Во тьме

- Ты такая страшная, что тебя никогда не изнасилуют, - выкрикнул я ей в лицо и захохотал, а вслед за мной засмеялся и весь класс. Она лишь пожала плечами, сжимая в руках книжку, и незаметно прикусила губу, но никто, кроме меня, этого, кажется, не видел. Это было чуть меньше пяти лет назад, а сейчас я стою один, промокший, под моросящим дождем, и смотрю на ее окно. Я ненавижу себя за те слова и мечтаю лишь об одном – извиниться за все. Объяснить ей все и не услышать такое безразличное - «Все в порядке, Остин. Пока». Она другая теперь, наша незаметная серая мышка Пэйли, совсем другая, и я не могу без боли в сердце произносить ее ласкающее слух имя – Ирен. Она – королева, далекая и неприступная, словно ледяная, и от этого только больнее. Я люблю то, что не может принадлежать мне, к чему не могу даже прикоснуться. Моя жизнь теперь – такие вечера, как нынешний, когда я, под неизменной маскировкой капюшона, слежу за ней. И мечтаю о недоступном. Она выходит из своего подъезда и, глубоко вдохнув свежий вечерний воздух, отправляется куда-то. Ее не пугает накрапывающий дождь, ночной город и вообще ничего. Она не замечает меня, следующего за ней по пятам каждый день, аккуратно, как часы, и не чувствует угрозы. А она так близко… Она должна быть моей, и я не погнушаюсь ничем ради исполнения этой мечты. Она лежит на моей кровати совершенно голая, с намертво прикованными к спинкам ногами и руками. На ее глазах лента, но рот свободен, и она умоляет отпустить ее, но я далек от этого. Я наконец-то волен делать то, что хочу, и пользуюсь этим, бесстыдно изучая ее тело, не слушая ее причитания и всхлипы. Она хочет этого, я уверен. Прикосновения очень скоро надоедают мне, и пальцы заменяют губы. Я чувствую ее запах, ее вкус, и совершенно теряю голову, надолго припадая поцелуем к тонкой шее, где заметно бьется пульс. Я хочу оставить свои следы - их должны видеть все. Ирен снова просит освободить ее, но из ее рта вырывается полукрик, когда я вхожу в нее. Она все сильнее закусывает губы при каждом моем движении, сдерживая стон, но мне мало этого, и я снимаю с ее глаз повязку. Я хочу, чтобы она смотрела на меня. - Остин… - шепчет она, и на ее щеки проливаются крупные слезы. Они слаще сиропа, но занимают меня очень недолго, и, опустившись, я целую ее, как никогда и ни за что не поцеловал бы другую. Она по-прежнему впереди на несколько шагов, такая же беззаботная и прекрасная. По-прежнему не чувствует моего присутствия – кажется, последние пару лет она вообще смотрит сквозь меня. Все знают и смеются, моя больная любовь предмет обсуждения всей школы, и только она ничего не замечает. Она просто не хочет замечать. Ирен останавливается, расцеловываясь с какими-то девчонками, идущими навстречу. Они смеются, что-то весело обсуждая, а я даже не знаю их. А может и знаю, но не могу заставить себя оторваться от нее. А она улыбается и движением головы перебрасывает гриву темных вьющихся волос через плечо, а я… погибаю. - У тебя нет выбора. - Мой голос дрожит, предавая меня. Она, до трогательности испуганная, пытается отодвинуться, забиться в угол, но ей некуда деться и она понимает это. И я опускаюсь на пол, на коленях, словно животное, подбираясь к ней. - Остин, пожалуйста, - выдыхает она в ужасе и зажмуривается, когда я целую ее щеку. Она пытается отвернуться, но мои руки не позволяют этого сделать, а губы все так же настойчиво двигаются вниз. Зубами я стягиваю бретельки топа и снова увлеченно покрываю поцелуями ее грудь. - Скажи, что любишь меня, - приказываю я, но Ирен упрямо качает головой. Ее волосы в моем кулаке легко запрокидывают ее лицо кверху и губы вспухают от жесткого поцелуя. – Скажи, что я тебе нужен. - Помнишь…- начинает она, но я заставляю ее замолчать. Я кричу ей, что ничего не помню, что она сама должна забыть, что я заставлю ее…. Я веду себя словно зверь, и со страхом понимаю это. А ведь я так люблю ее. И снова она счастлива и свободна, и весело отфутболивает туфелькой на высокой шпильке упавший осенний лист. Он кружит в воздухе какое-то время, подхваченный ветром, чтобы опуститься мне под ноги. И я подхватываю его как подарок от нее. Я не хочу ее боли, и понимаю, что все мои мысли об изнасиловании просто бред больного сознания. Я виноват перед ней, и эта вина принимает извращенные формы, подсказывая такой выход. Я мечтаю о поцелуе, о прикосновении, о взгляде. Я не желаю ее унижения, власти над ней. Я готов целовать ее ноги, если она только этого захочет. Она подходит к ярко освещенному зданию, и я бессознательно следую за ней. То, что это клуб, я осознаю слишком поздно и на минуту удивляюсь, как прошел туда в своем наряде. Но быстро забываю об этом - ее куртка слетает на руки какому-то парню, и она, запечатлев на его щеке поцелуй, пританцовывая, проходит внутрь. Я схожу с ума от ревности и с трудом сдерживаюсь от удара, но просто стягиваю капюшон с волос. Я смешон для всех присутствующих, я чувствую, что должен уйти, но не могу заставить себя сделать это. Музыка в зале какая-то странная, тягучая, и народу море, но я без труда нахожу Ирен. Она пластична, словно сделана из воска, и движется, будто крадущаяся змея. Она гипнотизирует движением. Ее платье переливается словно черный бриллиант, и она сама в нем похожа на смолу. И я снова приближаюсь к ней, не в силах оторваться от этого великолепия. Черный вихрь ее волос и платья взлетает смерчем, и ее глаза цвета темного золота находят мое лицо в темноте. В них горит узнавание, но нет ни капли удивления - и она с грацией пантеры делает шаг ко мне. - Остин. – Ее голос обрушивается на меня словно ведро ледяной воды, но в нем совсем нет раздражения. – Потанцуй со мной. Она протягивает руку, беря мою, и кладет ее себе на талию, но это не сон и не моя больная фантазия. Я чувствую фактуру ее платья и второй ладонью провожу по ее предплечью – я должен убедиться, что мне не кажется все это. Ирен улыбается и снова начинает двигаться в такт музыке, увлекая меня за собой. Ее руки обвивают мою шею и пальцы немедленно оказываются в волосах на затылке. И я понимаю, что для меня все кончено. - Ирен. - Ее имя снова как острый нож оставляет порез на сердце. Музыка играет слишком громко, и я склоняюсь к ней – она должна услышать все до последнего звука. – Тебя никогда не изнасилуют. Ее глаза так же внимательны и той школьной растерянности в них нет. Она знает, что я сказал не все, и ждет. И я соглашаюсь с ее немым призывом, но прежде набираюсь храбрости, чтобы скользнуть пальцами по ее щеке. Я должен поверить в то, что хочу сказать. - Потому что ты только моя.