Роль

                    Окна детской были задернуты плотными шторами. От этого она казалась темной, яркие обои потускнели в сером дневном полумраке. На кровати у стены полулежал-полусидел, опираясь на подушку, худой темноволосый мальчик. Он не спал, но вид у него был сонный, невеселый и даже можно сказать изможденный. Он ждал.       За приоткрытой дверью послышались негромкие, но уверенные шаги. Женщина в пестром домашнем халате, с убранными в пучок черными волосами появилась в комнате, оставив за собой открытую дверь и поток света из коридора. В руках она несла стакан с прозрачной жидкостью, похожей на простую воду, чайную ложку и упаковку таблеток. Веки её были опущены, губы поджаты, вид в целом говорил о высокой степени серьезности и сосредоточенности, со значительной долей усталости. Не медля, она поставила стакан и все остальное на прикроватную тумбочку и освободившийся руками забрала изо рта мальчика градусник.       - Тридцать девять и один, - объявила она с неким удрученным оттенком, но, в общем-то, вполне невозмутимо.       - Мамочка... - упавшим голосом жалобно потянул Марк, - мне так плохо...       - Представляю... - со вздохом спокойно ответила ему мать.       Оставив градусник, она села на край кровати и пристально посмотрела на сына. Тот похлопал светлыми зелёными глазами и, насупившись, промолчал, не чувствуя в себе сил на разговоры. Одет Марк был пижамно: короткие выцветшие полосатые шортики оставляли на виду худые, покрытые мелкими царапинками ноги, полусогнутые и обессиленно разбросанные на одеяле, а серая маечка не прикрывала тонкие детские плечи, плавной дугой съезжающие к ребрам в том месте, где должны были бы начинаться руки.       - А в каком месте тебе плохо? – спрашивает женщина, - что болит, расскажи.       - Ну… - Марк задумался, прислушиваясь к своему организму, - голова болит… - вывел он. Голос у него был тихий, не похожий на обычный его бодрый и звонкий голос, - ещё горло немножко… Шея болит. И спина. И ещё… не совсем болит, а просто плохо… всему телу как бы…       Марк объяснял так, как умел, в силу своего возраста, но мать поняла его и серьёзно кивнула.       - И я чувствую себя очень слабым… - признался Марк, - ногу даже не поднять… вот…       - Ну, понятно, грипп у тебя, - с уверенностью вывела его мама, - где умудрился подхватить?.. – риторически протянула она.       Марк виновато пожал плечами. Женщина вздохнула. Взяла с тумбочки стакан и чайную ложечку и принялась по одной подносить наполненные лекарством ложки ко рту ребенка. Тот пил молча, не отвлекаясь больше на жалобы.       Марк заболевал часто. Как минимум раз в месяц. Разумеется, не каждый раз гриппом, и температура никогда прежде не бывала такой высокой, но вот обычная простуда одолевала его весьма регулярно. Каждый раз его мать отпрашивалась с работы, чтобы заботиться о нём. В офисе все без исключения знали, что «у Ринаты ребёнок-инвалид», и начальство отпускало её без капли колебаний, провожая сочувствующими взглядами и интонациями. Это было удобно практически, но саму Ринату всё равно жутко раздражало! Болезни Марка никак не были связанны с его инвалидностью! Просто… ослабший иммунитет, буквально последние полгода… это вполне нормально.       Другое дело, что забота такому, как Марк нужна была гораздо большая, нежели другим детям. Но об этом Рината старалась не думать. Она вообще о многом старалась не думать. За прошедшие с рождения сына девять лет она так и не научилась относиться к отсутствию у него рук спокойно, со смирением и философским настроем. И когда, гуляя на площадках с двух-трехлетнем Марком, она слышала от любопытных детей постарше вопросы «а что у него с ручками?», никогда не находила в себе силы на доброжелательную интонацию и объяснения вроде «да вот, нет ручек. Таким родился. Все детки разными рождаются, а у него вот так. Он всё равно может с тобой играть». «Ничего» - бурчала она, так сердито, что ни один, даже самый любопытный ребёнок не решался на дельнейшие расспросы. Потупившись, такие дети отходили от них с Марком, стремясь найти собственную маму и закрыться от обиды рядом с ней. «Идём, Маркус» - Рината уходила гордо, подняв голову, стуча об асфальт каблуками, опустив руку вниз и легонько придерживая сына за пушистую головку, как другие матери держат своих детей за руки, что было для неё недоступно. Многое вроде таких вещей было ей недоступно. И, как и в этом случае, она искала им замены. Искала замены привычным играм, искала пути развития доступных мальчику умений… Искала способы вырастить из неполноценного ребёнка полноценного человека. Это стало делом её жизни. Но она не сокрушалась об этом. Она не могла сказать, что ей это не нравилось.       Марк не был ни особенно одарённым, ни особенно красивым ребёнком. Но она никогда не задумывалась об этом. Никогда не сравнивала его с другими, нормальными детьми. Так уж получилось, что она любила своего сына больше, чем кого-либо в жизни. Хотя и старалась не показывать этого, чувствуя некую даже неловкость перед старшей дочкой, мужем и матерью.       - Мамочка, я тебя люблю… - слабым голосом тихонько произнёс Марк.       - Ты мой зайчик… - тяжело вздохнула Рината, опуская руки.       Марк нечасто говорил ей такие вещи. Потому что он был девятилетним мальчишкой. А им не подобают подобного рода проявления чувств и прочие телячьи нежности. Но он каждый раз говорил эти слова маме, когда заболевал. Поэтому она не считала такие дни мучительными.