Глава 148
21 января 2017 г. в 23:31
Миновала осень, наступила зима - дождливая и ветреная. Поликсена, отвыкнув от холода, сильно простудилась: она закрылась в своей комнате, не пуская к себе даже сына, чтобы тот не заразил Эльпиду. Хотя невестка в конце концов заболела тоже.
Поликсена, которая пролежала два дня в сильном жару, быстро встала на ноги и сама ухаживала за Эльпидой, давая ей пить и кормя медом с ложки. Никострат, конечно, был благодарен... но теперь втайне чуть ли не ревновал Эльпиду. Коринфянка знала, что мужчины всегда подозрительно относятся к женской дружбе; к тому же, Никострат слишком хорошо помнил об увлечениях молодости Поликсены. Он никогда не упрекнул бы мать в чем-нибудь порочном, подразумевая свою жену; но все же...
Эльпида поправлялась дольше Поликсены, и еще какое-то время была слаба. Никострат не заболел - это принесло ему удовлетворение; и молодой воин, возможно, ощущая некоторую вину перед женой, стал особенно внимателен к ней.
А Поликсена, поправившись, высказала неожиданную для сына просьбу.
- Я тоже хочу побывать в Спарте, - заявила коринфянка.
Никострат был потрясен.
- Ты? Одна?..
- Нет, не одна, - ответила мать. - Я попрошу проводить меня спартанцев, живущих здесь, которых ты зовешь друзьями.
Никострат взял ее за руку, потом отпустил. Изумление не сходило с его лица.
- Ты все еще считаешь себя царицей? И, думаешь, тебе в Лакедемоне обрадуются?..
- Вероятнее всего, не обрадуются. Но эллины редко позволяют себе обидеть благородную женщину, а спартанцы тем более, - сказала Поликсена. - А на первый твой вопрос отвечу - да, считаю. Привыкнув отвечать за тысячи судеб, об этом никогда не забудешь... и не сложишь с себя, поверь мне.
Сын опустил голову и некоторое время молчал.
- Ты хочешь говорить с ними о Дарии? Сделать то, что не удалось мне? - наконец глухо спросил он. - Ты думаешь, что...
- Я полагаю, что пора мне показаться в том краю, где родился мой первый муж и где служил первый сын, и поблагодарить спартанцев за спасение моей жизни, - ответила Поликсена, пристально глядя на него снизу вверх. - И я сама давно хотела познакомиться с Адметой. Помнится, она просила за меня афинян!
- Женщины... сколько женщин в действительности правит нами, - Никострат усмехнулся, покачав головой. - Но я не возражаю, матушка: ты хорошо сказала.
Он прибавил:
- Я отвез бы тебя сам, но мне сейчас нельзя отлучаться.
Поликсена коснулась его щеки.
- Ты все делаешь правильно... надеюсь, как и я.
А потом сказала:
- Одолжи-ка мне своего фессалийского коня. Не на телеге же я въеду в Лакедемон.
Никострат медленно кивнул; в его глазах появилось восхищение.
- Одолжу.
У Поликсены сохранился единственный персидский наряд для верховой езды; она надела только азиатские шерстяные штаны и сапоги, плащ и длинный хитон оставив греческие. Хитон - ионический, с рукавами на застежках, - разрезала по бокам, для удобства посадки.
Никострат убедил спартанских воинов сопровождать свою мать: те из них, кто бывал в Коринфе и других греческих областях, отличались большей любознательностью и терпимостью к чужим обычаям.
Царица успела отвыкнуть от лошадей - и несколько дней в защищенном от чужих глаз перистиле Эльпиды вспоминала, как ездить верхом; поначалу все тело жаловалось и спалось ей плохо, но вернуть былую крепость и гибкость мышцам оказалось не так трудно. И Никострат, и Эльпида, которая выходила и садилась во дворе на поленницу, подолгу наблюдали за этими упражнениями.
Однако, пока она не покинула Коринфа, Поликсене пришлось сесть на телегу, прикрыв свою персидскую одежду.
В тот день, на который был назначен отъезд, пошел снег, повалив мокрыми хлопьями. Мерзнувшие у ворот стражники выпустили царицу и ее спутников из города, может быть, присмотревшись к ним чуть внимательнее, чем к другим... но женщина в телеге не удивила их, и спартанцев никто не задержал.
Потом коринфянка пересела на коня. Они двигались гораздо быстрее, чем полгода с лишним назад Никострат и его невеста; без устали рысившие рядом с Поликсеной пешие спартанцы, на которых поверх льняных хитонов были только алые плащи, в конце концов начали одобрительно поглядывать на свою спутницу, хотя с ней не разговаривали. Когда остановились на привал, она обратилась к ним первая:
- И почему вы не садитесь верхом? Бежите вы отлично!
- Потому и не садимся, - откликнулся один из лаконцев. - Лошади для тех, кто слабее нас!
"К тому же, Спарта не может прокормить столько лошадей, чтобы выставлять много всадников, а в битве с азиатскими ордами посреди своих гор кони преимущества им не дадут", - подумала Поликсена.
Спарта встретила ее заснеженной - удивительное зрелище; и вдвойне удивителен был вид могучих мужчин, разгуливавших в такую погоду полуголыми. Мокрый снег тут же таял на их плечах и груди.
Они въехали в город сероватым утром. Поликсена сидела на своем коне выпрямившись и старалась осматриваться не спеша; но сердце у нее билось так, как тогда, когда она приняла свой первый бой в Милете. Спартанцы провожали гостью взглядами, и она слышала перешептывания за спиной...
За ее спиной шептались и в Коринфе - да, да, слухи об ионийской царице скоро разошлись; и не могло быть иначе. Поликсена покидала дом Эльпиды нечасто: хотя открытого насилия, как в Египте, она не боялась. Однако теперь ей требовалось упрочить свою защиту. И не только свою.
Адмета, встречая ее, уже стояла в своем портике, сложив руки на груди и прислонившись плечом к колонне; легко одетая, как и мужи. Она улыбалась гостье, хотя глаза ее - нет.
- Слухи о тебе тебя опережают, - сказала спартанка.
Поликсена спешилась - и две женщины некоторое время смотрели друг другу в глаза. Потом коринфянка склонила голову.
- Я приехала поблагодарить тебя, госпожа, за моего сына... и за твоего.
Адмета кивнула; ее губы дрогнули, но больше не улыбнулись.
- Войди и обогрейся. Мой муж тоже дома.
Поликсена вошла, с облегчением сбросив промокший плащ на руки служанке. В ойкосе пылал очаг, и она шагнула в комнату, протягивая руки к огню... но тут увидела Эвримаха, хозяина дома. Поликсена воззрилась на светловолосого спартанца, ощущая себя очень неловко... потом кивнула ему, и Эвримах поклонился.
- Тебе к лицу эти штаны, - заметил он ровным голосом.
Поликсена вспомнила о своей одежде и покраснела.
- Я надела их, чтобы сесть верхом.
Потом она присела к очагу, ощущая, что ее приняли в этом доме. Адмета распорядилась принести гостье вина. Сама спартанка и ее супруг сели немного поодаль: они не спускали с бывшей царицы глаз, но разговора ни один из двоих не начинал.
Глотнув вина, Поликсена сама поняла, что говорить. Она взглянула на Адмету.
- А еще я пришла рассказать тебе, как твой сын жил и погиб на чужбине.
Снова на лице Адметы мелькнула улыбка, которая тут же исчезла.
- Ну так рассказывай, царица Ионии.
Поликсена поведала - историю Кенея, и многое другое, кроме этого; заслушавшиеся спартанцы ни разу не перебили ее. Потом в ойкосе наступила долгая тишина, в которой слышалось лишь потрескивание пламени.
Коринфянка некоторое время смотрела в огонь: это молитвенное созерцание всегда обновляло ее силы. Затем она вновь посмотрела на Адмету.
- Никострат мне сказал, что ты продала свою колесницу. Очень жаль.
- Жаль, - спартанка кивнула. Теперь на ее лице отразились чувства, роднившие ее с Поликсеной. - Но больше я не могла на ней кататься.
Почему, Адмета не сказала.
Поликсена улыбнулась; потом поднялась.
- Я привезла вам маленькие подарки.
Собственно говоря, подарки были для Адметы. Все же украшения лакедемонянка носила, хотя и редко. А еще Поликсена привезла вкусной снеди, какой здесь не пробовали.
Адмета надела серебряные серьги и такое же ожерелье с бирюзой, и улыбнулась с настоящим удовольствием - лучшим зеркалом ей стало лицо мужа.
А копчености и сладости, привезенные гостьей, сразу выставили на стол для нее же. Однако Поликсена была рада, что хозяева разделили с ней эту трапезу, хотя бы из вежливости.
Она провела в Спарте весь этот день - Адмета и Эвримах немного показали ей город; больше гостья ни с кем не поговорила. Однако она знала, что сделала уже много.
Поликсена переночевала в доме Адметы, а утром собралась в обратный путь.
Ее сопровождали те же спартанцы - трудно было бы найти лучшую охрану. Поликсена скоро устала от скачки по ухабистой слякотной дороге - все же она недавно болела, и еще не привыкла к зиме. Когда они въезжали в Коринф и пришлось спешиться, царица вздохнула с большим облегчением.
- Пройдусь пешком до дома.
Она шла, почти не замечая улиц и людей, наслаждаясь сознанием сделанного. И тут внезапно услышала свист, а потом крик мальчишки:
- Персидская шлюха!
Вздрогнув, коринфянка с расширенными от ярости глазами обернулась на этот голос; один из ее воинов бросился за малолетним оскорбителем, но тот уже юркнул в проулок.
- Дариева подстилка! - раздалось из-за другого угла; а потом невидимые дети хором засмеялись. - Радуйся, великая царица! - глумливо выкрикнул тот же мальчишка. В следующий миг в лоб Поликсене попал брошенный булыжник, и боль расколола мир напополам.
Падая, Поликсена вскинула руки к лицу; горячая кровь заливала ей глаза, текла на шею, и ее охватил ужас смерти. Царица успела ощутить, как один из спартанцев подхватил ее; а остальные сгрудились вокруг нее, заслонив своими телами. Потом мир померк.
Коринфянка очнулась, лежа в своей постели в доме Эльпиды; голову ее охватывала тугая повязка. Она попыталась приподняться и тут же упала обратно, простонав от чудовищной боли. Ее затошнило, и она закрыла глаза, стараясь не шевелиться.
- У нас есть маковая настойка, - произнес рядом голос Никострата.
Поликсена с трудом повернула голову: в глазах мутилось, но она разглядела сына.
- Ты поистине знаменита, мать, - угрюмо усмехнулся он. - А еще ты счастлива - врач сказал, что тебе едва не раскроили череп.
Потом Никострат взял ее руку и прижал к своей колючей щеке.
- Что же нам делать, - прошептал он.
Поликсена опустила веки.
- С Эльпидой... все хорошо?
Каждое слово отдавалось в голове новым булыжником.
- Да, - ответил Никострат дрогнувшим голосом. - Но она так испугалась за тебя... мы оба!
Поликсена некоторое время молчала, дожидаясь, пока боль немного отступит. А потом произнесла шепотом:
- Я уеду в деревню, на нашу землю. Никого... уже не наказать, - коринфянка попыталась снова повернуть голову к сыну, но шея одеревенела.
Больше она не могла думать, только попросила:
- Дай мне твоей сонной настойки.
- Вот, выпей, - Никострат приподнял ее затылок, очень осторожно; но боль охватила голову обручем. К губам царицы прижался кубок.
Стараясь не застонать, Поликсена сделала несколько больших глотков и простерлась на ложе. Скоро она ощутила, как наплывает благословенное забытье.
На другой день, когда Поликсена смогла вставать с постели, она приказала начинать сборы: Никострат не оспорил ее решения, сочтя его лучшим. Мелос, который навестил царицу в большом беспокойстве, вызвался отвезти ее.
- Еще двое из наших спартанцев тебя проводят. Я договорился, - сказал он.
Поликсена улыбнулась, ощущая, как огненный венец опять сжимает лоб и виски.
- Я вовремя съездила в Лакедемон... правда?
Ее взгляд остановился на Эльпиде, которая уже некоторое время стояла рядом, неслышно утирая слезы.
- Я вернусь до твоих родов, обещаю.
Никострат выступил вперед. Он ободряюще посмотрел на супругу, потом на Поликсену.
- Думаю, к этому времени все утихнет.
Никострат проводил мать верхом - она сидела в повозке с перевязанной головой; и понимала, что теперь едва ли не все встречные горожане узнают в ней ту, кто она есть. Однако враждебности царица не ощущала - лишь настороженность и любопытство, сгустившееся в воздухе. А стражники у ворот, к изумлению Поликсены, приветствовали ее поклонами.
Как удивительна мирская слава, и не знаешь, когда она обласкает, а когда вызверится!
Поликсена прожила в усадьбе, с несколькими работниками, целый месяц; сын часто навещал ее, но в остальное время она радовалась уединению. А когда запахло весной, за нею приехал Мелос.
- Мы зовем тебя домой, царица, - сказал иониец.
- Эльпида еще не... - начала Поликсена.
- Нет, но уже совсем недолго, - ответил Мелос.