Ради тебя

Себастьян ходил взад-вперед круглыми сутками, чтобы не немели ноги. Он бросал взгляды в сторону крошечного окна, сквозь которое с трудом пробивались солнечные лучи, чтобы не забыть, как выглядел свет. Он думал обо всем, от решения математической задачи, до книги, которую он не успел дочитать, чтобы отвлечься от темноты, сырости и одиночества. Он пытался не сойти с ума. Остаться нормальным в таком жутком месте порой казалось нереальным. Делать нечего, поговорить не с кем, на улицу не выйдешь. Смайт просил охранника принести ему книгу – он был согласен на все, что угодно, даже на самую паршивую, плохо прописанную и предсказуемую книгу, - но тот лишь едко усмехнулся, показав всем своим видом, что «о такой роскоши думать нужно было раньше». Кормили плохо, даже ужасно; а о таких вещах как «мытье посуды» и «свежая еда» здесь никогда и не слышали. Себастьян пытался остаться нормальным, сохранить разум и просто выжить, потому что знал, что страдал не просто так, а ради кого-то. Кого-то важного. ***** Пятого февраля все газеты дружно запестрили заголовками, где обязательно встречались фразы «никто не ожидал такого», «позор на всю страну» и «отброшена тень на все литературное сообщество». В тот день люди Лаймы были шокированы арестом Себастьяна Смайта, известного литератора и того, о ком несколькими днями ранее все отзывались как о «добрейшей души человеке». Удивительно, что сейчас он внезапно превратился в «противнейшего человека», «угрозу для добропорядочного общества» и «да чтобы я еще раз заговорила о нем». Это происшествие стало главной новостью для газет и телевидения на день, для Интернета – на неделю, а для людей – на весь ближайший месяц. «Где это видано, где это слыхано, чтобы уважаемый человек, спокойно идя по улице, вдруг начинал извращать беспомощного подростка? Хорошо хоть нужный человек рядом оказался! Бедный Курт Хаммел, пережить такое сильнейшее потрясение…А таких, как этот Смайт, сразу расстреливать надо». – Примерно так описывают произошедшее все газеты. То же самое, почти слово в слово, пересказывают друг другу люди, иногда прерываясь, чтобы всплеснуть руками или нравоучительно цокнуть языком. Никому нет дела до того, что Курт Хаммел младше Себастьяна всего на пару месяцев, и что уже через несколько недель ему исполнится восемнадцать. Никто и не догадывается о том, что Курт и Себастьян встречались уже два года, только до этого им удавалось скрываться чуть лучше. Просто Смайт решил поцеловать его не в то время. И не в том месте. Очень не вовремя мимо проходила мать Себастьяна, сначала схватившаяся за голову, а потом заголосившая на весь район и побежавшая «спасать бедного мальчугана» от своего сына. Разумеется, одними словами не обошлось – Смайт и сейчас рассматривает порезы и синяки на руках и разбитые коленки, слегка улыбаясь, - и вскоре женщина вызвала полицию. Себастьяна увезли под вой толпы, а Курту не дали вставить и слова. Он хотел схватить парня за руку, заглянуть в глаза, обнять – ему не позволяли. Он кричал о том, что тот не совершил ничего ужасного, - его не слушали. Курт надрывался, пытаясь сказать, что, раз виноват Себастьян, то и он виноват не меньше, - ему говорили, что он сходит с ума. Его насильно посадили в машину и тоже увезли, только в другом направлении. ***** Себастьян никогда не забудет те часы, которые он провел перед следователем и его ярко горящей лампой. Ему пришлось ответить на бесконечное количество вопросов о себе, о совершенном им преступлении, а еще и о погоде – следователь был очень разговорчивым и, хоть чаще всего он сдерживал себя, все-таки любил отвлекаться на другие темы. Смайт не говорил всей правды. Он скрыл самое важное обстоятельство – то, что Курт был не просто каким-то посторонним человеком, которого он решил изнасиловать, а его парнем вот уже два года. Он знал, что этим он сдаст Курта, чего ему хотелось меньше всего на свете. Он лишь молился, чтобы, если следователь завалится в квартиру Курта, тот тоже умолчал об этом. Курт придерживался противоположного мнения. Он был готов отправиться вслед за Себастьяном в тюрьму, в ад, куда угодно, лишь бы не оставаться в одиночестве и неведении. Его по-прежнему не слушали, утверждали, что его слова – полный бред, советовали ему пить таблетки, чтобы поскорее забыть произошедшее. Курт не пил таблетки и не пытался забыть. Попытки признаться во всем, чтобы, как он верил, хоть чуть-чуть помочь Себастьяну и оправдать его, он также не прекращал. Только он не знал, что Смайт хотел совсем другого. ***** Через некоторое время Себастьяна посадили за решетку, в одиночную камеру, с отсутствием соседей в радиусе десяти метров. Чтобы остальных не сделал такими же, с презрением объяснил ему охранник. Он сам этого не боялся, но отпускать глупые шутки на эту тему очень любил. Себастьян не разговаривал с охранниками и даже не смотрел на них, чтобы не провоцировать их на очередную шутку, которой можно будет вручить приз за «Тупость тысячелетия». Он старался рисовать на каменных стенах, чтобы заниматься хоть каким-то творчеством. Каждый раз, когда группа тюремных служителей расхаживала по коридорам поздним вечером, он притворялся спящим, чтобы подслушивать их разговоры. Обычно они не обсуждали ничего особенного, но однажды Себастьян стал свидетелем беседы о том, что касалось его. Это были даже не шутки, которые просто обязаны были всем надоесть – они говорили о Курте. - Вы слушали, что тот паренек приходил к Джонсону, сказал, что хочет сделать заявление. Тот, который все никак от шока не отойдет. Хаммел, кажется? Разговор продолжался, но Себастьян уже ничего не слышал. Ему не нужно было знать больше, и он просто не мог допустить, чтобы Курт разрушил свою жизнь ради него. Ведь у него впереди столько лет, столько возможностей добиться чего-то. Курт мечтал побывать в разных странах, устроиться на престижную работу и завести семью. Куда он сможет податься с тюремным будущим за спиной? И его маленькая сестра. Что случится с ней, если Курта заберут? Нет, Курт нужен ей. Убедившись, что охранники ушли достаточно далеко от его камеры, Себастьян поднялся с того, что принято называть кроватью, и снова начал расхаживать по камере. Нет, Курту просто нельзя было признаваться в своей виновности. И Смайт видел лишь один способ, как этого можно было избежать. Ведь Курт хочет признаться, думая, что это спасет Себастьяна, верно? А что, если ему не нужно будет никого спасать? Тяжело дыша, Смайт упал на подкосившихся ногах и стал лихорадочно водить рукой по полу. Пыль, непонятно как оказавшаяся в камере деревяшка, какой-то мусор. А вот и он – камень с острым концом, которым Себастьян так усердно пытался нарисовать что-то на стенах. - Ты знаешь, что я делаю это ради тебя, - прошептал он, крепко сжимая камень одной рукой и утирая слезу другой. – Ты поймешь. Не сразу, но поймешь, что так было лучше. Для тебя. Вокруг была тишина. Не было слышно ни приближающихся шагов, ни даже храпа ближайших соседей по камерам. Только бы получилось не кричать слишком громко, только бы никто не услышал и не успел что-либо изменить. Только бы камень оказался достаточно острым. - Ради тебя, - повторил Себастьян, все еще с трудом дыша и представляя лицо Курта в последний раз. – Ради тебя. ***** Каждый день, каждый час и каждую минуту с тех пор, когда ему стало известно и произошедшем, Курт провел словно в агонии. Словно он горел заживо, терпел эти пытки, зная, что они никогда не закончатся. Он не плакал – это больше подходит для детей. Он не видел смысла в плаче, в криках, в мольбе, да и вообще во всем остальном, ведь ничто не могло изменить прошлое. Себастьян пожертвовал жизнью ради Курта, ради того, чтобы спасти его от тюремного заключения. Он был уверен, что Курт сможет прожить без него. Курт сможет, когда поймет, что он должен это сделать, чтобы последняя жертва Себастьяна не была напрасной. Это случится не сегодня, не завтра, но когда-нибудь. До тех пор он просто будет выживать. Хотя бы ради своей сестры. Сжимая в руке цепочку – подарок Себастьяна, - Курт вышел из квартиры, чтобы увидеть его в последний раз. Когда он начал спускаться по лестнице от входной двери дома, начался дождь.