Ключ в Бреду

Лину понуро брела по тропе, вновь и вновь мысленно возвращаясь к строчкам дневника мужа. Все-таки быть растерзанным троллем — ужасная смерть, и, не смотря на все уговоры Альдафера, она не могла окончательно избавиться от чувства вины. Вожак их маленького отряда говорил, что Синт — муж Лину — сам выбрал свою дорогу, и что опасности подстерегают в этих краях любого, кто встает на рисковый путь приключенца. Да и любой из их компании может закончить столь же бесславно, если не будет достаточно внимателен. Лину слушала, вздыхала, соглашалась, но не могла окончательно прогнать воспоминания и чувство вины. Так, витая в своих невеселых думах, эльфийка не заметила, что их группа достигла Чарвуда. Должно быть, она очень глубоко погрузилась в себя, раз не отследила такой резкой смены обстановки. Тут было очень холодно. Именно холод и вынудил жрицу Сеханин вернуться к реальности. Поежившись, Лину плотнее запахнулась в плащ и осмотрелась — мрачным местечком показался ей этот Чарвуд. Из низин выползал густой туман, в котором не было видно, что таится впереди, деревья с почти голыми ветвями тревожно скрипели, сплетаясь корявыми сучьями. Ни одного солнечного луча не проникало сквозь этот заслон, и оттого казалось, что в Чарвуде царит вечная ночь. Лишь призрачные огни светились во мху и под кронами деревьев: лиловые, пурпурные, зеленые и холодные, ядовито-желтые, не столько освещая, сколько придавая и без того тревожной обстановке совсем уж зловещий вид. Лину вздрогнула, пару раз вдохнула, собираясь с духом, покрепче сжала рукоять своей булавы, что придало эльфийке уверенности, и прибавила шагу. — Здесь где-то должна быть деревня, — непривычно тихо произнесла Шарвин, держа наготове устрашающего вида меч. В другой ситуации ей было бы лучше взяться за лук, но при нынешней видимости дальнобойное оружие было скорее помехой, чем подмогой. Лину понимала, что Шарвин особенно неуютно, так как человеческие глаза певицы совсем не приспособлены к темноте, как у прочих. Не сказать, конечно, что Сумеречное зрение сильно спасало в этом тумане, но хотя бы ориентироваться позволяло. — Да, так сказали и в «Зеленом грифоне», и прежде, — отозвался шедший впереди Альдафер. — Но еще упоминали, будто с деревушкой что-то неладно. Надеюсь, там есть таверна. Я готов её даже отвоевать, чтобы прогнать из костей этот проклятый холод. — Нежный эльф, — фыркнул на него Томи. — А сам то — дрожишь как осиновый лист, — не остался в долгу Альдафер. Перебранка была привычной, и на миг всей компании будто полегчало… Полегчало бы, не затихни она резко, словно обрубленная. И эльф, и Томи, и Шарвин были слишком напряжены для традиционного обмена колкостями. А это значило немало. Внимание Лину привлекла тень в тумане, показавшаяся жрице живой. Эльфийка замедлила шаг, не сводя глаз со странного видения, и едва не упала, когда на неё наткнулся шедший замыкающим Даэлан. Лину не сдержала тихого жалобного вскрика, увидев, что летит прямо в объятия стылого влажного тумана, но погрузиться в него ей не дали. Могучая рука высоченного полуорка подхватила миниатюрную эльфийку и поставила на ноги. — Смотри себе под ноги, — пророкотал Даэлан и легонько подтолкнул её вперед. Лину вздрогнула, оглянулась, — не ушли ли остальные, — но все стояли, ожидая отставшую парочку. — Спасибо, Даэлан, — пробормотала жрица, — не хотелось бы мне с головой погружаться в это. Воин в ответ только пожал плечами и снова подтолкнул эльфийку. Альдафер же, наблюдая за всем этим, нахмурился и произнес: — Быстрее дойдем до деревни — быстрее от этого отделаемся. — Резко развернулся и зашагал под сводом низко нависающих, сплетенных ветвей. И даже яркая, медно-рыжая шевелюра эльфа казалась непривычно тусклой. Невысказанные вопросы повисли в воздухе за его спиной. «А если не дойдем?» «А если не отделаемся?» Но произносить их вслух никто не решился. Томи припустил за широко шагающим эльфом, вслед за ним потянулись Боддинок, Гримгно и Шарвин, за ней — Лину, замыкал по-прежнему Даэлан. На ходу Лину оглянулась, попыталась вспомнить то место, где видела странную тень, но ничего кроме тумана разглядеть не смогла. Зато ей показалось, что на границе зрения зажглись пронзительные парные маленькие огоньки — точь-в-точь глаза какого-нибудь монстра. Обернулась — и все исчезло. Пока вертела головой, эльфийка сбилась с шага, постаралась нагнать, но оступилась, споткнулась, с трудом удержала равновесие, и на следующем же шаге лодыжку пронзила острая боль. Жрица стиснула кулаки и не показала своей слабости. Нет, она должна продолжать идти. Шаг, один, другой… Сначала больно, но потом привыкаешь, и уже не так сильно болит, и вроде бы можно идти, да даже в общем темпе. — Интересно, долго мы уже тут бродим? — Это был Боддинок. Маг спросил скорее даже не для того, чтобы узнать, а желая развеять тягостное молчание. Гному, как и Лину, то тут, то там мерещились движущиеся тени, огни глаз, неясные силуэты… — Не знаю, — отозвалась окончательно продрогшая Шарвин, — но дорого бы я сейчас отдала за кружку доброго грога. — Не ты одна, женщина! — подхватил Томи. — Дойдем до таверны — выпьем хорошенько, — заключил Альдафер. И вновь воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь скрипом ветвей, далеким уханьем сов и неясными криками на самой границе слышимости. В равной степени они могли быть плодом разыгравшегося воображения путников и происками тумана. Лину с тревогой посмотрела на Томи и Боддинока. Хафлинг и гном были самыми невысокими в группе, и им было особенно неуютно находиться в этом кисейно-белом тумане, луже разлитого по лесу молока…. Вот только не парного, а ледяного. Как и Шарвин, Лину, понятное дело, не отказалась бы от грога, но еще с большим удовольствием выпила бы парного молока. Только где же его тут возьмешь? Мысль показалась ей глупой, и единственная польза — на миг она ослабила предельное напряжение нервов. Лину, как и всей компании, казалось, что из тумана или из тени на них в любой момент выскочит какая-нибудь зловещая тварь, или хотя бы встанет боевой скелет и попрет на продрогший отряд, размахивая мечом направо и налево. А в пустых глазницах его черепа будут гореть запредельной злобой алые уголья. Однако тропа сквозь лес петляла дальше, цель, как все надеялись, приближалась, а из кустов и из тумана никто не выпрыгнул и не попытался утащить кого-нибудь к себе в ледяной ад. Лину была слишком напряжена, чтобы вспоминать космогонию, но в ней крепла уверенность, что этот туман мог приползти разве только из какой-нибудь Кании или иного холодного места. Внезапно над туманом выплыл череп. Все схватились за оружие, привычно заняли свои позиции, заклинатели уже начали произносить формулы чар, когда Альдафер воскликнул: — Не нужно! — И подошел к черепу, оказавшемуся просто частью скелета, насаженного на шест. — Если он раньше и мог причинить вред путникам, то сейчас упокоен и способен служить разве что пугалом. А вот и ворота! В самом деле, почти сразу за пикой, на которую был насажен скелет — к слову, он был тут не один, хотя чаще попадались не тела целиком, а черепа и головы, — обнаружился скрытый до этого момента туманом высокий частокол со старыми, изрядно покосившимися и подгнившими воротами. Альдафер отправился прямиком к ним. Створки просели и не сразу подались усилиям худощавого эльфа. Ему на помощь подскочил находившийся ближе всех Гримгно, и вместе они растащили створки в стороны. Прежде чем входить — обилие трупов не слишком располагало к ожиданию теплого приема — эльф и дварф огляделись, но не заметили ничего угрожающего. Да и туман за воротами казался вроде бы куда менее густым и высоким. Это слегка обнадеживало. Спутники вошли, но вскоре остановились. Недалеко от ворот стоял человек. Но выглядел он странно, его очертания словно смазывались. Или это остатки шуток тумана? Незнакомец заговорил первым: — Приветствую вас на земле мертвых… Или всё-таки живых? Хи-хи-хи… Постоянно путаюсь… Ведь их тут у нас друг от друга не отличишь… Кстати, меня зовут Квинт… Кажется… — Что ты мелешь?! — нахмурился Альдафер и попытался поймать его бегающий взгляд. — Это ведь деревня Чарвуд? Что тут у вас творится? Похоже, грог отменялся до неопределенного времени. — Вы пришли в Чарвуд, а это деревня нигде, нет, никогда…. Что это значит? Откуда мне знать? Я жив, но я остаюсь…. Он нес какую-то жуткую чепуху, его голос дрожал, а по интонации нельзя было понять, издевается он, заискивает или дрожит от страха. Не на шутку встревоженные спутники Альдафера загудели: — Деревня нигде и никогда? — Мертвых и живых? — Жив, но остаешься? — Да что ты, демон побери, мелешь? Лес, который они миновали, казался испытанием на пути к деревне, но и здесь их подстерегло что-то непонятное… В чем придется разобраться, и даже не только ради выполнения задания леди Арибет, сколько для того, чтобы элементарно выбраться отсюда. — Ай, сейчас я расскажу, что творится в замке, в замке Джерек… — продолжил назвавшийся Квинтом. — Мы всех заставили остаться… Всех, из-за моего брата, ради него и детей… — Какой такой брат? — Альдафер предпринял еще одну попытку разобраться, но ответ был в том же духе. — Брат? Брат — чудовище. Убирайтесь отсюда и будете правы. И никто не сможет вас оставить здесь… Забавно, не правда ли? Он говорил еще, нес какой-то бред, что они с братом правили этим местом, что брат не желал отдавать нечто важное, что он прикасался ко многому, приносившему гибель другим, но только не ему… Квинта спросили о Культе, и, ожидаемо, ответ был невразумительным. Оставалось искать самим. Проходя мимо коридора из копий с насаженными головами, Лину остро ощущала всю неправильность этого места. Кроме Квинта тут обнаружились и другие жители, но их не занимали ни черепа, ни Квинт, ни дети… Да, все упоминали что-то странное про замок, вырубленный в скале, но при том утверждали, будто у них самих всё в порядке, и деревня прекрасно защищена, и Альдафер с компанией ничем не смогут им помочь. О Культе тоже ничего не сказали. Лишь упомянули, что, может, стоит обратиться к мэру. Мэр обнаружился в одном из домов. Дверь распахнулась от легкого толчка, и сразу в холле маленький отряд увидел тучного мужчину в синем сюртуке. Поначалу он показался адекватным, представился — мэр Мобли, — спросил, чем может помочь… Но чем дальше, тем больше от его слов становилось жутко. Мэр был уверен, что на дворе утро, хотя стояла глубокая ночь, что сейчас зима и на носу праздник Солнцестояния — и это в разгар летнего сезона! А мэр продолжал: он говорил, что во всем виноват Квинт, хотя, как и остальные горожане, не сразу вспомнил его имя. Он говорил, что всем им пришлось чем-то заплатить за защиту. Что чужакам надлежит уйти и не тревожить покой Чарвуда. В какой-то момент его голос слился для Лину в полуразборчивое бормотание. Зато она увидела свет. Он лился из распахнутого окна, такой, какой может быть только утром. Эльфийка подошла к окну — оно было раскрыто, — и на лицо Лину упали резные снежинки. Отчего-то холод не ощущался. Зато за спиной она услышала детский смех. Обернулась. Пятеро человеческих детей, лет от четырех до семи, играло на полу, возясь с какими-то игрушками. Они весело обсуждали надвигающийся праздник, мечтали о подарках. Рассказывали об угощении, что готовят их матери. В прихожей заскрипели половицы, и в комнату вошел невысокий черноволосый мужчина с книгой под мышкой. — Сегодня в замке Джерек будет чтение сказок, — сказал он с улыбкой. — Я хотел бы проводить детей. Услышав об этом, дети вскочили и загомонили. Сказки влекли их, но у Лину откуда-то появилась твердая уверенность, что этого нельзя допустить. — Нет, Квинт, — твердо сказала эльфийка. — Дети останутся здесь… Квинт? Она откуда-то вспомнила его имя… — Не мешай мне, женщина, я всё равно заберу их! — его голос понизился, стал громче, раскатистее. Теперь он походил на рык. Жрица выхватила булаву и принялась читать благословляющую молитву. А с Квинтом меж тем стало что-то происходить. Что-то страшное. Его тело изворачивалось, ломалось, увеличивалось. Кожа на глазах грубела и краснела. С треском рвалась одежда. Лину бросилась на него, не дожидаясь окончания трансформации, но в последний миг Квинт оказался у неё за спиной. Булава нашла другую цель, а по полу растеклась кровь. Размозженное детское тельце, раскинув руки в стороны, легло на пол. — Я покараю тебя! — воскликнула эльфийка срывающимся голосом. Вскинула руку, воззвала к Сеханин Лунный Лук с мольбой дать сил, чтобы уничтожить демона, в которого превратился Квинт. Комната осветилась золотой вспышкой — в монстра ударил поток золотых лучей, но они словно прошли сквозь него, не причинив вреда, только выжгли на стене несколько черных кругов. От этого жара занялись книги на полках шкафа. — Дети! Бегите! — вскричала Лину, вновь замахиваясь булавой. Но те, заходясь плачем, забились в угол. Подальше от огня, от неё самой. Демон хохотал. Лину ударила. По полу покатилась разбитая детская голова, во все стороны брызгая кровью. Она подкатилась к шкафу. Кудрявые волосы вспыхнули мгновенно, кожа обуглилась, проступили кости. — Проклятие! Проклятие! Я не прощу тебе этого! — Удушливый дым драл горло. Уши закладывало от плача детей и смеха демона. В голове Лину пронеслась мысль: если не выходит оружием, то, может быть…? Она бросилась к горящему шкафу. Обжигая руки, налегла на него. Отвернула от стены и толкнула на демона. Шкаф, как ей казалось, падал мучительно медленно. Все стало медленным… Стало даже видно, как тают снежинки, влетая в окно, как обугливаются страницы книг и мгновенно рассыпаются сажей и пеплом. Как заживо, исходя истошными воплями, сгорают дети. Всего было слишком много, слишком неправильно… Лину зажала уши сожженными пальцами, но, увы, не могла закрыть глаза. Веки сгорели. Зато ей больше не было холодно. А под, наконец, упавшим шкафом она увидела распластанное тело Квинта…. — Лину! Лину! Очнись! — Слух возвращался к ней. Резкий мокрый холод, хлесткий удар по щеке, от которого её голова дернулась в сторону… Эльфийка заморгала — веки были на месте. Как и длинные черные ресницы. Лину подняла взгляд и увидела над собой встревоженное, бледное лицо Альдафера. Рука эльфа застыла в воздухе... После удара? За ним толпились остальные. Шарвин держала пустой стакан. Так вот откуда взялся тот резкий холод, потушивший сжигавший Лину пожар. Она вновь обвела всех взглядом, попыталась понять, где находится. Лину опять что-то натворила? В памяти всплыла разбитая на окровавленные куски детская головка. Жрица истово замотала головой. — Нет! Нет! Я не могла убить их! Это все демон! Квинт... — Она закрыла лицо руками. Перед глазами вставали сцены пожара. Нежная кожа, вздувающаяся пузырями, обугливающаяся, чернеющая, превращающаяся в угли. Детские личики и её пальцы. Пальцы, сжимающие булаву, которой, сама того не желая, Лину губила невинных! Но пальцы были целы. Исцарапанные, мозолистые, с грязью под обломанными ногтями – всего лишь следами долгого перехода. Жрица тяжело дышала, пытаясь осознать, что с ней только что произошло. — Ты упала в обморок, — хрипло пояснил эльф, сообразив, к чему были эти судорожные телодвижения и заметив вопрос в её глазах. Лину вздрогнула, всхлипнула и, уткнувшись ему в грудь, расплакалась. — Альд, прошу тебя… мы должны выяснить, что тут творится… Иначе я никогда не прощу себя, что оставила это так! — Лину, объясни, пожалуйста, в чем дело, — тихо увещевал Альдафер, гладя эльфийку по волосам и укачивая, как ребенка. — Что ты не можешь оставить и простить? — Квинт, дети… откуда-то взявшийся демон... он… нет, Квинт говорил, что отведет их в замок на чтения. Утром, в канун солнцестояния,— маловнятно бубнила Лину в грудь эльфу. — Похоже, здесь в самом деле произошло что-то страшное, — озадаченно произнес Томи. — И, сколь бы давно оно ни случилось, не отпускает это место до сих пор, — нахмурился Боддинок. — Кажется, у нас есть только один путь — разобраться в этом, — покачала головой Шарвин. — И нам ничего не остается, кроме как разобраться, — твердо заявил Альдафер и обвел друзей внимательным взглядом. — Найдем, кто там сидит и мутит воду. Один брат, другой, чудовище или демон — неважно. Найдем, и надерем ему задницу. Даэлан и Гримгно промолчали, но по их лицам было видно, что они тоже полны решимости внести ясность в чарвудскую историю.