***
Венди помнит бесконечное лето, гитару и Кайла. Помнит комнату, которую просто нельзя было забыть после шести часов, проведённых там, и проведённых не только с Кайлом. В этой комнате Венди научилась делать то, чего никогда раньше не умела: молчать и ждать. Она никогда не умела и не любила ждать и становилась страшной занудой, когда кто-то заставлял её это делать. Протесты, крики, недовольство – всё это получил бы в лучшем виде каждый, но не Кайл. Венди сидела на диване, разглядывая то книги на полках, то потолок, и стараясь не уснуть, пока Кайл играл в какую-то идиотскую компьютерную игру с Картманом на пару. Этот чёртов Картман додумался прийти именно в этот день и в этот час, зная о присутствии Венди. Венди мысленно обзывала Картмана всеми известными ей непечатными словами и ненавидела его за то, что он пришёл. И совсем она не была рада его видеть. Венди с трудом сдерживалась, чтобы не сказать всё надуманное в реальном времени. Удивительно, что она терпела поведение Кайла, который бесцеремонно переключил своё внимание на Картмана и треклятую игру. Кайла, который лишь иногда поворачивался к ней и спрашивал, что она делает или почему она не играет на синтезаторе. Перед Венди стоял инструмент, звучание которого она любила больше всего на свете. На самом деле, синтезатор ей был ближе гитары. «Гитара звучание фортепьяно не выдаёт, и это главный её минус», – так говорила Венди. Синтезатор стоял перед глазами у Венди не один час. Кайл предложил ей научиться играть начало одной из довольно известных песен. Венди не сразу всё поняла и не сразу запомнила. Она предупреждала, что так будет, а потом пробовала снова и снова, переигрывала одну и ту же мелодию сотню раз, переключая тона, когда уже пришёл Картман и завладел вниманием Кайла. Этот придурок потом ещё подходил и как бы ненавязчиво спрашивал «Ты чего такая грустная?», и глупо улыбался, словно действительно не понимает. «А ты думаешь, почему?» – хотела спросить Венди язвительным тоном, но лишь отвечала, что вовсе она не грустная, и выдавливала из себя улыбку в ответ. Но Венди помнила не только нетактичное появление Картмана, не только долгие часы, занятые разглядыванием потолка и стен, не только спину Кайла, сидящего за столом перед ноутбуком, и не только клавиши любимого инструмента. Она помнила какие-то разговоры с Кайлом в той комнате до прихода третьего-лишнего. Она помнила их ещё в конце лета, но в сентябре ей пришлось бы сделать особое усилие над собой, чтобы вспомнить хоть что-то, связанное с Кайлом. Тестабургер забыла в сентябре всё. Всё, что было до игры на гитаре и синтезаторе в небольшой комнатке, и всё, что было после этого. Кайл стал настолько далёким, что помнить было невозможно. До прихода Картмана Венди и Кайл слушали глупую песню, под которую все подростки просили вернуть свой две тысячи седьмой. Эта чума коснулась даже Южного парка, до которого, казалось бы, она и вовсе не должна была дойти. «Сентябрь горит». Тогда горел скорее июль, чем какой-то не наступивший даже сентябрь, но песня звучала в комнате. Кайл сразу же захотел сыграть её, и Венди эта идея, в общем-то, понравилась, потому что музыка в песне была довольно красивая. Несмотря на то, что текст был, откровенно говоря, идиотским, эту песню хотелось слушать снова и снова. Открытое окно, гитара и шелест листьев на улице. Июль горел, как сентябрь. Горел, горел... И сгорел. Сначала пришёл Картман. Потом Венди надоело играть одну и ту же мелодию на синтезаторе, потому что примерно за час она успела перебрать все возможные тона, и пальцы идеально запомнили, как её играть. Правда, ближе к сентябрю они забыли, как и всё остальное, что связано с Кайлом. Когда Венди надоело практиковаться в беспрекословном молчаливом ожидании неизвестно чего, она стала придумывать фразу, которая позволит ей уйти. Она, конечно, не чувствовала себя запертой или обязанной присутствовать в комнате и могла уйти в любой момент, но не могла же она молча подняться со своего места и выйти вон. Хотя, почему нет? Никто бы и не заметил. И всё же такое поведение показалось Венди невежливым. Ничуть не менее некрасивым было поведение Кайла и Картмана, но нельзя же отвечать невежливостью на невежливость. Зачем уподобляться тем, кто поступает неправильно? Но это, на самом деле, неважно, потому что об этом Тестабургер вовсе не думала. Она даже не предполагала так поступить и не рассматривала в сознании никакие вопросы вежливости или невежливости. Ей было бы тяжело думать о чём-то таком, когда она не спала всю ночь, и виноват в этом был отчасти тот же замечательный Кайл, который вежливостью во второй половине дня отчего-то не отличался. Венди смотрела на полки с книгами и фотографии, думая, как бы ей корректнее убежать. Но думала она не только об этом. У неё было столько абсолютно ничем не занятого времени, что она могла подумать обо всём, на что не находилось времени раньше. Венди немного подумала о том, зачем Кайл позвал её к себе в четыре часа утра и, не найдя ответа, вспомнила, как не спала до шести утра, конечно же, никуда не отправившись в четыре. Вспомнила своё весёлое утро и попытки не уснуть тогда, когда спать, наконец, захотелось. Венди немного времени уделила воспоминаниям о своей ночи, а потом к ней вдруг пришло осознание того, что она у Кайла дома. Как ни в чём не бывало, сидит на диване. Пришло чёткое осознание того, что казалось невозможным, что всегда было невозможным. Когда-то Венди Тестабургер была маленькой девочкой и даже не представляла, что однажды окажется дома именно у этого одноклассника, будет спокойно сидеть на диване и утыкаться взглядом в стену. Маленькая Венди никогда бы не смогла вообразить, что когда-то окажется у взрослого Кайла дома и будет разглядывать его детские фотографии. Всё это не волновало Венди до определённого момента, и вдруг она осознала, что происходит нечто невообразимое. Ей понравился Кайл ещё тогда, давно, и она никогда бы не подумала, что такое может случиться в будущем. Если бы взрослая Тестабургер наведалась в гости к маленькой Венди и сказала, что такое случится, вторая бы ни за что не поверила, хоть она и верила в сказки. Такое просто не могло произойти. Это поняла бы даже маленькая девочка. Кайл был слишком далёк от Венди, а Венди – слишком далека от Кайла. Много лет они даже не общались. Июль горел, горел... И сгорел. Венди устала. Она знала лишь две вещи: что хочет спать и что запомнит эту комнату на всю жизнь, потому что провела в ней шесть часов, по меньшей мере, пять из которых вглядывалась во все её мелкие детали и не очень. Тестабургер заставила себя подняться. Она тихо взяла сумку, подошла к столу и что-то пролепетала о доме и о маме. А, ну да, надо же было придумать причину своего ухода. «Мама скоро домой вернётся и, когда она вернётся, я тоже должна быть там», – разумеется, это всё объясняет. Кайл и Картман даже удосужились проводить её до двери. Никаких долгих прощаний. – Ну, пока. – Ага, пока. – Учись играть. – Ага. Кнопка лифта нажата. Дверь закрыта. Июль горел, горел... И сгорел. Ближе к осени Венди забыла комнату, которую лицезрела пять часов. Она забыла всё, что связано с Кайлом. В конце августа девушка обнаружила, что пальцы не помнят мелодию, которую она переиграла сотню раз в тот день. Пришлось потрудиться, чтобы вспомнить, как играть всего лишь навсего маленький отрывок песни. Венди расстроилась и надолго бросила инструмент, который ещё совсем недавно был способен доставлять ей радость. Осенью же он вгонял её в тоску и напоминал о том, что она разучилась играть всё, что когда-то умела. В начале сентября Венди впервые ощутила странное отвращение по отношению к Кайлу. И девушка совершенно не понимала, почему это происходит. Кайл стал вдруг таким... чужим. Ненадолго возвращалось и тёплое отношение к тому же самому Кайлу, но оно быстро ушло, а странное, необъяснимое чувство отвращения не уходило и даже не собиралось уходить. С каждым днём оно становилось только сильнее. Странно, что со временем Кайл смог вызвать такое чувство у Венди. Когда-то казалось, что она может только любить его – и никак иначе. Раньше Венди и представить себе не могла, как это – не любить Кайла. Но гораздо более странным ей казалось то, что когда-нибудь она, возможно, будет испытывать отвращение к нему. Отвращение к Кайлу. У Венди. Это... как?***
Наступила очередная осень. Не было в Южном парке ни одного человека, который бы её ждал. Кому-то было без разницы, когда ходить по квартирам и напиваться с незнакомыми людьми. Кому-то страшно не хотелось перемен, которые должны были прийти под руку с осенью. У каждого в Южном парке была своя причина не ждать осени. Да и чего в ней по сути хорошего? Разве что лишь тёплая погода до середины сентября и красивые разноцветные листья костром посреди улиц. А за сентябрём уже никаких прелестей. Одни только разочарования. Становится холодно, пробирает порой даже похлеще, чем зимой. Холод проходит сквозь стены, пальто, тёплые куртки... и души пронизывает насквозь. Холод с улицы подпитывает холод, поселившийся в душах. Ледяной ветер ходит сквозняком где попало и заставляет съёживаться каждый раз, когда вдруг определяет для себя точный курс и достигает своей цели – чьей-то души. Но даже в этом есть своя прелесть. Так появляется чашка горячего чая на столе, шоколадка, плед на плечах. Пусть, душу не всегда согревает, но тело – всегда. А иногда ведь всё-таки и душу греют чай с пледом, помогают почувствовать какую-то особую атмосферу уюта, которую не почувствовать летом. И всё равно никто не ждал осени. Все слишком сильно привязались к лету и всему, что с ним связано. Даже Венди. Не один же Кайл заполнил собой её лето, и было к чему привязаться. Конец лета для многих означал лишь одно – много потерь. Каждому на протяжении всего лета казалось, что они просто не переживут эти проклятые изменения, что их жизнь кардинально поменяется и лишит их чего-то крайне важного, даже необходимого, наверное, как кислород. На деле же ближе к осени многое было забыто и отложено в папку «прошлое». Они сами не заметили, как это случилось. Жители Южного парка словно стёрли все прошлые годы своей жизни и начали какую-то новую – непонятную и не очень-то осознанную. У них в городе словно погасло солнце, и они перестали видеть, а значит – перестали идти вперёд. Ходить в темноте отважится не каждый. Но это коснулось не всех жителей, а только закончивших школу выпускников. Они все словно застыли, то ли до сих пор не понимая, что с ними случилось, то ли не понимая, как жить дальше, то ли – как такое могло произойти, то ли – всё сразу. Венди Тестабургер не была исключением. Выпускники, которые ещё совсем недавно учились в школе, просыпались утром лишь с одной мыслью: «Это не моя жизнь». И Венди – не исключение. Может, все и ненавидели школу, когда там учились, хотя на самом деле скорее хотели показывать, что её ненавидят. Все ненавидят – почему бы и мне так не отнестись к ней? Действительно. Разумеется, были те, кто правда ненавидел свою школу, но их было довольно мало. В школе была какая-то особая жизнь, какие-то отношения, развлечения, компании. Как бы ни хотелось признавать это, школа была для многих вторым домом, а для некоторых и единственным. Для кого-то школа была даже спасением от первого дома, в котором далеко не всегда всё бывает хорошо. Новая жизнь, новые люди, новые места – всё это даже не пахло никаким вторым домом. Да и третьим не пахло. Всё это было чужим, незнакомым, нелюбимым и, пожалуй, не очень-то нужным. На новом месте Венди и другие чувствовали себя так, словно они в другом городе, и в нём они – чужестранцы. Это как внутренняя, не показная любовь к своей стране – хочется возвращаться в неё снова и снова, а чужая начинает раздражать всего лишь за какую-то неделю пребывания в ней. Как и многие другие, Венди боялась холода, проникающего в души. Но... Было ли у Венди осенью то, за что она так переживала? Была ли у неё душа? Девушке начало казаться, что смерть пришла к лету и заодно забрала с собой её душу. Лучше бы в то, чего уже будто и нет, дальше проникал холод. Тогда бы хоть существовало место, куда можно было бы проникать, где можно было бы всё перевернуть и разбросать свои вещи, что охотно бы сделал осенний холод... Раньше у Венди были чувства и переживания, мысли и воспоминания. Она была живой. Первое время Венди, как и все, просыпалась каждое утро с одной и той же мыслью. Позже она стала просыпаться механически. Без мыслей, без ощущений, словно это действие задано в программе. «Венди, проснись в шесть утра». И Венди просыпалась. Летом ей ещё снились сны, порой очень яркие и красивые. Порой были и ужасающие, но важно ведь совсем не это – они ей снились, хоть какие. С началом осени наступил конец снам Венди Тестабургер, бывшей ученицы средней школы Южного парка. Пока у этой девушки были сны, она могла с уверенностью сказать: «Мне снятся сны. Я думаю и чувствую. Я живу». Сны сбежали, и уверенность испарилась, словно её и вовсе не было. Венди стала сомневаться в том, что живёт в том же мире, в котором жила раньше, и вообще – живёт. Тестабургер стала часто прогуливаться недалеко от школы. Нет, она не мечтала увидеть своих одноклассников. Ей хотелось походить по родным и любимым местам, где она – своя; по местам, с которыми многое связано. Если у неё были какие-то желания и ассоциации, наверное, она всё-таки была живой. Венди могла подолгу бродить по заднему двору школы и вглядываться в каждое дерево, в детскую площадку рядом, в каждую лавочку. А иногда она резко останавливалась и не сдвигалась с места минут десять, словно отчаянно пыталась восстановить в памяти какие-то события прошедших лет. Тестабургер любила эти места. Где-то происходили трагедии, где-то случалось мимолётное счастье, где-то решались повседневные проблемы, где-то Венди вместе с Бебе вела долгие разговоры, в которых были и смех, и слёзы. Венди и Бебе любили приходить на задний двор школы, ходить кругами и обсуждать то, что их волнует в данный момент. Ничуть не меньше они любили делать это на этажах во время перемен. Вся их жизнь проходила в этом здании и его окрестностях, все решения, от которых могло что-то зависеть, принимались именно там. Сентябрь горел. Тогда уже правда сентябрь, а не июль. Венди гуляла по Южному парку и якобы случайно пошла в сторону школы. Тестабургер наверняка думала, что оказалась там случайно, что город маленький, что можно наткнуться на одно и то же здание четырнадцать раз в течение одной прогулки... Но нет. Венди пришла к школе не случайно. Её что-то тянуло туда, словно кто-то звал. И она шла навстречу... Южный парк, однако, страшно маленький городок, доводящий этим качеством порой до настоящего безумия, до паранойи. У главных ворот школы стоял Кайл. Он будто бы кого-то ждал. Венди сразу его заметила, но не хотела, чтобы он заметил её. Сбегать было поздно. Сбегать было бы невежливо. Сбегать – показывать свою слабость, в первую очередь себе самой. Тестабургер пошла навстречу тому, с кем сухо прощалась в июле, стоя на пороге. – Ну, пока, – Кайл вытянул из себя слабую улыбку. – Ага, пока, – Венди сделала в ответ то же самое. – Учись играть, – Кайл выдавил из себя лёгкий смех. – Ага, – Венди попробовала улыбнуться более естественно и более искренно. Получилось нечто среднее между обычной улыбкой и улыбкой счастливого человека. Если присмотреться, крайне фальшивой. Рядом стоял Картман, которому даже «пока» говорить не хотелось, а улыбаться - тем более. Венди подошла достаточно близко. – Здравствуй... – Привет, – Кайл почему-то улыбнулся, но не как в июле. Как-то по-другому... Более искренно? Не слишком кисло? Правдоподобно. Венди было так непривычно снова стоять прямо перед ним, видеть его, говорить с ним. Кайл. Настоящий. Не верилось, но и не очень-то было радостно от происходящего. Верить было тяжело, радоваться тоже. Особенно при том отвращении, которое в глубине души испытывала Венди. Души, в существовании которой девушка немного сомневалась, но всё же очень хотела, чтобы душа была. Нужно же где-то жить её отвращению... – Тебе ещё что-то нужно? – Венди хотела спросить, есть ли дела у Кайла, а получилось как-то глупо, грубо и неверно. – Да, у меня есть дела, – ответил он. – Не волнуйся, я тебя не задержу. Десять минут – не больше, – успокоила Тестабургер, будучи страшно наивной и поистине уверенной в том, что это десятиминутная встреча. Человек словно пришёл к ней из другого мира повидаться. Сейчас вот он уйдёт, совсем скоро. Шаг, два – ушёл. Словно сбежал обратно, к себе, в параллельную вселенную, а там всё по-другому. И ведь у Венди тоже есть своя вселенная... Она там даже что-то значит, возможно... Или она там ещё не ориентируется толком, но скоро начнёт, скоро во всём разберётся и будет не хуже своего друга из параллельной. Хотя, какой он ей друг? Так, старый знакомый. Она его даже когда-то любила. Вот пару минут назад он стоял и что-то рассказывал Венди о своём мире. Она его внимательно слушала, немножко в душе над ним смеялась, потому что выглядел он крайне нелепо. Порой так нелепо, что сдерживать улыбку было тяжело. И смеялась Венди чаще не потому, что пересказанный случай правда смешной, а потому что Кайл смешно себя ведёт, когда о нём рассказывает. Ей уже вроде и наплевать, а человека не было в жизни Венди всего-то... Представьте, месяц. Месяц – и всё, вот он, в другой вселенной, соизволил только разочек прийти с ней повидаться. Даже когда Венди просит его обнять, Кайл словно делает ей одолжение. Он ей друг? Да нет, вряд ли. Так, старый знакомый. Она его даже когда-то любила... А потом Венди, промёрзшая, бежит на другой край света словно. В свою вселенную. Там всё не так красочно пока, как у её старого знакомого, которого она даже когда-то любила, но когда-нибудь и там будет светить солнце, погасшее для всех выпускников Южного парка разом. Венди даже компанию постоянную ещё не обрела. Мотается туда-сюда, куда и как придётся, как там случайно получится. Кайл-то быстренько устроился, а Венди пока ничего не имеет на новом месте. И пора вроде уже обустраиваться, но она никак не может начать. Всё верит в то, что её судьбой управляет какой-то случай. Все самые интересные люди появлялись в жизни Венди через случай. Они же становились особенными, самыми подходящими... Они и были самыми подходящими. Но они – дело случая. И Венди почему-то до последнего верит, что здесь тоже нужен Случай, что он придёт и расставит всё на свои места, что нужных людей она найдёт не сама. Что их найдёт случай. Что всё самое настоящее придёт к ней как-то по-другому, не с помощью собственных попыток обустроить свою жизнь. Венди вообще как-то иначе живёт и совсем в другое верит. Венди и Кайл во многом похожи, но в то же время ужас какие разные. Многое их объединяет и многое разделяет. Кто они друг другу? Да так, встретились вот случайно на улице около старой школы. Ну, бывает. А, кстати, они как тут оказались? Да так получилось, случайно вот. Кайл задержал Венди на полтора часа, хотя дела были именно у него. Венди же обещала, что не задержит – она и не задерживала. Кайл сделал всё сам и по собственной инициативе. Тестабургер замёрзла и с трудом вернулась домой, по дороге мечтая о чашке чая и горячей воде в ванной, проклиная Кайла и не пытаясь даже анализировать его поведение. Ей уже было почти наплевать. Июль сгорел, а сентябрь догорал. Вернувшись домой, Венди долго не раздумывала и заварила себе чашку чая. Она сидела на кровати, держа в руках чашку, уже холодным, осенним вечером. Ещё совсем недавно она пила чай чуть прохладными летними вечерами и чувствовала себя донельзя хорошо. Было тепло и уютно. «А что я там делала, собственно? Зачем мне нужно было знать о делах чужой вселенной? В своей ещё не разобралась», – Венди задавала себе подобные вопросы один за другим, пытаясь понять, почему она пошла ему навстречу. Ответ найти не удалось, и Венди допила чай. Может, когда-нибудь поймёт. Но одно она знала точно: это конец, продолжения не будет. Развязка. Конец. Занавес. У неё больше не будет поводов лезть в чужую вселенную. Ей больше не будут делать одолжения. Венди однажды станет, кстати, совсем наплевать. Сейчас её это ещё немножечко волнует. «И даже не пробуй отрицать, – говорит себе Венди шёпотом, глядя в окно, за которым уже совсем стемнело, – тебя это волнует, это абсолютная правда, но очень горькая, можно согласиться. Ничего страшного, это конец. А за концом какая-то новая история. Возможно, поинтереснее. Возможно, посветлее. Возможно, наоборот она будет хуже предыдущей. Но надеяться всё-таки на плохое не хочется. Ты-то, конечно, в чудеса верить разучилась почти. В настоящую любовь – тем более. Ой, да это, кстати, то ещё чудо. Огромное. Редко кому-то на глаза попадающееся. Ты-то знаешь, что уже с трудом во что-то веришь, хотя так хочется верить. Ты допиваешь чай и пытаешься верить. А вдруг дальше будет лучше?»***
Впервые за две недели выдался тёплый день. Венди возвращалась домой от Бебе. Девушке предстояло пройти мимо школы, чего ей страшно не хотелось. Разумеется, ей не хотелось ещё раз наткнуться на Кайла, оказавшегося там совершенно случайно. Хватит с неё таких случайностей. Венди быстро прошла мимо школы, оглядываясь. Очень хотела пролететь, но в таком случае не было бы возможности оглядеться, как следует. Как только девушка поняла, что кроме неё в радиусе ста метров никого нет, она замедлила шаг и повеселела. Венди резко выпрямилась, зачем-то поправила волосы, вдруг пошла прогулочным шагом и стала улыбаться всему, что её окружало. Рехнулась, одним словом. Вмиг сошла с ума от радости – Кайла нет, никаких глупых встреч с людьми из параллельных вселенных не предвидится. С деревьев осыпались разноцветные листья. Целые костры горели с обеих сторон дороги, и Венди собирала приглянувшиеся листочки с каждой стороны. Она вдруг вспомнила школу, Кайла... Рыжие листья, рыжий Кайл. Хороши ассоциации. Девушка в фиолетовой курточке и розовом берете вдруг остановилась, как любила останавливаться на заднем дворе школы, силясь восстановить что-то в памяти. Она встала посреди дороги и стала вглядываться в кленовый лист, прекрасно понимая, как это странно выглядит со стороны. На пару секунд её лицо омрачилось. Наверное, вспомнила квартиру, в которой провела больше пяти часов, и осенний день, когда промёрзла так, что заледеневшими казались даже кончики волос. Наверное, так оно и было. Венди продолжила свой путь так же резко, как и остановилась на дороге. Кленовый лист она не порвала и не выкинула, унесла с собой, как и все воспоминания – приятные и не очень. Июль горел, горел... И сгорел. Сентябрь догорал. Девушка в фиолетовой курточке и розовом берете раньше и представить себе не могла, как это – не любить Кайла. Но гораздо более странным ей казалось то, что когда-нибудь она, возможно, будет испытывать отвращение к нему. Отвращение к Кайлу. У девочки, которая бы ни за что не поверила взрослой Венди Тестабургер, если бы та сказала, что девочка однажды окажется у него дома и будет сильно жалеть об этом. Это... Как? Кайл стал вдруг таким... чужим.