосая юная девушка с пламенным характером, похитившая его сердце. Но он не достоин её... Заметив Кеншина, Каору обернулась к нему и ослепительно улыбнулась: — Погляди, как красиво! Первый снег! — Вы... вы правы, Каору-доно, это очень красиво, — тихо произнёс он, не отводя от неё взгляда. Она смутилась и закусила губу, вглядываясь в его фиалковые глаза: — Прости, что я тебя вытащила. Ты вряд ли любишь зиму, да? — Хм... — вернувшись с небес на землю, он наконец смог улыбнуться «бродяжьей» улыбкой. — Ничего страшного, Каору-доно. Вы ведь позвали меня. — Просто я подумала... Может быть, это глупо, но... Ты ведь не знаешь это время года по-настоящему. — Каору-доно, боюсь, Ваш покорный слуга не понимает, о чём вы. Она снова закусила губу, раздумывая. Наконец глаза её торжествующе загорелись. — Например, ты ведь никогда не лепил из снега? — Оро? — Да, сейчас он как раз подходящий. Смотри, — учитель фехтования опустилась на колени и принялась что-то лепить, тихонько напевая себе под нос. Кеншин лишь удивлённо наблюдал за ней. Через некоторое время она с гордостью представила ему своё творение, отстранившись, чтобы ему было лучше видно. — Ну, как? — Это какой-то зверёк, осмелюсь спросить? — Ну конечно! Это же котёнок! Ты хочешь сказать, что не похоже? — в голосе Каору послышалась неприкрытая угроза. — Что вы, что вы, Каору-доно! — поспешно вскинул руки Кеншин, признавая свою оплошность. — Я так сразу и подумал! Уютно свернувшийся котёнок. Она покачала головой, явно не поверив отговорке, но не пожелав портить день избиением всяких бродяг... — Давай, твоя очередь! — Моя? — Это легко. Уж много легче, чем онигири лепить, — пробормотала девушка, на что Кеншин рассмеялся и пообещал: — Каору-доно, я научу вас правильно готовить онигири. Уверен, у вас всё получится. Она фыркнула, светло улыбнулась и поторопила его: — Давай уже, мастер-кулинар! Растерянно повертев в руках комочек снега, он заметил, что тот и в самом деле меняет форму. Тихонько хмыкнув, Кеншин принялся за работу, остро чувствуя кожей взгляд Каору. Она изучала его профиль, даже не подозревая, как действует на несчастного Бродягу её пристальный восхищённый, нежный... любящий взгляд. Но, пожалуй, к этому можно привыкнуть... Наконец он отстранился, весело улыбаясь. — Что, что получилось? — любопытно склонив голову к плечу, спросила наследница семьи Камия. Вдруг её озарило, и она возмущённо воскликнула: — Это ведь не тануки? Но это была именно снежная тануки. Кругленькая, толстенькая, с милыми ушками и широко улыбающаяся. Кеншин даже тщательно прочертил полоски на хвостике. — Кее-ншин! — зловеще протянула Каору, увидев животное, которым так часто её дразнили. Когда-то наводящий ужас на противников хитокири, смеясь, принялся поспешно отступать под взглядом разгневанной Тануки, чьи синие глаза сейчас напоминали штормовое море. Правда, он видел, что за гневом там, в глубине, плясали смешинки. Засмотревшись, Кеншин не успел увернуться от крепкого снежка, попавшего ему прямо в лоб. — Оро-ро-ро... Она смеялась. Легко и радостно. И Кеншин не выдержал и улыбнулся — широко и открыто. — Каору-доно, это объявление войны, однако? — хитро щурясь, спросил он. — Ха! Ты будешь просить пощады, Кеншин! — новый комок снега уже летел в его сторону. Так они весело перебрасывались снежками, пока она не поскользнулась. Бродяга со страхом наблюдал, как учитель фехтования упала, раскинув руки, и тёмные волосы разметались по снегу. Её фиолетовое кимоно было подвязано красным оби, и концы пояса показались кровавыми дорожками на чистом белом покрывале... Страшное воспоминание сковало тело бывшего самурая, и он отчаянно вытянул руку, чтобы остановить, удержать, спасти... — Кеншин? Кеншин! Ты что? Иди сюда. Встряхнув головой, он вгляделся — живая. Живая, раскрасневшаяся от их «побоища» девушка удивлённо смотрела на него, приглашающе протянув ладонь. Наконец заново вспомнив, как дышать, он опустился перед ней на колени и взял за руку, встревоженно вглядываясь в её лицо: — Каору, всё в порядке? Девушка поражённо уставилась на рыжеволосого мужчину. «Он только что сказал просто Каору? Без всякого « - доно»?» — Д-да, всё хорошо. Иди сюда, ляг на спину рядом со мной. — Хорошо, Каору-доно, — всё ещё недоумевая, он опустился рядом с ней на снег. А она лишь вздохнула. «Наверное, показалось...» — Делай вот так, — Каору раскинула руки и поводила ими в снегу вверх-вниз. Кеншин послушно повторил движение, затем, повинуясь её указанию, поднялся на ноги. — Смотри! — указала она на снег. Там остались отпечатки, неглубокие, но достаточно чёткие, чтобы можно было понять, на что они похожи. — Тенши, — тихо произнёс Кеншин и повернулся к стоящей рядом девушке. — Пара ангелов. Каору...доно, ваш покорный слуга никогда не знал, что может создать что-то столь чистое и прекрасное... Вы... Вы похожи на ангела, но ваш покорный слуга вовсе не достоин, чтобы ему присваивали этот образ... Договорить он не успел — её глаза сердито вспыхнули, и она повалила его в снег, упав сверху ему на грудь. Оро? Нет, ему никогда её не понять. Разве он не сделал комплимент? А она, кажется, рассердилась... — Кеншин, ещё хоть раз ты заикнёшься про «недостойность» и, честное слово, я изобью тебя боккеном так, что даже Лисица не поможет! — яро произнесла она и, вдруг смягчившись, добавила тихо: — Ты вовсе не похож на ангела, да и я тоже. Но мне же не нужен ангел, Кеншин. Я... я просто хотела показать тебе, что и зимой бывает радостно. — Каору-доно... — он протянул руку к её щеке, и она замерла, прижавшись к теплой мозолистой ладони. Неожиданно пришло осознание того, в какой позе они находятся, и как близко от неё большие аметистовые глаза, и вместе с этим нахлынула волна тепла, поднявшегося от сердца. Стало жарко, несмотря на то, что они по-прежнему лежали в холодном сугробе. — Каору-доно, — тихо сказал Кеншин непривычным, вдруг севшим голосом, — рядом с вами мне всегда радостно. — Кеншин... — только и смогла произнести Каору, в свою очередь протягивая руку к его лицу. — О-хо-хо! Вот, значит, чем тут занимается Тануки, пока никого нет! Соблазняет Кен-сана! Знакомый ехидный голос. «И когда это пришла Мегуми-доно, если я не почувствовал её присутствия? И почему Каору-доно вдруг стала такого странного свекольного цвета?» — Мегуми! — завопила застигнутая врасплох владелица додзё. — Ничего подобного не было! — Ладно тебе, Малышка. Ты молодец, надо уметь ловить удачу за хвост! — подмигнул высокий лохматый мужчина, невзначай положив руку на плечо Мегуми. «Невзначай» не удался, конечно же, и он тут же схлопотал от неё оплеуху. Правда, не такую уж и сильную, следует заметить... «И Саноске здесь... Сейчас начнётся... И почему нельзя хоть немного побыть в мире и покое?» — Кен-сан, — невозмутимо продолжила Мегуми, не обращая внимания на реплики Сано по поводу её жестокости, несовместимой с врачебной клятвой, — вы бы хоть в дом перебрались. Как врач могу заверить вас, что для здоровья Каору небезопасно делать ЭТО на холодном снегу. — Оро?! — только и смог проквакать Кеншин, а Каору стала такого цвета, что он уже стал всерьёз беспокоиться о её самочувствии. Со скоростью, коей позавидовал бы и Соджиро, она вскочила на ноги. Вздохнув, Кеншин поднялся следом, и, натянув привычную «бродяжью» улыбку, повёл всех по направлению к кухне, пить чай. Обернувшись на ходу, когда Мегуми и Сано, препираясь, ушли вперёд, он заметил всё ещё пунцовые щеки Каору и тихонько улыбнулся. — Спасибо, Каору-доно. Вы показали мне иную зиму. Девушка вскинула голову. Увидев искреннюю улыбку на любимом лице, она просияла. — Всегда рада, Кеншин. И впервые это время года не казалось мрачным и безжизненным...***
Улыбаясь этим новым, приятным воспоминаниям, Кеншин подошёл поближе и осторожно обнял Каору, которая сидела, прислонившись плечом к деревянному столбику энгавы. Она сперва инстинктивно напряглась, но, опознав, кто её «похищает», выгнула спину, плотнее прижавшись к нему. — Ммм, Кеншин. Доброе утро. — Доброе, коиши. Я уже говорил, как мне нравится, когда ты зовёшь меня по имени? — промурлыкал он, вдыхая аромат её волос. — Хм... Давай представим, что нет, — кокетливо хихикнула она. — Тенши, для меня радость снова и снова слушать, как ты произносишь моё имя, — подыграл он ей, но она неожиданно отстранилась, издав хорошо знакомый ему возглас неудовольствия: — Ну, Кеншин... Сколько раз можно повторять — будь со мной откровенен. Какой из меня сейчас ангел? Я стала похожа на толстую, неповоротливую, неуклюжую... тануки! Рыжеволосый мужчина лишь улыбнулся и снова привлек её к себе, бережно кладя руки на её округлившийся живот. — Ты — тануки, принёсшая мне счастье, подарившая мне дом и надежду. Самая прекрасная тануки на свете. И моя. — Кеншин... Кен-шин. — Да? — Ничего, — подняв голову, улыбнулась она в ответ ленивой улыбкой, — я просто тебя радую. Засмеявшись, Химура Кеншин склонился к жене: — Ты даже не представляешь как...OWARI, он же КОНЕЦ. А для кого-то — только начало...
январь 2009 г.