Нулевая координата

Отвратительный серый пейзаж чем-то напоминал рисунки земных художников, мечтающих об апокалипсисе. Доктор предпочел бы зеленую траву и горы, но до горизонта простиралась растрескавшаяся пустыня, и смотреть на нее было делом неинтересным и в чем-то даже тоскливым. — Ты был прав, он действительно умирал. Его сил оставалось на полтора вздоха. Это было снотворное? — спросил Доктора детский голос. Доктор покосился на аппарат, похожий на гроб, с той лишь разницей, что на нем мигали две лампочки — красная и зеленая, но через секунду гореть осталась только одна, красная. — Да, — сказал он. — Он выжал себя как лимон, гоняясь за этой дурацкой птицей и швыряясь молниями. — Что за птица? — спросил невидимый ребенок. — Чайка, ястреб, сокол? Я знаю сто девять тысяч восемьсот сорок видов птиц. Покажи мне ее. Доктор поморщился, вскинул голову и посмотрел вверх на белое сияние, расходящееся сполохами, словно крыльями. — Такой птицы ты не знаешь. Собственно, это никакая не птица. — Ты находишься не на Земле? — Нет. — А где? Доктор не ответил. — Где ты находишься? — продолжал спрашивать ребенок. — Я знаю много планет и могу назвать их координаты. — Я не знаю, где я нахожусь, — сказал он. — Подозреваю, что это место не существует в реальности, оно создано и поддерживается его воображением, что-то вроде ментальной проекции персонального чистилища, здесь нет ни воды, ни материков, конец географии. Ребенок хихикнул. — Если бы оно было в его воображении, ты не мог бы оказаться здесь. Иногда врачи фотографировали ментальные проекции своих больных, но это не было материальной вещью. — Да знаю я, знаю. Я пытаюсь разобраться в этой аномалии, делаю все возможное. Доктор встал, отошел от аппарата в сторону и обвел взглядом пространство. Оно казалось абсолютно неизменным. Наклонившись, он поднял лежащий у ног камень и швырнул его вдаль. Камень упал, взметнув вверх столбик пыли, которая стала медленно оседать вниз, совсем так, как это могло было быть на Земле, слишком правдоподобно для галлюцинации. — Кроме того, — нудно продолжал ребенок, — будь это в его воображении, оно исчезло бы сейчас, когда он без сознания. Но все осталось. Как ты это объясняешь? Доктор пожал плечами. — Он мог стабилизировать галлюцинацию своей жизненной энергией, — неуверенно сказал он. — Превратить ее в нечто материальное, собрать на время из атомов, как детский конструктор. Ребенок весело засмеялся. — У него такая прорва энергии, чтобы создавать планеты? И поэтому ты его, умирающего, засунул в ящик? Ты отлично строишь версии, можно только позавидовать твоей логике. — У тебя есть другая версия? Давай, поделись со мной. Ребенок помолчал. — Мне не хватает данных для анализа, — сказал он. — Я хочу задать несколько вопросов. Ты ответишь мне? — Если смогу. — Как ты попал сюда? Доктор потер лоб, собираясь с мыслями. Одно дело взрослые, другое дело дети. — Я следил за возвращением Галлифрея, когда заметил его сигнал. Один и тот же сигнал был внутри и снаружи временного пузыря, когда по всем показателям источник сигнала должен быть мертв. Это похоже на то, как человек, которого ты считал мертвым, был бы не просто жив, но и сразу в двух местах одновременно. Мне не удалось зафиксировать координаты наружной передачи сигнала, но таймлорды оставляют след во временной воронке, их можно найти и так. Ты представляешь себе, что такое время? — Очень немного, — осторожно сказал ребенок. — Время такая физическая величина, придающая всем процессам в нем протяженность, начало и конец. — Время похоже на огромный, бесконечный кусок ткани, — сказал Доктор, подбирая слова, доступные детскому пониманию. — Можно стянуть его концы, можно закрутить его в узел, можно разделить на тысячи тысяч параллельных полосок, можно сложить в десять слоев и вывернуть наизнанку. Таймлорды оставляют во времени такой же след, как оставляет на ткани выдернутая нитка. Я направил Тардис по его следу, но понятия не имел, куда он приведет. Я не знаю, что это за место, на всех датчиках стоят нули. — Зачем он был здесь? Доктор покрутил головой, смешно сморщил нос. — Трудно сказать. По всем признакам выходит, что это не он сюда собирался. Манипулятор на его руке принадлежал совершенно другому человеку и активировался случайно по заранее выставленным координатам. Так что если сюда кто-то и собирался, то именно тот человек. — Сюда — это куда? В чужую галлюцинацию? — ехидно спросил ребенок. — Ты можешь выставить координаты чужой галлюцинации? — Этого никто не может. Даже ТАРДИС. — Но тот человек, кому принадлежал манипулятор, смог? Тебе это не кажется странным? — Что ты хочешь сказать? — Я хочу сказать, что выставить координаты галлюцинации мог только владелец галлюцинации. Это логично? — Логично, но не соответствует действительности. — Действительность вариабельна, — задумчиво сказал ребенок. — Ты делаешь выводы на основании того, что знаешь, например, что у любого места есть координаты, а если их нет, то это галлюцинация. Но нули на датчиках актуальны также в точке нулевой координаты. Кто из них хотел оказаться в символическом начале отсчета? И зачем? Доктор не успел ответить, как на ящике с противным сигналом загорелась зеленая лампочка. — Его состояние стабилизировано, — сказал ребенок. — Присутствует незнакомый мне шаблон мутации. Он характерен для таймлордов? — Подозреваю, что нет. — Удалить его? — Не трогай в нем ничего, ради бога, — попросил Доктор. — Закрепи и оставь в покое. Он сам разберется. — Хорошо, — согласился ребенок. — Его метрические и визуальные характеристики отклонены от параметров, хранящихся в правильной последовательности ДНК. Восстановить? Доктор потер переносицу, вспомнил щетину и замызганные клочки белобрысых волос, поморщился и кивнул. — Сделано, — отчитался ребенок. — А знаешь, он почти красив, этот твой друг. Мне нужно его имя. — Зачем? У него нет имени в твоем понимании этого слова. — Тогда назови любое, чтобы не было путаницы. — Ну, скажем, Артур Кингсли? — неуверенно предложил он. — Артур Кингсли сохранен, — ответил ему детский голос. — Как выглядит мир его предрасположения? Женщина? Семья? Работа? Дети? Доктор покачал головой. — Видишь ли, в некотором смысле его предрасположение — это я. Нас осталось только двое, но мы все время куда-то бежали и ни разу толком не поговорили. Если ты можешь это сделать, Кел, создай ему мир, в котором у нас с ним будет достаточно времени друг для друга. Пусть ему там будет спокойно и хорошо. Кел издала неопределенный звук. — Я очень постараюсь, — сказала она. — Прямо сейчас он разговаривает с тобой в мире, где голубое небо и зеленая трава. Когда ты его восстановишь? Доктор встал, поправил пальто и старательно отряхнул колени. — Никогда, — негромко сказал он. — Что? — Видишь ли, каждый раз, когда он появлялся в этой Вселенной, ей грозила гибель. Он слишком опасен, чтобы я мог оставить его в живых, но слишком дорог мне, чтобы я мог его убить. Твоя библиотека лучший выход для него. — Нет, — дрожащим голосом возразила Кел. — Когда ты вызвал меня, ты сказал, что я должна помочь спасти умирающего, и я дала тебе удаленный доступ. А ты искал его для того, чтобы навечно посадить в цифровую тюрьму, пока он будет без сознания? Даже не дав ему возможности узнать, что он теряет? А рассказать тебе, как прекрасно быть компьютерным человечком? — Мне жаль, Кел, но у меня нет другого выхода. — Мне тоже жаль, Доктор, но у меня он есть. Крышка аппарата откинулась в сторону, и зуммер заверещал так, что мог поднять даже мертвого. Но в ящике было пусто. — Я восстановила его, — холодно сказала Кел. Доктор зачем-то заглянул в ящик. — Его здесь нет, — сказал он. — Конечно. На его манипуляторе были выставлены новые координаты, но я тебе их не назову. — Это сделала ты? — Да. — Но зачем? Ты ничего о нем не знаешь, ты даже не представляешь себе, что ты наделала. — Он привел нас в начало отсчета. Может быть, он хотел начать все заново. — Тебе просто стало жаль его? Кел судорожно вздохнула. — Даже в компьютерных человечках некоторые вещи нельзя уничтожить, как ни старайся, — тихо сказала она. — Они просто в природе вещей.