Три красавицы и одно чудовище

— Тебе было тяжело забыть Фантагиро? Фантагиро. Никто не знает, что на самом деле принцесса не сгинула в неведомых мирах. Измученный голодом, Зверь требовал возвращения любви, казалось бы, уже ушедшей и обретшей запах тлена. Проклятье давило, заставляло отбросить ненужные обещания, быть собой, вернуть магию. И Фантагиро. Она неистово хотела обратно, на свободу, к полюбившемуся длинноволосому разбойнику. Даже не к Ромуальдо. Тарабас не мог этого терпеть, он бы скорее сомкнул пальцы на белой шее, жадно впиваясь губами в распахнутый в попытке закричать рот. Он бы не ослаблял хватку, пока безжизненное тело не повиснет на руках, пока в застывших зрачках не отразится оскалённая морда. Он так и сделал. — Ты любил Анжелику? Розовые лепестки — это всё, что Тарабас мог вспомнить. Много розовых лепестков... и серебристый смех. Она давно уже не смеялась, а надоедливое эхо всё ещё звучало в стенах подземелья. Или же в ушах самого Тарабаса. А Анжелика лежала на полу, спокойная, с цветами в волосах, и если бы не пустая склянка из-под сильнейшего яда в её пальцах, то казалась бы спящей. Тарабас помнил себя рядом с ней, на полу, глупо растерянного, с мыслью, что она всё знала с самого начала. Знала, что он никогда не забудет Фантагиро, знала, что Зверь живёт в нём, крадется тенью в темноте сердца. Поэтому должна была умереть любовь принцессы Анжелики — вместе с ней самой. — А я правда тебе нравлюсь? Говоря это, Смеральда пыталась кокетничать и выглядела при этом неуклюжим ласковым щенком. Она была невыносимо, трогательно мила. Её светлые пушистые локоны пробуждали в Звере новые желания, а на беззащитном горле пульсировала жилка, дразня, привлекая к себе внимание. Тарабас не мог устоять. Так же, как и Зверь. Придерживая безвольно откинувшуюся назад кудрявую головку, он смотрел на алые лепестки разорванного горла, и думал о Звере, о его ненасытном голоде. Кровь была солёной, горячей, умиротворяющей на какое-то время. Жаль только, он лишился того, чего хотел. Как теперь жить без постоянного, сводящего с ума, желания попробовать повзрослевшую Смеральду на вкус? Три женщины, которых он всегда будет помнить. Три жертвы. Три принцессы. А Зверь между тем снова исходил голодом, и утолить его — значило ещё раз ощутить вкус к жизни.