Глава 24
14 ноября 2014 г. в 21:02
Весть о том, что сделал Поликрат Самосский, вдруг возымевший любовное расположение к коринфскому царевичу, скоро достигла не только Хут-Ка-Птах и Саиса, но и отдаленных уголков страны.
Самосский тиран неожиданно объединился с персами против египтян – дав Камбису в помощь флот, какого не было не только у Кирова наследника, но и у его греческих соперников; а египтяне о таком и не мечтали. Уджагорресент, начальник царских кораблей, не отправлял суда в помощь Поликрату, препоручив это дело своим заместителям в столице: Уджагорресент был занят куда более важными вещами.
Казначей бога, хотя и не знал тогда об измене бывшего союзника фараона, понимал, что эта военная поддержка знаменитому греческому пирату пропадет, как Нил, вливающийся в Великое Зеленое море*. Уджагорресент знал, что Поликрат легко превращает врагов в друзей; Амасис же тешил себя напоследок призраками былого союзничества и верности.
Маат еще жила в Та-Кемет – и, как было всегда, ее хранителями часто выступали те, кого непосвященные охаивали: так слепые и неблагодарные миряне хулят жрецов. Уджагорресент знал, что говорят о нем самом в Мемфисе, особенно солдаты и матросы, и возложил свои надежды на священный Саис. Царский казначей надеялся, что эллинке царевны Нитетис удалось унять своих греческих дикарей, которым тупая заносчивость, свойственная ее народу, не позволит сдаться персам без сопротивления. И это в то время, как другие малые народы, устрашившись азиатских полчищ, сами накладывали на себя дань и посылали подарки Камбису!
Уджагорресент давно возненавидел кичливого и речистого брата полюбившейся Нитетис чужестранки - этого осквернителя Маат, который со своим любовником был способен зажечь остальных греков в войске его величества. И им станет даже безразлично, что они сражаются на чужой земле! Такой это народ: в них куда меньше страха смерти, чем в людях Та-Кемет, и земля не пристает к их ногам!
Как жрец высокой степени посвящения, Уджагорресент прекрасно понимал, что это не столько природная храбрость экуеша, сколько их дикарское невежество и недомыслие.
Царский казначей, пока было возможно, отстранил от службы всех греков, в ком видел полководческий дар. Он нимало не боялся, что это ухудшит положение страны: положение Та-Кемет уже мало чем уже можно было ухудшить.
И едва ли у персов найдутся лучшие греческие наемники, чем у фараона! У персов в войске нет никакого порядка, и берут они, как известно, натиском и числом, наваливаясь всем скопом; а таким образом теряются все преимущества, даваемые дисциплиной. Сторонник Априя, и сам в какой-то степени эллинофил, военачальник Уджагорресент знал, что такое греческая фаланга, - египетская пехота тоже издревле, сражаясь как единое целое, била как таран и защищалась слаженно. Пусть в воинах Та-Кемет и не было больше того огня, что в древние времена богов, но их боевой порядок был по-прежнему нерушим, как священный порядок жизни страны.
Когда же Камбис со своими новыми мощными кораблями будет здесь?.. Полгода, еще меньше – сколько осталось?
Из Азии прибыли новые осведомители, подтвердившие, что в Пасаргадах идут военные сборы; но никто из соглядатаев не мог судить, когда Камбису ударит в голову выступить в поход. Египтяне и греки, видевшие его, говорили об этом молодом Ахемениде разное: многие свидетельствовали, что Камбис продолжает политику Кира, бывшего "благодетельным отцом" как своему народу, так и покоренным, - но все подтверждали дикость и непредсказуемость Камбисова нрава.
Чего стоила только одна его женитьба на собственной сестре, Атоссе, что до сих пор было неслыханном делом в Персии, даже среди царей и жрецов! В Та-Кемет браки между близкими родственниками в царской семье были извечным, освященным самим Амоном обычаем, препятствовавшим разжижению божественной крови и способствовавшим укреплению престолонаследия. Но ведь у персов не было заведено обожествления правителей, и поступок Камбиса шел только от его дикости.*
Впрочем, даже дикость у азиатов подчинялась общественности, и каждый перс умел подчинять себя целому. Камбис перед женитьбой на сестре испросил разрешения у совета мудрых, хотя знал, что поступок его беззаконен…
Греки – те, если творили беззаконие, не спрашивали ничьего разрешения. Они всегда будут необузданнее и опаснее персов.
Уджагорресент весьма надеялся, что матерь богов Нейт смягчит сердце Камбиса и наполнит его смирением. Как Нейт смиряла уже многих дикарей, познавших ее величие и благодать.
Бедная Нитетис уже знала, кому ее предназначают в жены и царицы, - что ж, Уджагорресент сделает все, чтобы этот брак оказался благоприятен для нее и для всей Черной Земли. Пусть Камбис вымещает свой нрав на азиатках, сестры они ему или нет. Дочь Априя и будущая мать богов на троне не может подвергнуться и не подвергнется подобному обращению!
А что до других его цариц, персиянки останутся в Персии – или, если даже Камбису взбредет на ум потащить свою семью и гарем с собой, здесь их до власти никто не допустит. Женщины правят и устанавливают свою власть иначе, нежели мужчины, - жрец Нейт и воспитатель Нитетис очень хорошо это знал.
Уджагорресент помнил, как ему, еще молодому князю, не успевшему добиться при дворе многого, вынесли из храма богини девочку, завернутую в тончайший лен: это дитя было словно рождено самой Нейт без смертного или божественного мужа.
Уджагорресент замер в благоговении; а старые жрецы подали ему ребенка со словами:
- Это твоя маленькая богиня, семер. Береги ее.
Приложившись поцелуем к нежной ручке царской дочери, Уджагорресент поклялся себе, что добьется больших почестей и титулов, чем Сенмут, воспитатель дочери божественной Хатшепсут. Сенмут был великим зодчим, построившим своей властительнице прекраснейший из храмов, – что ж, разве Уджагорресент не строит и не укрепляет здание государства?*
Время ныне почти забытой Хатшепсут, как и время Эхнатона, - то были годы славы Амона и Та-Кемет, когда великие царицы этой земли затмевали многих чужеземных царьков, а тем паче азиатских, которых было не перечесть. Так пусть же слава Та-Кемет возродится в Нитетис, пусть и ненадолго!
Нитетис с рождения воспитывали жрецы великой богини, и Уджагорресент так доподлинно и не узнал, кем она приходится давно мертвому Априю. Ясно было одно: она старому фараону не дочь. Добиться прямого ответа от жрецов Уджагорресент не смог, даже сам получив посвящение в сан служителя Нейт. Но когда он приходил к малютке, нередко заставал ее играющей со стариком в белом платье и с царской цепью на груди, который, устав бегать с ней по садовым дорожкам и ловить мяч, брошенный неловкими детскими руками, развлекал Нитетис сказками – не только про богов и великих Та-Кемет, но и про богов иных земель. Он и познакомил Нитетис с героями Эллады.
Жрецы сказали, что это брат Априя, рожденный от наложницы.
Уджагорресент, даже при своем небольшом еще жизненном опыте, прекрасно понимал, что служители Нейт взлелеяли маленькую царевну в колыбели, сплетенной из всевозможных лжей. Позже, когда ее пестун умрет, Нитетис будет звать этого старика отцом – отца она никогда не видела, несчастное дитя…
Несмотря ни на что – а может, именно благодаря тому, что он узнал о Нитетис, Уджагорресент уверовал в высокое предназначение девочки и вместе со всеми воспитывал и укреплял в ней сознание своей царственности. Царский семер навещал Нитетис в Саисе и привозил ей подарки, и девочка любила его почти как доброго дядюшку… Уджагорресент и был для нее добрым дядюшкой, пока это дитя не подросло и они не взглянули друг на друга новыми глазами.
Женщины, если их правильно растить, созревают гораздо быстрее мужчин – хотя и старятся, увы, гораздо быстрее. Но его прекрасная Нитетис успеет исполнить свое предназначение, прежде чем увянуть.
Узнав, что Амасис, осознав положение страны, обратился за утешением и советом к эллинскому философу, Уджагорресент, покинув Саис, опять отправился в Мемфис - поддержать своего фараона. Бедный старый бог, думал царский казначей. Как это тяжело – сознавать, что твои дни сочтены, как и дни той Та-Кемет, которую ты всю жизнь хранил и любил!
***
Филомен понял, что на Египет идет Камбис, как только друг передал ему свой разговор с Поликсеной.
- Что мы будем делать? – спросил Тимей, глядя на притихшего филэ. Видя, как принял слова Поликсены брат, Тимей исполнился еще большего невольного почтения и к Нейт, и к самой Поликсене.
- Ты не уедешь домой? По-моему, самое время подумать об этом, - сказал в ответ Филомен.
Тимей вознегодовал.
- Как ты можешь так говорить!
А если Филомен счел, что отношения, связывавшие их с юности, уже неприличны им – двоим мужам, отрастившим бороды? Но даже если так, разве может Тимей бросить любимого друга на произвол варваров?
Филомен вдруг засмеялся, притронувшись к густой, как у перса, бороде. Он аккуратно подстригал ее, но сбривать больше не думал.
- Как это забавно, милый друг! Я никогда и помыслить не мог, что греки пойдут против греков, сражаясь за двух враждующих восточных царей!
Потом коринфский царевич закрыл лицо руками и прошептал:
- Я благодарен сестре, что избавила меня от этого братоубийства… Я знаю, что многим нашим наемникам уже безразлично, против кого и с кем драться. Ничего хуже для эллина и быть не может!
Тимей приобнял его.
- Как же ты будешь потом? Ведь тебе придется… - Тимей поперхнулся в кулак, - снова служить, если ты останешься в живых! И если все же не решишься уехать!
- Бежать мне уже поздно, - откликнулся Филомен.
Он глубоко вздохнул, такой же черный и оливково-смуглый, как любой азиат.
- Что ж, быть может, я и вернусь на службу к фараону Египта, кто бы им ни стал после смерти дряхлого царя! Погибать, сражаясь за египтян, как наши несчастные товарищи, я не намерен, - засмеялся коринфянин.
Тимей обхватил его лицо ладонями и заглянул в глаза.
- А ты не боишься, Филомен, что потом персы двинутся на Грецию?
- Безусловно, когда-нибудь это случится, если персы создадут и укрепят свою империю, а мы не объединимся, прекратив свои раздоры, - легко согласился Филомен: хотя его темные глаза сузились при этих словах. – Но Египет не азиатская земля! Это земля, которая управляется законами, недоступными пониманию персов, так же, как наших заезжих людей! И удержание под своей властью многих враждебных друг другу стран неизбежно ослабит Камбиса, рассеяв его силы, нужные для новых завоеваний. А Египет на Элладу не пойдет… кончились его времена!
Тимей восхищенно смотрел на друга и думал – кем тот мог бы стать, если так рассуждает уже в двадцать один год! Филомен мог бы сделаться великим полководцем… если бы так судила ему Ананке.
- Я буду с тобой, что бы ни случилось, - скрепил Тимей, сжав обеими руками смуглую руку Филомена.
Коринфский царевич улыбнулся с нежностью.
- Я знаю, филэ, - сказал он.
* Так египтяне называли Красное море.
* История женитьбы Камбиса поочередно на старшей и младшей своих сестрах, Атоссе и Роксане, существует в изложении Геродота, как и история его сватовства к Нитетис. Геродот утверждает, что младшая из сестер и жен персидского царя, Роксана, сопровождала его в Египет и была убита Камбисом в порыве ярости, зато старшая пережила ее и Камбиса и, благодаря интригам, в борьбе за власть, вступила в новый брак с другим потомком Ахеменидов.
Также кровосмесительные браки долгое время существовали в зороастрийских общинах – возможно, вначале этот обычай способствовал укреплению новой религии, поскольку ее последователей было мало.
* Сенмут, приближенный и возлюбленный царицы Хатшепсут, действительно воспитывал ее дочь Неферу-Ра: имеется скульптурное изображение девочки вместе со знаменитым зодчим. Сама же Хатшепсут, чье правление было очень благодетельно для страны, особенно известна тем, что, в отличие от других цариц Египта, официально приказала именовать себя фараоном и говорить о себе в мужском роде.