Сожженные

Хиро взглянул в столь знакомые глаза, преисполненные боли, гнева и ярости. В его голове не укладывалась ни одна мысль, ни одна логическая цепочка или разумный вывод. Он чувствовал себя ребенком - маленьким, беззащитным и потерявшимся в толпе незнакомых людей. Вокруг будто не было ничего - лишь одна пустота. Картины последнего года проносились у него перед глазами, застилая реальность. Он видит труп брата. Если это и телом то можно назвать. Обгоревшие волосы, кожа. Запекшаяся в уродливые корки кровь, покрывающая мясо. Перекошенное, неузнаваемое, покрытое волдырями, когда-то столь дорогое лицо. Пару открытых переломов, множество ссадин и порезов. От тела еще шел легкий дымок. От одной ноги остался лишь обугленное бесформенное мясо. В некоторых местах еще остались обрывки одежды, в других же простилалась темно-красная воспаленная и местами сошедшая кожа, как будто бы она была подпаленными кусками пергамента. В то, что это действительно был он, Хиро не хотелось верить. Возможно, ему следовало бы сделать пару усилий, чтобы принять правду и остаться жить с ней на всю жизнь... Но отпустить брата, просто забыть о нем, и спрятать боль в закоулки души он не мог. Мальчик не помнил родителей - ни черт лица матери, ни голоса отца. Тадаши помнил. Он помнил абсолютно все, и жил с этим, огораживая ребенка от жестокости окружающего мира. Не считая тети, это был самый близкий и драгоценный для него человек. Готовый защитить, утешить в трудную минуту, помочь, понять, простить. Хиро безмерно любил его. И он не собирался изгонять это чувство из груди. Прошли похороны. Под запах благовоний и тающего по каплям воска, брата Хиро оплакивали те немногие родственники и друзья, которые явились на прощание. В воздухе стояла легкая амбра дыма, летали его клубы, просвечиваемые светом пляшущих огоньков свечей. Хиро стало не по себе и, сглотнув подступающий рвотный порыв, он ненадолго вышел из комнатки. Все это напоминало ему о том, что случилось позавчера. Пламя никогда не могло спасти человека, наивно думающего, что он подчинил его в древности. Оно лишь могло притягивать к себе своим ярким, красивым свечением и теплом, но после, будто взамен, забирало его жизнь и поглощало все вокруг, оставляя лишь зловонные груды пепла и золы. Когда Хиро вернулся, гроб с телом, под чтение сутр, уже собирались уносить в крематорий. Пролезая сквозь людей, он быстро поспешил к нему, чтобы в последний раз взглянуть на мертвое и уродливое, но родное тело. Его старания были напрасны - крышка закрылась, забрав в деревянную усыпальницу все надежды, мечты и воспоминания, а вскоре и она сама исчезла за тяжелыми дверьми. На глазах младшего Хамады проступили все это время с таким старанием скрываемые слезы. Прошел час. Весь подвластный ему промежуток времени мальчик провел, скрывшись ото всех на улице. От прежнего вечно радующегося и возбужденного Хиро остался лишь слабый огонек, еле видный в потемневших, заплаканных глазах. Постоянно розовые шеки стали пунцовыми. Каждую секунду он всхлипывал, нервно сглатывая слюну и крепче сжимая плечи руками. Тадаши больше нет. Как Хиро вернулся в помещение, он сам не помнил. Палочками он принимал несгоревшие кости от тети и клал их в урну, украшенную каким-то безобразным цветочным рисунком. Стояли только они двое. С каждым кусочкам брата он чувствовал всю большую нарастающую боль в груди. Будто по каплям, присутствие старшего в его жизни ускользало в океан смерти, поглотивший столь многих. Один из кусочков был тяжел и имел странную форму, по сравнению с остальными. Микробот. Один из двух единственных, которые они решили оставить себе. Еще одно воспоминание, упавшее на дно сосуда. Когда последняя косточка оказалась в урне, туда ссыпали и прах. Останки Тадаши, приданные огню во второй раз. Вскоре останки брата оказались под уже столь знакомой хака семьи Хамада. Будто издеваясь над мальчиком, с неба полил крупный дождь, проливая свои капли на цветы и туша свечи. Раскрылись черные монотонные зонты, и люди поспешили скрыться в своих домах, согревающих теплом ненавистного огня. Лишь юный Хамада остался неподвижен, предав свое тело холоду почти синхронно танцующих капель. *** Через несколько дней Хиро удалось поговорить с Калаганом, чудом выжившим в том страшном пожаре. Он сам пришел к мальчику, взяв с собой несколько коробок сладостей, купленных в пекарне его же тетушки. Усевшись на втором этаже, и разложив их по тарелкам, он всячески пытался привлечь внимание юного гения. -Я понимаю твои чувства, Хиро, - говорил он, разливая по чашкам чай, заваренный Кэсс. Мальчик практически не слушал его, смотря безразличным взглядом в какую-то точку. -Совсем недавно я думал, что моя жизнь утратила смысл... После долгого молчания он неловко продолжил: -Меня посещали мысли об ее прекращении. Я не в силах был что-либо сделать. Не в силах предпринять хоть какие-то действия. Один раз меня посетила надежда, - он замолчал, покосившись на ребенка, и сглотнул, - но и она вскоре ушла. Я стар и одинок. Ничего не могу принять от этого мира, кроме боли и ужасающих воспоминаний, и ничего не могу дать ему. Череда... подобных событий... сильно подорвала мою обыденную жизнь... Твой брат был очень способным учеником и подвал множество надежд. Они разрушались. По крупицам ускользнули из рук. Но... продолжать жить все же стоит. Нависла тяжело давящая на сердце тишина. -Хиро, я потерял дочь. Она умерла, и я даже не знаю, где ее тело. Хамада вздрогнул и поднял глаза на профессора, смотря на него взглядом, в котором смешались печаль, удивление и жалость. -Но я живу, мальчик. Живу ради ее памяти. Ради того, что она хотела бы, чтобы я жил и отпустил бы ее. Ведь она всегда будет здесь, - он показал на свое сердце, а потом протянул руку к грудной клетке Хиро, - а твой брат - тут. Мальчик вздохнул и всхлипнул, что-то тихо прошептав. -Если у тебя будет время, заходи, - он положил на столик чуть помятый конверт, - мы всегда рады новым талантливым лицам. Дело твоего брата должно быть продолжено. Хиро молчал. -В общем, я должен попроща... -Тогда... он кинулся за Вами в огонь, - пробормотал Хамада. Калаган был обескуражен. Его взгляд метался из стороны в сторону - он был не в силах подобрать слов. После нескольких секунд молчания, он заговорил, потерев переносицу: -Я сожалею. Если ты в силах простить меня...- он так и не договорил, - если же нет... Я все пойму. Хиро не ответил. Его мысли были далеко отсюда. В мире, где его брат еще был жив. Он не помнил, сколько прошло времени до того, как шаги профессора послышались на лестнице, а после и звук колокольчика на двери. К еде так никто и не притронулся. *** Маска Йокая, которая отлетела в сторону, проскользив по гладкому металлическому полу, была ужасающа и прекрасна одновременно. Правда, больше она была похожа на какой-нибудь кумадори. Изящные черты и изгибы, выкрашенные яркой краской, желтые глаза. Лицо, скрытое за ней... Именно оно заставило задуматься о столь многом, пережить год и несколько месяцев скорби и боли, выжегший в душе дыру пустоты. Эмоции нахлынули одной гигантской разноцветной волной - и те цвета были темны и страшны, но и красочны и прекрасны одновременно. Радость и счастье, вперемешку со злостью и гневом. -Тадаши! - почти по слогам проговорил Хиро, не веря своим глазам. На них застыли слезинки. Он было бросился к брату, готовый обнять его так крепко, как не никогда в жизни, и одновременно заехать по лицу пощечиной за всю хрень, которую тот совершил, скрываясь и терроризируя город. Но лишь один взгляд брата его остановил. Это был взгляд гнева и ярости. Взгляд ненависти ко всему миру. Половина лица старшего Хамады была покрыта уродливым ожогом. В некоторых местах проступали набухшие вены, сморщенная кожа покрывала остатки выгоревших волос по правому боку. Где-то она зажила и покрылась бесформенной шершавой коричневой коркой, которую все еще покрывали волдыри. Роговица и зрачок побелели, окаймленные красными лопнувшими сосудами - глаз ослеп. Губу пересекал безобразный шрам. Ухо сморщилось и было похоже на обглоданный кусок мяса. Хиро был в ужасе. Животный страх прокрался в самые потаенные глубины его сознания. Мягкий и добрый голос, когда то ласкавший слух младшего, стал гневным и угрожающим. В мгновенье ока Тадаши оказался рядом с братом и, грубо схватив того за горло, сквозь зубы бросил ему в лицо: -Ну здравствуй, Хиро. Хака - могила в Японии. Кумадори - грим в театре Кабуки.