Надежда на счастье

С их последнего разговора он не появлялся несколько дней. Ей исправно приносили еду: чаще всего это делал коренастый матрос с рыжей бородкой, представившийся Дунканом, и с дежурной улыбкой спрашивал, не желает ли Леди чего-нибудь еще. Пару раз к ней наведывался корабельный доктор, справляясь о ее самочувствии. Осмотрев ее повязки и убедившись, что рана выглядит гораздо лучше, он ободряюще ей улыбался, прогнозируя скорейшее выздоровление. Хоуп радовалась коротким визитам и не находила себе места от бездействия и скуки. Она переживала за Лиама и Мастера, которых они неминуемо должны были настигнуть. Что было у Шэя на уме, она не имела ни малейшего понятия, но не сомневалась, что его новые друзья имели свои планы на этот счет. Вздохнув, она в который раз обошла каюту, потрогала корешки фолиантов на полках. Иногда они вступали в мелкие сражения, и тогда за бортом грохотали выстрелы, корабль нещадно раскачивало волнами, а с мостика раздавался властный голос Шэя. От разглядывания карты флотилии ее отвлек поворот ключа в замке. Из-за двери появился молодой матрос и, переминаясь с ноги на ногу, обратился к ней: — Мисс, капитан спрашивает, не желаете ли Вы подняться на палубу? — Меня выпустят? — Я сопровожу Вас к нему, Мисс. Вам лучше что-нибудь накинуть на себя, там довольно холодно. Послушавшись совета, она одолжила утепленный плащ из гардероба Шэя. Он был оторочен мехом и велик ей, закрывая ноги почти до пят. Матрос терпеливо дожидался снаружи и если удивился выбору ее наряда, то вида не подал. Выйдя наружу, Хоуп глубоко вдохнула холодный морской воздух. Синяя гладь воды и белый небосвод внушали умиротворение и трепетный восторг перед чем-то вечным и непоколебимым. Улыбнувшись разливающемуся внутри спокойствию, она подняла голову и увидела уверенно держащего штурвал Шэя, который внимательно за ней наблюдал. Он кивнул матросу и тот мгновенно удалился, вернувшись к своим привычным обязанностям. Поднявшись на мостик, она встала по правую руку от него. — Привет. Он оторвал взгляд от горизонта и с удивлением повернул в ее сторону голову. — Надо же! Это первое нормальное приветствие от тебя за последние несколько… дней? Месяцев? Извини, не помню, когда мы в последний раз нормально разговаривали. — Как будто это моя вина, — скрестив руки на груди, недовольно проворчала Хоуп. — Конечно, не твоя, — сказал он с издевкой. Пытаясь избежать нового спора, она сменила тему. — Ты позволил мне выйти, — заметила девушка. — Не могу же я все путешествие держать тебя взаперти. — Не боишься, что я могу доставить тебе неприятности? — Я надеюсь на твое благоразумие. Пройдясь по мостику, она облокотилась на перила и долго наблюдала, как работают матросы. Кто-то вязал на рею парус, кто-то выметал палубу от щепок и обломков бортов потрепанного Морригана. Молодой и длинный подзорный, ловко спустившись вниз, поежился и втянул голову в плечи, в попытке согреться о воротник, чем стал напоминать нахохлившегося воробья. В небе, зорко высматривая свою добычу, кружили белоснежные чайки. Их клекот был неумолкаем, раздаваясь то ближе, то дальше в бескрайнем сером небосводе. — Ты так много времени проводишь в море, — задумчиво произнесла Хоуп. — Тебе нравится такая жизнь? — Какая? — Когда пол под ногами бесконечно качает, а ветер пронизывает насквозь. Ни удобств, ни безопасности. Твой корабль полностью во власти стихии. Шэй, улыбнувшись, потер пальцем небольшую трещину на штурвале. — Я люблю такую жизнь. В море я чувствую себя по-настоящему свободным, — он встретился с ее любопытным взглядом. — Кто научил тебя управлять кораблем? — Мой отец. Он был моряком, работал в торговом флоте. Я был юным и отчасти дурным, когда он в первый раз взял меня в плавание. Это лучшее воспоминание в моей жизни. Во мне таилась жажда приключений, а море было таким живым, полным опасностей и тайн. Я был зачарован его красотой. Когда я в первые встал за штурвал, то понял, что нашел свое место. — Твой отец... — Хоуп улыбнулась его воспоминаниям. — Где он сейчас? — Он погиб во время шторма, когда мне было шестнадцать. — Прости. Мне жаль. А мать? — Она умерла во время родов. Ее мне не довелось увидеть. — Как ты справился? Ведь ты остался совсем один, когда погиб отец, так ведь? — У меня действительно никого не осталось. Отец был мне очень дорог, и его смерть пустила мою жизнь под откос. Я скитался по тавернам, устраивал драки, совсем не чувствуя, что опускаюсь все ниже и ниже. Отчаяние было сильнее благоразумия. Мне хотелось выместить свою боль на ком-то. — И что помогло тебе подняться на ноги? Шэй ненадолго замолчал, предаваясь воспоминаниям. — Не что, а кто. — Шэй горько усмехнулся. — Лиам. Именно он помог мне оправиться от горя. Он всегда вытаскивал мою задницу из неприятностей. Хоуп отвернулась, боясь ступать на опасную тему, когда они только начали находить общий язык. Однако Лиам был частью их общей истории. Она помнила, как О’Брейн привел Шэя в братство и представил им своего друга. Они и впрямь были не разлей вода. Но она не могла не заметить, как напряглись их отношения, когда у Лиама появились от Шэя секреты. Хоуп понимала причину. Все-таки Ахиллес готовил Лиама занять место главы ордена и доверял ему больше остальных. Шэй пришел в орден позже них, и Лиаму было велено присматривать за ним. Хоуп вздохнула. Ахиллес не просто так послал за артефактом Шэя без Лиама, это было выражение доверия ему. Он послал его за артефактом, защиту которого считал долгом братства. Боже, кто же знал, что все так обернется? Хоуп прикусила губу. — Послушай, Лиам не… — Не начинай, Хоуп. Я не хочу больше слышать ни одного гребаного слова о Лиаме из твоих уст. Хоуп захотелось ударить его, но, обратив внимание на то, как он напряжен, решила не разрушать остатки наладившегося контакта между ними. — Просто прошу тебя, не убивай его. Я готова на все, чтобы сохранить ему жизнь. Когда он не ответил, она закрыла глаза, пытаясь подавить подступающие слезы. — Думаю, с меня хватит на сегодня прогулки, я замерзла. Она подобрала полы плаща и поспешила в каюту, уже не замечая на себе его задумчиво-провожающий взгляд.

***

— Я поделился с тобой своей историей, теперь твоя очередь. — Что ты хочешь знать? – Хоуп склонилась над сундуком, убирая плащ. Отодвинув в сторону массивные жестяные кружки, Шэй присел на край стола. Опасаясь ее реакции, он все же задал интересующий его вопрос. — Как так получилось, что ты стала контролировать всю организованную преступность Нью-Йорка? Хоуп помолчала, обдумывая свой ответ. Как ни крути, начать рассказ придется сначала, чтобы объяснить Шэю мотивы ее поступков. Ей внезапно стало важно его мнение. Раньше она бы посмеялась над собой за это, но теперь с неохотой стала выуживать из памяти отдающие холодом и горечью воспоминания. — Мои родители погибли, когда я еще была ребенком. Я не помню их лиц, не знаю имен, помню лишь то, что руки у мамы всегда пахли малиной, а об отце у меня совсем не осталось воспоминаний. Из приюта меня забрала пара, приехавшая в колонии из Германии. Они и стали моей семьей. Пожалуй, то были самые спокойные годы моей жизни. Наша семья была вполне состоятельна, хотя и не настолько, чтобы ее приняло высшее общество. У отца хорошо шли дела, я могла получать образование у частных преподавателей. Уже тогда я осознавала всю неправильность устройства этого мира. А однажды отец не вернулся домой. Мы с матерью ждали его несколько дней, а потом отправились на поиски. Она ходила по знакомым, расспрашивала друзей и партнеров отца, я же бродила по улицам, осматривая каждый закуток, в надежде встретить где нибудь его, живого и невредимого. Потерпев неудачу, мы подключили к поискам охрану, которая с величайшей неохотой и за баснословную сумму денег начала расследование. Никто так и не нашел его. Вскоре бывшие деловые партнеры отца растащили семейный бизнес, оставив нас с матерью на улице без средств к существованию. Мы жили в приютах, на чердаках, в заброшенных домах, пока нас не выгоняла стража, и мы шли искать новое убежище. Спустя некоторое время мать заболела, мне приходилось воровать для нее еду и лекарства, но болезнь победила ее. Я так ненавидела это чувство беспомощности и зависимости от обстоятельств. Ты даже не представляешь, какими жестокими могут быть люди по отношению к тем, кого считают ниже себя. Но хуже жестокости – равнодушие. Никому нет дела до чужих проблем, пока они не коснутся тебя самого. Я понимала, что осталась одна в мире, где мне никто не поможет, кроме меня самой. Я научилась выживать, красть и быть тенью среди людей. Я пообещала себе, что больше ни от кого не буду зависеть. Шэй внимательно слушал ее рассказ и сочувствовал той юной зеленоглазой девочке, которой пришлось скитаться по улицам и воровать, чтобы спасти свою мать и найти пропитание для себя. Он задумчиво крутил в руках красное яблоко, продолжая слушать ее историю. Хоуп поведала ему, как повстречала сначала Лиама, а потом и Ахиллеса. Рассказала, что через год вступила в братство. Чувствуя, как внутри поднимается раздражение, он услышал, что именно Ахиллес велел ей организовать свою преступную сеть в Нью-Йорке. — Твои бандиты, они нападают на невинных людей. Грабят их и убивают, Хоуп. Разве это не противоречит Кредо? — Они не ассассины, они бандиты, Шэй. Это всего лишь способ управления бедными кварталами. Это связи, уши и глаза города. Я не могу их контролировать, могу лишь направлять. Если я запрещу им делать то, что они лучше всего умеют, они умрут. Без работы, денег, крыши над головой. — Почему же вы не хотите дать тамплиерам исправить ситуацию? Мы стремимся к миру, где каждый найдет себе место, к миру без бедности и нищеты. — Вы не сможете этого сделать, не нарушив природу человека. — Почему? — Если все будут равны, людям не к чему будет стремиться, падет иерархия потребностей. Законы общества сложны, Шэй. Такие перемены не проходят бесследно и не происходят добровольно. А силой мы вам этого сделать не позволим. Он вздохнул, не зная, как убедить ее посмотреть на вещи иначе. Ахиллес совсем забил ей голову. Для начала нужно сделать то, к чему он пришел, пытаясь найти компромисс между сердцем, разумом и инстинктами, которые буквально разрывали его на части. — Ты ведь хочешь спасти Лиама? — Что? — На что ты готова ради него, Хоуп? Она непонимающе уставилась на Шэя, но без сомнения выпалила: — На все. Он внимательно на нее посмотрел. — Даже согласишься стать моей женой? Хоуп показалось, что у нее начались слуховые галлюцинации. — Что? — Ты сказала, что готова сделать все, чтобы я не убивал Лиама. Твоя свобода будет ценой его жизни. Ты выйдешь за меня замуж и больше никогда не будешь иметь дела с ассассинами, а я оставлю Лиама и Ахиллеса в живых. Он предложил ей то, что казалось ему единственно верным выходом, который примет его сердце. Он хотел отгородить ее от ассассинов, и это будет прекрасным способом связать ей руки. Он не хотел убивать друга, пусть и бывшего. Как решить проблему с Лиамом и Ахиллесом и что сказать Магистру, он придумает позже. А сейчас ему нужно позаботиться о женщине, которая уже долгое время не желает покидать его мысли. — Ты сошел с ума. — Возможно. Твое согласие, Хоуп, и они останутся в живых. — Зачем тебе это? — Я... хочу, чтобы у тебя была нормальная жизнь. — Но я и сейчас не жалуюсь! — Хотел бы я, чтобы между нами все было иначе... Ведь ты умна, привлекательна и волнуешь меня так, как ни одна другая женщина. Мы больше не можем быть друзьями, но и врагом твоим я тоже быть не хочу. — И кем же ты хочешь, чтобы мы были? Он сделал медленный шаг вперед, нависая над ней. Его пальцы очертили абрис ее лица, коснулись теплых губ. Он склонился, обдавая ее ухо горячим дыханием. — Ты знаешь, чего я хочу Хоуп. Скажи мне «да», и ты узнаешь больше. Она оттолкнула его. — Нет! Он терпеливо вздохнул и развернулся к двери, бросив через плечо: — Завтра на рассвете мы приплываем. До утра ты должна дать мне ответ.