Под солнцем Арбореи

Утреннее солнце с трудом пробивалась сквозь своеобразную крышу из листвы вековых деревьев, растущих в лесу Забвения. Тысячи его ярких лучей пронзали воздух, заставляя лес играть различными красками: от зелёного, принадлежавшего многочисленным видам растений, до алого, отблески которого играли на свежем пятне крови, оставленном очередным неудачным путешественником, решившим высунуть нос дальше ворот Кресцентии. В лучшем случае его найдёт такой же неудачник, и они спасутся вместе. В худшем – его труп обглодают хищные саблезубы. Арборея всегда сочетала в себе совершенно неописуемую красоту природы и опасность, таящуюся за любым кустом. Опасность заключалась не только в ужасных монстрах, населявших практически всё пространство, за исключением городов, но и в тех, кто, казалось бы, должен был объединиться для противостояния силам наступающего зла. Однако каждый из участников войны искал в ней свою выгоду, ведь только в сказках все дружно бросаются спасать мир. Нет, они будут обязательно ждать одного храброго, но чертовски глупого и наивного человека, который сделает всё за них. Людям и эльфам попросту не до этого – одни заняты в удержании позиций на рудниках ноктениума (ценного минерала, содержащего в себе огромную силу), вторые слишком высокомерны для того, чтобы пачкать свои руки. Амани куют своё оружие и молятся богине, чтобы в очередной раз отбить атаку монстров. Элины оплакивают сгоревшую дотла Пору Элину, разрабатывая планы мести. Барака? А что барака? Они – дети скал – с давних пор предпочитают не вмешиваться в чужие конфликты, оставаясь в нейтралитете. Кастаники же тщетно пытаются восстановить свои позиции после оглушительного поражения в борьбе за господство под командованием демона-бога Лока. Сегодня они лишь побеждённая раса, прекрасные рабы и отличные торговцы, способные продать всё, что угодно, даже своего же соотечественника. Тихо скрипели колёса телег, медленно продвигающихся по едва видимым в кустах дорогам. Во главе процессии ехал на лошади высокий человек уже в возрасте, но в отличной физической форме. Время уже практически окрасило его голову в белый цвет, забрало левый глаз, но пощадило сильные руки, способные гнуть сталь, которыми он держал сейчас поводья. По бокам от телег ехали охранники – молчаливые наёмники – амани, которые за деньги готовы были убивать и женщин, и детей, и стариков. Какая разница, когда платят? В телегах за толстыми прутьями клеток сидели рабы – обычное явление в последнюю сотню лет. Все, кто не смог найти своё место в этой жизни или попросту попался на глаза охотникам, рано или поздно попадали в вот такие вот клетки, которые везли их к будущим хозяевам. Все надеялись, что их выкупят, потому что тех, кто останется, ждёт верная смерть в лапах василисков. Среди работорговцев была такая забава – плохому товару вручали старый ржавый, желательно поломанный меч и выпускали рядом с гнездом хищных тварей. Если выживет – даруют свободу. Однако никто ещё не выживал. Рабы не издавали практически ни звука. За нарушение тишины охранники жестоко избивали палками до тех пор, пока хозяин не рявкнет что-то про порчу товара. Лишь изредка всхлипывали маленькие элины, которых забрали сразу же после сожжения их родного города. Работорговцам было плевать на чужое горе, ведь их интересовали только золотые монеты, звенящие в толстых кошельках их будущих клиентов. Вскоре деревья расступились, и рабовладельческий караван оказался на небольшой светлой поляне. Местами земля была выжжена кострами, а это значит, что поляну давно облюбовали для стоянок. Мешающиеся кусты и высокую траву вырубили острыми мечами, кострища вновь вспыхнули алыми языками пламени, люди ставили палатки и в спешке готовили лагерь к прибытию покупателей. Вечером этим заниматься было нельзя – в темноте лишняя активность могла привлечь к поляне непрошенных гостей: хищных животных и разведчиков культа Лока, которые рыскали везде в поисках жертв. А толстосумы должны были прибыть уже на следующий день. - Шевелитесь, чёртовы бездельники, - регулярно подавал голос работорговец, подгоняя не слишком расторопных нанятых работников. Те периодически отлынивали от работы, опустошая фляги со спиртным. – Или вы хотите присоединиться к мусору в телегах? Присоединяться, разумеется, никто не хотел. Но все понимали, что этот закалённый в войнах человек способен претворить свои угрозы в жизнь. И лишь страх перед этим удерживал их от дальнейшего разгильдяйства – деньги здесь были уже на втором месте. А платили немало. Работорговля была одним из самых прибыльных бизнесов в Арборее уже пару десятков лет. Нелегальным, но всё же бизнесом. Обгоняли его только добыча ноктениума и военные контракты с Федерацией. Но оба эти направления требовали от исполнителя, чтобы тот замарал руки грязью, собственным потом и кровью. А подставлять себя никто не любил. Куда проще причинять страдания другим: воровать детей, убивать их родителей, заниматься мародёрством. Сложились отличные условия для этого – война и многочисленные восстания создавали широкий спектр возможностей для работорговли. Настолько широкий, что государство не могло, а может и не хотело что-то предпринимать по этому поводу. *** - Приехали, Кимарис, - без доли радости в голосе произнесла молодая кастанка, гладя пристроившуюся на её коленях рыжую голову дремлющего юноши. Рыжий кастаник недовольно замычал, надеясь, что над ним сжалятся и дадут поспать ещё с полчаса. Но не тут-то было. Его начали бесцеремонно сталкивать. – Подъём, у меня уже ноги затекли и спина. И я хочу поближе посмотреть, куда это нас притащили. Через секунду раздался звук ударяющейся о деревянный пол головы и недовольное ворчание. Девушка же, буркнув «прости», начала пробираться к противоположной стене телеги. Та была целиком сделана из железных прутьев, чтобы «товар» не задохнулся и не попортился. Контраст освящения между тёмным углом и ярким дневным солнцем заставил кастанку прищуриться. Но глаза быстро привыкали к свету, и вскоре она могла рассмотреть всё то, что находилось снаружи. Мягко говоря, это её не обрадовало. Эти места кардинально отличались от её дома. Не было скал, тёмных зданий, украшенных алыми узорами. Не было даже песка и шума моря. Лишь бескрайний лес, который окружал поляну, такой чужой и страшный. Помимо их двоих в телеге были элины. До сих пор они спали, прижавшись друг к дружке. С кастаниками они не разговаривали и вообще редко подавали голос, ограничиваясь перешёптываниями между собой. Самая маленькая из них проснулась первой и теперь сидела, поджав колени, и тихо плакала. Их посадили в телегу не так давно, когда они проезжали мимо сожжённого поселения зверолюдов. Всё, что удалось расслышать кастанке, так это, что их опекунов забрали культисты. В животе маленькой девочки заурчало. И не одна она была голодна. Их не кормили уже пару дней – всё то время, что они ехали по этому проклятому лесу. Кастанка взяла с пола их общую жестяную миску и высунула руку с ней из клетки. - Эй, вы собираетесь нас кормить? Или хотите, чтобы ваш товар сдох от голода? – крикнула она, привлекая внимание одного из охранников. Тот даже и не подумал повернуться чтобы ответить. Но тогда в следующий миг достаточно тяжёлая миска полетела ему прямо в голову. Разъярённый амани резко повернулся в сторону телеги и схватил ещё высунутую руки кастанки, дёргая ту на себя так, что девушка зашипела от боли. - Заткнись, кастанская шлюха, если хочешь дожить до завтрашнего дня. Кормить вас будем тогда, когда посчитаем нужным. А теперь сиди тихо, - амани отпустил руку кастанки и оттолкнул ту от прутьев решётки. Элины испуганно вскрикнули и забились в угол. Охранник перевёл злобный взгляд на них, - вас это тоже касается, мелкие куски меха. - Я выберусь, и тогда вы все сдохнете, как свиньи на бойне, - злобно прошипела девушка, растирая вывихнутое плечо. Благо, охранник этого уже не слышал. Боль пульсировала, словно в сустав вогнали раскалённые гвозди. Но от боли она уже не могла плакать. Они все уже не могли плакать. Плачут только тогда, когда что-то теряешь. А рабам терять уже нечего. Ведь собственная жизнь уже не кажется чем-то ценным. - Тише, Арден. Не накликай на нас ещё большую беду. Они когда-нибудь дадут нам еды, ведь им не выгодно, чтобы кто-то из нас заболел или умер, ты же знаешь, - успокаивал подругу рыжий кастаник, сгребая ту в свои, по истине, медвежьи объятья. - Если ты переломаешь мне все кости, Ким, у них точно сократится доход, - сдавленно прохрипела девушка, пытаясь ослабить хватку юноши. – Хотя, лучше бы я оказалась негодным товаром. Я боюсь того, что будет после завтрашнего дня. Боюсь оказаться ещё дальше от дома и дальше от тебя. Ардениус закусила губу, чтобы сдержать слёзы. Здесь никто уже не плакал. И она не должна. Еду им всё же принесли. Как обычно в миске лежала краюха хлеба и фляга с водой. Скудно, но в последнее время рабы научились радоваться даже таким, возможно, мелочам, как хлеб без плесени и чистая вода. Большую часть хлеба кастаники отдали элинам, но воду разделили поровну. Вода была настоящей роскошью, которую бережно щадили и пили, не проливая ни капли. После обеда фляга и миска были снова выставлены ближе к решётке. А все обитатели телег вновь засыпали. То ли слабость от недоедания, то ли травы, которые подмешивали в воду, были тому причиной. Но каждый был рад этим часам, которые позволяли забыть о действительности и вернуться хоть на небольшое время домой. Разбудил их шум снаружи, когда вокруг было настолько темно, что с трудом угадывались очертания лагеря. Но шум становился сильнее, а в разных частях поляны вспыхивали факелы. Сонный и ещё более рассерженный, чем обычно, работорговец стоял в полном обмундировании, держа в руках тяжёлый топор. От крика его голос был на грани срыва, и потому был хриплым и напоминал больше рычание зверя. - Идиоты! Какого дьявола вы не потушили на ночь костры! Сколько раз нужно повторять, чтобы вы уяснили, что это вам не прогулка по парку в Велике?! Кретины! Где-то совсем рядом раздался рёв какого-то дикого животного. Скорей всего это был обыкновенный саблезуб. Но не могла же большая кошка переполошить целый лагерь, две трети которого составляли вооружённые до зубов охранники? Нет, тут дело было в другом. Но вряд ли кто-то, кроме бывалых путешественников понимал, что здесь происходит. Тишину ночи разрезал истошный крик, который не мог принадлежать ни одной из шести рас Арбореи, состоявших в Федерации или как-то связанных с ней. На ум приходило только одно слово. Культисты. Они появились и исчезли так же внезапно, как захлопывается капкан, поставленный на ничего не подозревающего зверя. Сначала появились чародеи, в подчинении которых были мерзкие твари, обычно обитающие на болотах. Те, словно огромные шары, покрытые панцирем, уничтожили наспех возведённые баррикады и бросились на охранников. Затем подоспели лучники и ассасины. Казалось, что отрядам этих рогатых и краснокожих тварей нет конца. Чародеи успели поджечь несколько палаток и телегу, в которой мирно спали под действием трав рабы. Проснулись они слишком поздно, и несколько минут были слышны их истошные крики. Элины, находящиеся в телеге рядом с Кимарисом и Арден, не понимали, что происходит, и в страхе вжались в свой угол, мелко дрожа. - Тсс, - прижал палец ко рту Ким, сгребая всех в самоё тёмное место помещения. Маленькие зверолюды вцепились в новоявленную няньку своими крошечными ручками и прижались к нему, вызвав у Арден приступ умиления. По этому поводу она сострит когда-нибудь потом, но явно не сейчас, когда их жизни грозит такая опасность. Снаружи завязалась битва. Культистов было, конечно, много, но им явно не хватало боевой подготовки. Сознание, затуманенное демоном-богом Локом не могло трезво оценивать ситуацию, и поэтому они были похожи скорее на диких зверей, чем на воинов. Работорговцам удалось избавиться от вражеских отрядов через несколько часов с практически минимальными потерями. Сожжённую телегу и людей они не считали потерей. Её остатки вместе с трупами культистов до утра хоронили в яме, наспех вырытой в лесу. * * * Луч солнца шаловливым зайчиком проскользнул сквозь стальные прутья клетки, светя прямо в глаза только заснувшим рабам. Ночь была тяжёлой: отчаявшиеся успеть вовремя стражники выпустили их из клеток и заставили приводить лагерь в порядок. В том числе и таскать трупы к горевшему до рассвета костру, который долго потом испускал чёрный дым, источающий запах горелого мяса. Закончив только под утро, пленники ложились спать прямо так, с руками, испачканными по локоть в крови мёртвых культистов. Им ещё долго сниться будут их пустые лица, искажённые предсмертной гримасой ненависти. Ардениус заворочалась на коленях Кимариса, пытаясь скрыться от назойливого солнца, которое упорно пыталось разбудить юную кастанку. Однако яркое арборейское светило было куда более настырным, чем она предполагала, и ей пришлось повиноваться. С трудом открыв глаза, рогатая аккуратно поднялась, чтобы не разбудить остальных обителей клетки, и поползла на четвереньках к прутьям, чтобы разведать обстановку в лагере. Тот потихоньку просыпался, периодически были слышны вечно недовольные крики стражников, подгоняющих своих не сильно расторопных товарищей. Медленно, но верно наступало время, которого все ждали, но одновременно и боялись. Оставалось несколько часов до момента, когда на эту стоянку прибудут богачи, готовые отдать целый кошелёк золота за чью-то жизнь. - Пылает роза беспрестанно, даря нам всем свой алый свет… Свобода нам всегда желанна – вот наш захватчикам ответ, - тихонько, практически срываясь на шёпот, пропела Арден старую песню, которую ещё в детстве слышала у старых кастаников в своём родном городе. Песня была очень красивой, но, проведя много дней и ночей на улице, многие рабы охрипли, многие и вовсе заболели, причём достаточно серьёзно. Но эти строки всё равно внушали хоть какую-то надежду на дальнейшее существование, - Кастаники пылает роза во тьме войны тяжёлых дней. Не страшна нам их угроза, покуда дух наш всех сильней. - Ты уже проснулась? – Кимарис, жмурясь, смотрел на перебравшуюся в другой угол подругу, - неужели нас сегодня наконец выпустят из этих клеток… - Чтобы посадить на цепь, - сухо прервала мечтания рыжего кастаника Ардениус. Она уже давно не верила в то, что найдётся какой-нибудь особо добрый и особо глупый господин, который выкупит их, чтобы выпустить на волю. Эти сказки рассказывали только верящим в них маленьким детям, которым нужно было ещё жить и жить, им рано было впадать в уныние. Они с Кимарисом были уже не дети, а она вдобавок была старше, хоть и выглядела совсем маленькой на фоне горы мышц, именуемой Кимом. Все кастанские женщины были достаточно миниатюрными, а мужчины – большими и сильными. Генетику никуда не денешь. Так что Кимариса вполне могли забрать на какие-нибудь работы, а у Арден, как и у большинства представительниц её рода, путь один – в бордель. От этого становилось так противно, что кастанка сжала кулаки до побелевших суставов. - Твои волосы совсем поседели, - хмыкнул Кимарис, отворачиваясь от старшей сестрицы в сторону мирно сопящих элинов, укрытых старым плащом одного из стражников, который удалось стащить во вчерашней суматохи. Ардениус ничего не ответила, лишь презрительно фыркнула и заняла привычный пост около прутьев, высматривая что-нибудь необычное на горизонте. Но пока всё шло по такому же сценарию, как и вчера. И позавчера. И много дней до этого. Вот выходит из своей палатки работорговец, скептично рассматривает проделанную работу, выкрикивает новые приказы и вновь скрывается из виду в своих апартаментах. Сейчас должны принести в миске еду и питьё. Так что пора будить пушистых малышей. Но будить их не пришлось. Начальник во второй раз показался из палатки в ещё более недовольном виде, чем обычно и, набрав воздуха в могучую грудь, громогласно зарычал: - Подъём, ленивый мусор! Чтобы через полчаса всё было готово к приезду толстосумов, готовых платить за вас мне денежки. На несколько секунд повисла тишина. Потом раздалось возмущённое бормотание, ропот и отдалённый плач ребёнка. Утреннюю сонливость сняло как рукой, лагерь зашумел, зашуршал и принялся жить активной жизнью, которой здесь до сих пор никогда и не было. Стражники принялись открывать клетки, выводя из них заключённых в тяжёлые кандалы рабов. По сравнению со вчерашним утром их количество сильно сократилось. Культистам было плевать, кого убивать: стражника или маленького ребёнка. Вчера они с Кимарисом в общую кучу горящих трупов стаскивали даже детей. Двух элинов и одного мальчика-кастаника, у которого даже рожки не приняли тех причудливых форм, которые появлялись у подростков. В основном, именно дети и страдали. Здесь, месте, где каждый сам за себя, им было труднее всего выживать. Стражники вытащили на середину лагеря несколько больших вёдер, наполненных не очень чистой водой, взятой из ближайшего озерца. Но это устраивало куда больше, чем запёкшаяся кровь на руках и груди, оставшаяся после ночных работ. Рабы принялись старательно смывать с себя грязь. Некоторые даже находили в себе силы, чтобы поднять ведро и окатить себя водой с головой. Отмыв себя, Ким и Арден принялись помогать сокамерникам, которые не могли зачерпнуть своими маленькими ладошками достаточно влаги. Но вдруг Ардениус почувствовала резкую боль – один из стражников схватил её за длинные седые волосы, которые за долгие месяцы без расчёсывания попросту свалялись, и резким движением руки с ножом отсёк большую их часть, оставив растрёпанное подобие мальчишеской причёски. - Что б вас всех, - прошипела кастанка, проводя рукой по волосам. Такая участь постигла не её одну. Горе-парикмахеры приложили свои кинжалы ко многим патлатым головам, чтобы привести их, по их мнению, в божеский вид. Когда водные процедуры закончились, их не стали запускать обратно в камеры. И кормить тоже не стали. Просто выставили в шеренгу, словно новобранцев, попавших в армию. Только это не войска Федерации, работорговец – не прекрасный полководец Эллеон, о котором ходили слухи, а они – не доблестные защитники Арбореи. - Началось, - прошептал кто-то из рабов. А ведь, и в правду, началось. Они приезжали в богатых экипажах, эти богачи. Кто-то прибыл даже в открытой карете, в которую были запряжены три удивительных лошади, словно призванных из царства мёртвых – боуншейкеры. Кто-то просто приезжал верхом на диковинных гигантских кошачьих. Кто-то ограничивался повозками с обыкновенными лошадьми. Но каждый из них без слов говорил о себе «я богат, я могу купить вас всех с потрохами». Большинство уезжало без покупок, остальные же долго ходили вдоль шеренги, пристально изучая каждого раба. Мужчины предпочитали маленьких элинок, дамы же, напротив, выбирали себе хорошо сложенных юношей. Одна из барышень, что прибыла в громадном экипаже, быстро ухватила нескольких кастанок повзрослее, расплатилась с торговцем небольшим сундучком, суда по всему, набитым золотом и уехала восвояси. Посмотрев на Ардениус, она удовлетворённо хмыкнула, но обратив внимание на седину, состроила недовольную мину и пошла дальше. Кастанка же лишь сильнее сжала ладонь Кимариса, судорожно выдыхая. По крайней мере все её самые страшные страхи оставались позади. А потом приехал он. В небольшом экипаже. Со всего одной лошадью, которая выглядела чертовски уставшей, как и мужчина, который держал вожжи. Совсем молодой эльф, наверно, ровесник Кимариса, как отметила кастанка. Такой миловидный и чертовски похожий на девчонку. Было видно, что тот был немного не в своей тарелке, уж больно растерянным он казался. Он долго рассматривал немногих оставшихся, и вдруг протянул руку к Кимарису. Точнее к его рогам. Тонкими точёными пальцами он сначала медленно провёл по их гладкой поверхности, легонько коснулся подушечкой острого кончика. Кимарис недовольно сопел, но терпел такое наглое отношение к его персоне. Но когда остроухий сначала небрежно, а потом уже более настойчиво надавил на небольшое углубление, пронизанное алой светящейся полоской, кастаник с шумом выдохнул, ощущая, как подкашиваются его ноги. Он только и смог, что прохрипеть: - Не надо. Но эльф пропустил это мимо своих острых ушей, продолжая с видом юного натуралиста изучать странную точку на теле кастаника. Но тут уже вмешалась стоящая рядом Ардениус. - Хватит! Не смей причинять ему боль, – злобно зашипела она, с трудом поднимая скованные кандалами руки, чтобы хорошенько ударить наглеющего уже эльфа. Кимарис что-то пробормотал, явно пытаясь успокоить разгорячившуюся не на шутку особу, но уже было поздно. Кулаком Арден дотянуться не могла, но острыми длинными когтями сумела достать до щеки, оставив на ней несколько параллельных глубоких порезов. И тут мир покачнулся. Кастанка недоумевающе оглянулась назад, но лишь краем глаза заметила стражника, убирающего обратно на пояс тяжёлую дубинку. Боль пришла только через несколько мгновений. Она разливалась от спины по всему телу, затуманивая сознание и заставляя его отключаться. Ноги уже не держали, и она свалилась бы на землю, если б не вовремя пришедший в себя Кимарис. Вряд ли она могла увидеть ехидную ухмылку эльфа, услышать звон монет и заветное: - Я забираю обоих.