"Я люблю его. Я всегда буду его любить" (с)
Официально считается, что прощание Джулиана с "Кембриджскими друзьями" состоялось в тот вечер с выпивкой и танцами, когда он пришёл рассказать, что уходит на войну. Но Гай видел Джулиана ещё раз, самый последний. Уходящие облака плотно окутали небо, кружили и баюкали его перед первыми лучам солнца. Было прохладно и сыро, роса ещё блестела на траве, пахло землей. Гай стоял в густых зарослях живой изгороди, так близко к ней, что рисковал изрезать себе лицо ветками дикого шиповника, и взирал на самый красивый в мире дом – дом, в котором жил Джулиан. Как воришка он пробрался в чужие владения, но украсть он хотел только чуточку тепла, которым лучились глаза Джулиана. Наконец он вышел. У Гая застыло сердце: он был таким красивым и молодым. Джулиан неловко помахал родным, покачиваясь на носках, и, глубоко вдыхая, постоял минутку, словно давал Гаю возможность запомнить его таким, подхватил чемодан и сел в такси, которое увозило его прямо на войну. Гай всё не моргая смотрел вслед уезжающей машине. Глаза заслезились, но он всё смотрел и смотрел, пока не разразился плачем.***
Джулиан погиб. Это известие не парализовало Лондон, люди всё также спешили, гуляли, влюблялись, и им было совершенно неважно, что где-то идёт война, что Джулиан погиб. И это злило Гая. Вся ненависть, которая сидела в нём, выплеснулась страшным потоком. Он мог ударить, накричать, схватить незнакомую девушку так крепко за руку, что на коже оставались синяки. Он стал неуправляемым, как будто всё, что было хорошего в нём, умерло вместе с Джулианом. Единственный, кто мог ещё владеть его страстями, был Ким. Он буквально вытащил Гая в парк, надеясь, что хоть там сможет привести его в чувство. Вот он сидел перед ним, растрёпанный, маленький, жалкий и очень далёкий. Ким вздохнул несколько раз, прежде чем начать. Его физически давила тяжесть этого разговора, но он, судорожно сглотнув, решился: - Знаешь, я никому не говорил об этом, – голос его был глубоким, словно он хотел поведать настоящую тайну, – но я действительно считаю, что, когда наши любимые умирают, – он украдкой посмотрел на Гая, – они начинают жить всюду. Он обвел рукой парк: – В этом воздухе, в каждом вздохе, звуке, - голос Кима стал тише и ниже: - И самое главное, – он прикоснулся кончиками пальцев к груди Гая, - в сердце. На минуту воцарилась почти сказочная тишина. Ветер бесшумно играл волосами. Лицо Гая смягчилось, Ким ощутил невольную радость, но Гай откинул его руку и зло засмеялся: - Какая чушь, Ким! Какая чушь! Ему было двадцать девять. Двадцать девять лет, и он погиб! А его изуродованное тело так разметало, что нет даже могилы! Есть только боль, боль, боль, и она всегда будет, – он поднялся и не отряхиваясь ушёл прочь, унося с собой всю горечь встречи. Ким остался сидеть, наблюдая, как хрупкая дрожащая фигурка превращается в размытую точку. Ночью, когда блёклые звёзды появляются на небе города, не в силах соперничать с неоновыми вывесками и фонарями, Гай вышел на улицу. Он стоял на ступеньках и долго вглядывался в это мутное ночное небо. Он держал руку на сердце, там, где днём прикоснулся Ким. Комок застывшей боли как будто немножко стал легче и меньше. "Милый, Джулиан, я надеюсь, что ты будешь всегда со мной".